По окопам!

Две деревенские семьи используют в своей войне любое оружие — от ножей и ухватов до милиции и суда

У этой истории нет морали. Она любопытна в качестве образца, как на ровном месте можно развернуть настоящие боевые действия в отдельно взятой деревне. Соседские отношения семей Прус и Коробкиных из села Большая Людвиновка Светлогорского района — муторная эпопея из скандалов, драк и судов. Длится это уже лет 6. Примечательно, что «в окопах» с обеих сторон сидят вполне приличные с виду люди.

Для постороннего копаться в таком кипучем вареве себе дороже — можешь остаться крайним. Да и противно. Обычно подобный мусор из избы выносить не принято, соседская склока — дело личное. Если все же «мусор» в избе не помещается, то незавидная привилегия разгребать его достается участковому милиционеру да районному суду. И случись им стать на одну из сторон (а решение–то выносить надо) — вторая тут же выдвигает обвинения в коррупции. Не факт, что эти обвинения беспочвенны. Осталось доказать.

Особый случай, когда один из участников конфликта, действуя преимущественно в состоянии аффекта, решает–таки придать делу общественный резонанс. Считается, что тысячам читателей любопытно узнать о «коварстве» соседа А. при потворстве суда, милиции, прокуратуры, КГБ и т.д. В свою очередь сосед А. старается, чтобы читатели непременно были посвящены и в хитросплетения грязной игры, которую ведет сосед Б. Каждый изображает себя безвинно пострадавшим, а оппонента — агрессором и супостатом.

Пенсионерка Рамиза Прус первый раз позвонила в гомельский корпункт «СБ» с полгода назад. Плакала, рассказала, как ее донимают соседи из дома напротив, как втроем ворвались к ней и избили, как травят собакой, как соседка постоянно выкрикивает ругательства, наносит оскорбления «на национальной почве» (Рамиза — татарка), более того, жертву делают во всем виноватой. С тех пор женщина звонила периодически, рассказывала о новых злодеяниях соседей. Призналась, что и сама была осуждена за побои, нанесенные соседке, — та, дескать, просто довела беспричинными оскорблениями и ругательствами. На вопрос, как газета может способствовать урегулированию прискорбной бытовой склоки, меня поправили — никакая не бытовая. Во–первых — на национальной почве, во–вторых — при попустительстве милиции, в–третьих — суд почему–то выносит решения в пользу обидчиков и не замечает, как свидетели клевещут из мести (когда–то Прус жаловалась на них в милицию). Как доказательство женщина прислала стопку документов — переписку с прокуратурой и милицией, судебные решения, собственные жалобы.

В конце концов, оценить, насколько перспективны доводы, которые приводит Рамиза Прус, я попросил профессионалов из областного управления по борьбе с оргпреступностью и коррупцией. Там, однако, после прочтения бумаг доказуемых случаев коррупции не усмотрели...

Несколько месяцев сведений из Большой Людвиновки не поступало, и я думал, что конфликт исчерпал себя. Не тут–то было — опять позвонила Рамиза Гумеровна. Оказывается, все это время жизнь в деревне била ключом. Со слов женщины, мужа посадили в тюрьму, сына на днях тоже увезли милиционеры, она, само собой, отправилась в Светлогорск вызволять, а когда ничего не добилась, от расстройства «распорола себе живот». Подробности я выяснял уже на месте.

Рамиза Гумеровна с зашитым животом сидела дома. Рассказала, что воткнула в себя нож да и сидела тихо на стульчике в Светлогорском ОВД. Неладное заметил один из милиционеров. Вытащили нож, вызвали «скорую». Из больницы Рамиза Прус сбежала после того, как наложили швы на пятисантиметровый разрез. А через несколько дней в местной газете вышла заметка: в Большой Людвиновке сын порезал мать ножом по шее. Имена, конечно, не указаны. Местные теряются в догадках — никого вроде в те дни не резали, а по ситуации выходит, что речь в газете о Рамизе и ее сыне. Только он в тот день уже в камере сидел, да и не в его привычках на мать бросаться...

В день моего визита конфронтация как раз вышла на очередной виток — Коробкины опять обратились в суд с заявлением об избиении. По этому делу и забрали сына Рамизы — преуспевающий компьютерщик подозревается в том, что украл у соседей топор и угрожал им хозяевам. Отец семейства получил два месяца ареста за другой эпизод — телесные повреждения, нанесенные соседке. Вряд ли бывший руководитель одной из авторитетных организаций района, интеллигентный, непьющий и даже некурящий человек, мог предположить, что, выйдя на пенсию, сядет по «хулиганской» статье...

Очевидно, чтобы возникли уголовные формулировки, противоречия между сторонами должны быть глубокими и неразрешимыми. Так и есть. В деревне общественное стадо пасут по очереди. Когда подходит очередь Коробкиных — Прусы оставляют своих четырех коров дома (Рамиза Гумеровна убеждена, что животных в поле соседи обижают). Когда же пасут Прусы, то они не пускают в стадо корову Коробкиных. К этим дням готовятся обе стороны. Специально даже приглашают родственников. Прусы блокируют калитку, за которой томится корова Коробкиных. Те в свою очередь стараются прорвать блокаду. Бедное животное, глядя на этот цирк из–за забора, не знает, что и подумать...

Это, впрочем, только один из поводов.

— Тут драму–роман надо писать, а не статью, — листает свою медкарту Елена Коробкина. — Семь раз они меня избивали, душили, о землю били — на поле, в хлеву, во дворе... А сколько раз Рамиза по соткам гоняла, плевалась... В суде угрожала, что убьет. И, главное, непонятно, за что, — я ведь не краду у нее, не обзываюсь.

Все «разы» у Елены Дмитриевны выписаны для памяти на листочек — как и у Рамизы Гумеровны. У обеих существует своя версия каждого эпизода. По словам Рамизы Прус, сосед Коробкин сам регулярно бьет своих домашних, после чего они аккуратно протоколируют синяки, переломы и сотрясения и заявляют, что их изувечила Прус. Когда свидетели в суде подтверждают слова Елены Дмитриевны, Рамиза Гумеровна утверждает, что они подкуплены или запуганы, а суд не замечает явных нестыковок в показаниях. И вообще, мол, у Коробкиных родственники то ли в суде, то ли в милиции. От журналиста в данном случае требуется немного — опровергнуть пару–тройку приговоров.

У меня нет оснований не верить Прусам. Так же, как и Коробкиным. При этом ясно, что кто–то из них самозабвенно врет. Тем более прискорбно положение того, кто говорит правду.

— Тут черт ногу сломит, кто прав, кто виноват, — сказал местный старожил Александр Архипович Бакунчик. — Пожили бы вы у нас с месяц, плюнули бы — гори оно гаром. Они нормальные, в общем, люди, а вот не могут ужиться.

В милиции опасаются и тех, и других. Заместитель начальника Светлогорского РОВД Петр Зыкун сразу предупредил:

— Вы осторожнее, потом не отмоетесь. Они и на вас напишут Президенту, и на меня, если что–то скажу... Конечно, мы их убеждаем, проводим работу.

Похоже, убеждать бесполезно. Феномен Коробкиных — Прус — компетенция уже скорее психологов или медиков, чем милиционеров. Умение создать вокруг пустой склоки такой ажиотаж с вовлечением множества людей и организаций — явление уникальное. Благо сторонам пока не удалось рассадить по окопам всю Большую Людвиновку.