Пиратизация прихватизации

Феномен рейдерства в современной России Наверное, всем памятны слова президента Путина о том, что итоги приватизации 90-х годов в нашей стране пересматриваться не будут. Эту судьбоносную фразу он впервые произнес, кажется, на встрече с представителями «большого бизнеса» 28 июля 2000 года, и с тех пор она повторялась настолько часто, что ее можно считать одним из главных лозунгов путинской эпохи.

Тогда, кстати, «председатель правления компании «ЮКОС» Михаил Ходорковский, оценивая результаты встречи, заявил, что политический риск для инвесторов после беседы с президентом уменьшился». Через три с лишним года, в разгар знаменитого «дела ЮКОСа», выступая перед членами Торгово-промышленной палаты, президент добавил, что пересмотр итогов приватизации все-таки возможен – в тех случаях, когда в процессе приобретения собственности были нарушены законы. Но в процессе приватизации по-российски такие «случаи» были не просто массовой и повсеместной практикой – вся приватизация, по сути, проходила вне какого-либо правового поля, отчего и получила всем понятное второе название – «прихватизация». И все попытки создать такую базу «задним числом» к успеху не привели: согласно общему юридическому принципу, «закон обратной силы не имеет».
Поэтому сложившийся в сфере собственности статус-кво государство молчаливо обязалось в целом соблюдать («передела собственности не будет»), оставив за собой право выборочно и с соблюдением 10-летнего «срока давности» отдельные «случаи» все же пересматривать. Как это случилось с тем же ЮКОСом, возомнившим себя чем-то вроде «государства в государстве». «Большой бизнес» соответствующий сигнал из Кремля понял и принял – тем более что благодаря американским «неоконсерваторам» уже с 2001 года в Россию хлынули такие «нефтедолларовые» потоки, которые вопрос о взаимодействии «злата и булата» внутри нашей страны перевели совсем в другую плоскость. 
Поэтому «дело ЮКОСа» осталось своего рода исключением, только подтверждающим общее правило, согласно которому все-таки не экономика определяет политику, а совсем даже наоборот. Зато в сфере, не касающейся заоблачных отношений «олигархов» с Кремлем, а лежащей чуть пониже, за последние годы случились сотни, если не тысячи «микроюкосов», и, судя по всему, эта волна только набирает силу. Имя ей – рейдерство.
О том, как выглядит экономическое рейдерство в современных российских условиях, можно узнать из множества источников, от газетных статей до телепередач и книг-монографий. Но они, как правило, «за деревьями не видят леса» – то есть посвящены каким-то конкретным конфликтным ситуациям на почве рейдерства и не затрагивают социально-правовые основы этого феномена.
А не вдаваясь в эти основы, очень трудно бывает понять, почему на Западе функции рейдера выполняет прежде всего «профессиональный акционер-миноритарий», «гринмейлер» или такой же «профи» по «слияниям-поглощениям», а у нас… Вот одно из типичных описаний рейдерских атак (место действия по понятным причинам опускаем – чтобы даже косвенно не «встроиться» в конкретную ситуацию): «На заре миллениума… ощутили рейдерский прессинг в виде стандартных для того времени попыток силового захвата неизвестными в масках и с автоматами. Работникам… удалось отбиться от вооруженных захватчиков, но за грубой силой последовали сотни проверок… разномастными госорганами. А с прошлого года завод переживает третью волну рейдерской активности: предприятию мешают работать бесконечные судебные иски, многие из которых поступают от фиктивных акционеров, а также сомнительные налоговые претензии».
Из этого «малого джентльменского набора российского рейдера» совершенно четко следует, что наше «рейдерство» связано прежде всего с интересами властных структур местного (и, наверное, выше) уровня, – в противном случае ни «сотен проверок», ни «бесконечных судебных исков», ни «сомнительных налоговых претензий» просто не могло возникнуть «по законам природы». Отсюда следует, что представлять феномен рейдерства так, как это делают многие патентованные эксперты: самодеятельностью уволенных олигархическими группами за дальнейшей ненадобностью «высококвалифицированных юристов, экономистов и политтехнологов», которые «не захотели переквалифицироваться  в управдомы» и «стали сбиваться в рейдерские стаи», – слишком односторонний, чтобы не сказать ангажированный, взгляд на ситуацию. Тем более что власти, согласно этой концепции, все более активно противостоят рейдерской практике: «После создания в мэрии управления (имярек), которое обеспечило раннее оповещение правоохранительных органов об угрозе рейдерской атаки и ужесточении борьбы с коррупцией среди чиновников, за два года рейд упал в городе в разы». Самое смешное, что «профессиональное сообщество рейдеров» (неужели оно существует официально как зарегистрированная общественная организация?!) активно поддерживает подобные мифы о себе, любимых. Как говорится, если звезды зажигают – значит, это кому-нибудь нужно…
Базовый, хотя и негласный, принцип рейдерства: «Его бизнес так же легко отобрать, как он в свое время отобрал его у других» – недалеко ушел от знаменитого «Грабь награбленное!». И, по сути, опирается на полное равнодушие всего «постсоветского» общества – не только в России – к вопросам формальной собственности. Если людей столько лет убеждали, словом и делом, и в конце концов убедили, что бывшая государственная и общественная собственность – это собственность «ничейная», а уж им лично никоим образом не принадлежит, то тогда кому какая разница, кто и как ее будет делить дальше? Подумаешь, «вор у вора дубинку украл», нас это не касается…
А непрозрачная структура российской собственности («даже под пыткой не скажут, чем же на самом деле владеют»), чрезвычайно низкая формальная капитализация российских предприятий («недооцененность активов») и коррумпированность чиновничества снизу доверху – лишь неизбежные социальные производные от этого идейного аргумента. Если же принять широко распространенный на Западе тезис о том, что демократия – это прежде всего власть собственников, то социальная база российской «суверенной демократии» оказывается не просто чрезвычайно узкой, но еще и в высшей мере нестабильной, неустойчивой. И максима «итоги приватизации пересмотру не подлежат» обеспечивает только «пиратизацию приватизации», но ни в коей мере не является фундаментом поступательного и системного развития страны.
Другое дело, что тем самым де-факто создается «прецедентная база» для безбоязненного прихода в отечественную экономику крупного иностранного капитала, снижаются риски последующих перепродаж. Поэтому в самом общем смысле, наверное, стоит рассматривать феномен рейдерства как своего рода «предпродажную подготовку» накануне вступления России в ВТО…

 

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter