В первые дни июля 1944 года по нашей деревне со скоростью молнии разнеслась радостная весть: наши наступают. И мы, мальчишки, поудобнее устроившись, взяли под наблюдение дорогу, ведущую в деревню со стороны Докшиц.
К исходу дня, когда лучи заходящего солнца заскользили по верхушкам деревьев, на пыльной дороге показался обоз.
— Наши идут! Наши идут! — стараясь перекричать друг друга, бросились мальчишки оповещать все немногочисленное деревенское население.
Первыми в деревню медленно-медленно въезжали повозки, нагруженные ящиками с боеприпасами. Тяжело сопели покрытые испариной кони. В такт им медленно и устало вслед за повозками шел строй красноармейцев. У каждого через плечо — скатка, автомат или винтовка, у пояса — гранаты.
Вот они поровнялись с нашей хатой.
— Сыночки, родненькие, вернулись! — выбегает навстречу им наша мама.
У нее в руках большая медная кружка, доверху наполненная березовым квасом.
Следом за нашей одна за другой начали распахиваться калитки других дворов. Кто-то с куском хлеба, кто-то с кружкой молока, кто просто холодную воду тащит из колодца — женщины дружно встречают красноармейцев. Бойцы принимали угощения от сельчан, на ходу благодарили их и снова занимали свои места в строю.
Мы тоже собирались уходить, но как только хвост обоза оказался за пределами деревни, по цепи красноармейцев понеслась команда: «Привал!». И снова потянулись из деревни женщины, прихватив с собой различные угощения.
Следом за женщинами побежали и мы, мальчишки. Нам хотелось еще раз получше рассмотреть своих освободителей и рассказать об этом другим. Но стоило мне сделать всего лишь несколько шагов в сторону, как услышал чей-то незнакомый голос:
— Сынок! Иди-ка сюда!
Я подошел к усатому красноармейцу и с удивлением уставился на него. Он стоял и молча долго-долго смотрел мне в глаза. Я отвел взгляд в сторону и хотел рвануть к ребятам. Наконец, он опустился передо мной на колени и тихо спросил:
— Как тебя зовут?
Я ответил.
— Эх, Вася-Василек! Понимаешь, почему я тебя остановил? Когда уходил воевать, малец у меня был точь-в-точь как ты. И звать его так же. Ты уж извини, браток, как увидел тебя, так что-то внутри словно оборвалось.
И он одной рукой так крепко прижал меня к своей груди, что даже звякнули ордена и медали, а другой — достал откуда-то из-за пазухи пилотку и надел ее мне на голову. Даже сквозь звон наград я услышал, как бешено стучит его сердце.
— Кажется, как раз, — первым прервал молчание солдат.
— Спасибо, дядя! — поблагодарил я красноармейца.
— И тебе спасибо, словно сына родного повидал. Расти большой!
На следующий день моя пилотка пошла по кругу мальчишеских голов. Всем хотелось примерить настоящую, с красной звездочкой солдатскую пилотку. Они не скрывали своей зависти и вслух мечтали о таком желанном подарке.
Но общим для всех нас подарком было освобождение от немецко-фашистских оккупантов!
