Этот участок кладбища я посещаю на Радоницу уже полтора десятка лет и знаю окрестные могилы примерно так, как знаешь соседствующий народ в подъезде многоквартирного дома. Одна лишь разница, что обитатели последних квартир не стареют и никуда не переселяются.
Вот лежит Григорий Михайлович — мастер гальванического цеха. Работник вредного производства, он вышел на пенсию в пятьдесят пять лет, а через три месяца умер.
По соседству с ним — ветеран советской торговли Мария Кирилловна. Заведовала она столовой лет до шестидесяти и скончалась на семьдесят восьмом году жизни в широком окружении сыновей, дочек, невесток, зятьев, внуков и правнуков.
Поодаль могила двадцатидвухлетнего Вити, рок–музыканта и диск–жокея районной известности. Прозвище Икар он получил еще при жизни — приняв «дозу», стремился слиться с пространством, а именно: выходил вместо двери в окно. Два раза Витю спасали, а третий его улет — с крыши девятиэтажки — оказался последним.
Но как же некоторые мои земляки умудряются испортить светлый и печальный день поминовения. Вот картина с натуры.
К Марии Кирилловне на Радоницу прибывает полтора десятка человек разновозрастного народу. Мужчины и женщины волокут сумки с закусками и напитками, несут кастрюли с чем–то горяче–мясным, расстилают покрывала. Подростки, не дожидаясь застолья, срывают пробки с бутылей кока–колы, детишки помладше хнычут, чтобы им тоже дали попить. Для полноты картины семейного пикника не хватает только дымящего мангала. Объедки и пустые бутылки будут складывать в полиэтиленовый мешок, который в конце вывернут прямо за ограду кладбища.
К могиле Вити пробираются две–три сутулые фигуры стареющих рокеров. Еды у них почти никакой, а откупоренные бутылки привычно держат в пакетах между коленей. По известному им обычаю включают магнитолу и в память о товарище раз за разом заводят композицию «Отель Калифорния» группы «Иглз».
Последним, как всегда в одиночку,
приезжает Игорь — сын Григория Михайловича. Он по профессии тоже мастер–металлист, но на отцовский завод не пошел и занимается своим делом. Сегодня Игорь обнаруживает, что родная могила завалена соседскими сумками, и молча выставляет их за ограду.
Смутившись, семейство Марии Кирилловны протягивает Игорю стакан водки («От нашего стола — вашему столу»), но он мрачно отказывается: «За рулем». Действительно, у недальней ограды кладбища стоит его пикап — передвижная мастерская.
Игорь раскручивает моток силового кабеля, приносит инструменты. В момент, когда на могиле Марии Кирилловны старшая невестка открывает кастрюлю с горячими котлетами, он включает портативный сварочный аппарат. Треск, дым, брызги раскаленного металла.
От могилы Вити–Икара звучит «Отель Калифорния».
Когда средний сын Марии Кирилловны встает, чтобы произнести тост, Игорь включает углошлифовальную машину. Вой алмазного диска, разрезающего бордюрный камень, перекрывает магнитолу старых рокеров.
На могиле Марии Кирилловны, где вкопан стол, делают вид, что ничего не замечают, что едят и пьют так же плотно и вдумчиво.
Когда Игорь включает краскопульт и начинает покрывать ограду битумным лаком, раздражение соседей выплескивается на собственных детишек, давно просящихся в туалет. Вслед за звучными шлепками над кладбищем разносится их отчаянный рев.
В магнитоле, где «Отель Калифорния», прибавляют громкости.
Напряжение достигает критической отметки, когда отлучавшаяся по надобности младшая невестка не замечает, что соседская ограда свежепокрашена, и впечатывает в нее свой зад в светлом летнем пальто.
Следы битума на приберегавшейся к Радонице обновке выглядят крайне удручающе. Мужчины встают из–за стола, чтобы наконец взять Игоря за грудки.
В двенадцатый раз звучит «Отель Калифорния»...
Ситуацию неожиданно разряжает появление колоритной пары в якобы священнических рясах. Один вопрошает:
— Могилку покропить не желаете?
Это предложение семейство Марии Кирилловны встречает с энтузиазмом. Кто–то из зятьев лихо выщелкивает из бумажника заграничную купюру.
— В память дорогой тещи давай панихиду по полному чину!
Шабашники машут чем-то похожим на кадило, выпевают нечто «божественное», а я пытаюсь вспомнить, где мог прежде видеть выступление этого дуэта. В приходской церкви? Разумеется, нет! Вспоминаю: не в вагоне ли электрички — они тогда пели что-то разухабистое под гармонь и бубен?..
Солнце клонится к закату. Позабывшую про испорченное пальто невестку ведут к машине. Та упирается и пробует голос: «Что стоишь, кача–аясь, тонкая ря–ябина...»
На кладбищенских березах сидят вороны. Под оградой так же терпеливо дожидаются ухода посетителей личности с внешностью бродяг.
Вороны будут расклевывать оставленные на могилах пасхальные яйца. Бродяги торопливо опрокинут поминальные стопки. На душе у меня грустно. Такой день испорчен.
Андрей ГЕЛЕНОВСКИЙ.
Молодечно.
Пикник на погосте
