Первое сентября

Я встретил Андрея на Центральном рынке. Время шло к закрытию, народу почти не было, и хотя мы не виделись добрый десяток лет, друг друга узнали сразу - Андрея всегда отличала белая пышная, под раннего Рода Стюарда, шевелюра. Он покупал своим девчонкам-двойняшкам персики. Рассказал, что дочки перешли в четвертый класс, отличницы. Не согласился с моим банальным: "Быстро растут чужие дети". Похвастал, что, несмотря на тяжелые времена, ему пока удается каждый вечер приносить малышкам что-нибудь из фруктов: их худощавые фигурки ("Ничего не поделаешь, - развел Андрей руками, - мои точные копии") явно нуждались в витаминах. Переживал, что наступает новый учебный год, а толком не приготовился к нему: не купил девчонкам школьную и спортивную формы, туфли, ранцы, теплые вещи на осень. Андрей предполагал приобрести все одним махом и не здесь, а в Польше: мол, там дешевле и качественнее. И денег подсобрал для такого случая. Выехать собирался в ближайшую пятницу, чтобы вернуться в воскресенье: понедельник - первое сентября.

На том и разошлись.

Когда-то мы учились вместе в аспирантуре. В начале перестройки я не выдержал жизни на сто двадцать "рэ" и подался в автономное плавание. Андрей оказался более терпеливым. Защитился, преподавал. Очень любил свою работу. Лекции его напоминали передачу "Что? Где? Когда?". Аудитории не вмещали желающих - редкостное не только по тем временам явление. Молодой, красивый, перспективный, студентки бегали за ним цугом, а он... он продолжал жить в двухкомнатной "хрущевке" с мамой и двумя своими маленькими красавицами: жена ушла в поисках более сытного существования.

Некоторое время Андрей еще промаялся в институте, но в конце концов уволился: ударился в коммерцию. С тех пор я не видел его.

И вот - вторая подряд встреча. Хотя не знаю, можно ли назвать это встречей. На моих глазах два мордоворота в мятом камуфляже, с лоснящимися от жировыделения рожами подкрались к нему сзади. Андрей посмотрел на меня, узнал, но поздороваться не успел. Один схватил его за волосы, другой пытался выкрутить руку. Андрей не отличался силой или ростом, и скажи они ему просто "пройдемте", не подумал бы сопротивляться. Амбалы в камуфляже же вознамерились исполнить учебно-показательный захват "валютчика". Они гнули Андрея к земле, но, к их удивлению, он уперся: не хотел марать о грязный асфальт недавно "обновленную" матерью куртку. Не хотел, чтобы дочки, его светлые головушки, испуганно спросили: "Папа, это бандиты на тебя напали?" Как бы он объяснил им, что все как раз наоборот? Хотя как сказать - схватили его по указке бандитов: не платит, мол, дань. Он бы заплатил, но накануне сентября нужно было приодеть девчонок. Думал - обойдется...

Амбалы все же сломили его отчаянное сопротивление, повалили в грязь. Андрей уронил пакет, из него выпали и покатились два больших апельсина. Тот, который выкручивал Андрею руку, отфутболил апельсины из-под ног, и вместе с напарником они поволокли Андрея к подъехавшему "уазику".

- Взяли, наконец, суку, - прокомментировал некто в штатском, вышедший им навстречу из машины. - Халявщик гребаный. Сегодня тебя научат рассчитываться. Объяснят, чья правда и кто в доме хозяин.

Андрея поставили на ноги. Тот, что в штатском, зашел ему за спину и неожиданно прыгнул. От удара ногой в поясницу Андрей ввалился в "уазик". Полезли в машину и амбалы. Дверца закрылась, и банда поехала. Ошарашенный, не в силах пошевелиться, я смотрел вслед отъезжающей серой машине. "Почему она не черная? - неожиданно пришла мысль. - Она должна быть черной, как те "воронки" с нелюдями в тридцатых..."

В школу первого сентября двойняшки не пошли. Накануне, в пятницу, Андрей с утра предупредил мать и дочерей, что, возможно, с базара домой заезжать не будет - сразу махнет в Варшаву. Автобус отходит около семнадцати и нет смысла мотаться туда-сюда. Еще сказал матери, что берет с собой все накопленные за лето деньги: еды в квартире запасено на неделю, так что до его приезда они им не понадобятся, а там любая лишняя копейка может пригодиться. Мать упросила взять и ее "энзэ": пять долларов, которые весною подарила на день рождения подруга - соседка-пенсионерка. Но забежать домой на минутку Андрей все же решил: не мог уехать, не попрощавшись с дочками. Выбрал для них два больших апельсина - большие всегда слаще...

И в субботу, и в воскресенье до глубокой ночи двойняшки ждали папку. Им не терпелось увидеть новую школьную форму и ранцы, и новые туфельки - старые совсем износились. Папка обещал, что купит своим отличницам самые лучшие.

Бабушка в ночь на воскресенье спать не ложилась. С рассветом достала выцветшие, застиранные платья девочек. "На всякий случай надо погладить, - подумала. Спохватилась: - На какой такой всякий?" Гладя, отклоняла голову: не хотела, чтобы на фартучек капнула слеза. Сердце тревожно билось, кружилась голова - видно, поднялось давление: утро, а сына нет. Не решалась будить поздно уснувших внучек: сегодня только "линейка", общее построение, а папа приедет - и малышки пойдут в школу в новеньком. "Все будет хорошо, сынок", - повторяла одну и ту же фразу, водя утюгом...

Рассвело. Наступило первое сентября.

В лесном массиве вблизи железнодорожной станции на окраине столицы сонный "опер" описывал обнаруженный местным бомжом на рассвете труп

: - Мужчина... Возраст тридцать пять - сорок ... Волосы пышные, светлые... Куртка залита кровью... Денег и документов не обнаружено...

"Грабят народ, - думал оперативник. - А тех, кто сопротивляется, убивают". И не догадывался, насколько был прав.

Откуда-то доплыла трель школьного звонка. "Опер" вспомнил, что для его сына этот звонок - первый.

"А ребята с базара не подвели, - подумал довольный. - Организовали мальцу к школе новый костюмчик. Фирменный, не то что наше дерьмо..."

(Авторизированный перевод с белорусского.)