Персона отчуждения

В десяти километрах от Чернобыльской АЭС, в отселенной деревне Белая Сорока Наровлянского района, вот уже 14 лет живет и здравствует добровольный отшельник Иван. Живет без электричества, медицинского обслуживания и магазина. Вокруг на многие десятки километров - зона отчуждения с "грязными пятнами" до 1.000 кюри и выше. Однако 54-летний "чернобыльский робинзон" своей жизнью доволен и никто не может заставить его навсегда покинуть родную зону.

"Дух зоны"

В Наровле об Иване знают многие. О нем здесь говорят как о личности полумифической. Кто еще может из года в год ходить за хлебом пешком 120 километров (от Белой Сороки до райцентра - 60 километров в одну сторону) и тратить на каждый такой поход всего два дня? Кто бы отказался от выделенного властями домика в обжитой деревне и намеренно остался один среди дикого зверья и сумасшедшей радиации? Только Иван...

Но в райисполкоме меня сразу предупредили: застать Ивана на месте - дело случая. Связи-то никакой. Он может уйти на рыбалку, бродить по своим делам по зоне или отправиться за продуктами в Наровлю. То же подтвердил коллега из районной газеты "Припятская правда" Сергей Коновод, который и в доме у Ивана бывал, но лично с этим неуловимым "духом зоны" так и не встретился.

Для Ивана зона отчуждения, как дом родной. Где ночь застанет, там и заночует. "У него почти в каждой деревне есть обжитая хата. Выбирает те, что получше сохранились, и небольшие, чтобы протопить проще было", - говорит специалист администрации зоны отчуждения Евгений Степанченко. Но и он не может дать гарантии, что мы встретим Ивана. "Зимой его легче найти - следы подсказывают", - подмечает один из работников Полесского государственного радиационно-экологического заповедника. Спустя 18 лет после отселения все деревни здесь превратились в джунгли. Даже в бывших центральных усадьбах улицы похожи на заросшие просеки.

От границы зоны отчуждения до Белой Сороки - 50 километров. Дорога и на машине долгая, что уж говорить о велосипеде или "своих двоих". И Евгений Степанченко, открывая очередной шлагбаум, скупо отвечает на мои расспросы об Иване: "За годы своего отшельничества он успел трижды побывать за решеткой. Первый раз его взяли за незаконное хранение оружия. Я тогда в милиции работал. Приезжаем к нему, говорим: "Иван, отдай ружье сам. Оформим как добровольную сдачу". А он руками разводит: "Нет у меня никакого оружия". Ну поискали в доме - пусто. А в сарае находим... Я уверен, у него еще ружья есть - попрятал где-нибудь в других домах. И патроны к ним он, очевидно, в Наровле с рук покупает...

Второй раз Ивана посадили за браконьерство (бобра в капкан поймал), а третий - за кражу велосипеда. Пешком, видно, надоело ходить... И каждый раз сроки давали небольшие. Посидит полгода и снова в Белую Сороку возвращается. Вообще в этом смысле он человек бывалый. Восемь судимостей имеет. Но все статьи "несерьезные". Самая первая, например, - за неуплату алиментов".

Что и говорить, романтический имидж чудака-затворника, своеобразного белорусского Лыкова рушился на глазах. И все же ни один из стереотипов не сработал, когда я, наконец, смогла составить собственное впечатление об Иване из Белой Сороки...

Километров за 30 до брошенной деревни на дороге показались двое велосипедистов - приличного вида мужчина и женщина. "Это и есть Иван со своей женщиной, - сказал Евгений Степанченко, останавливая машину. - Интересно, где они велосипеды взяли?" Иван, чисто выбритый и подтянутый, нисколько не смущаясь встречи с представителем администрации зоны отчуждения, с удовольствием согласился рассказать мне о себе.

Монолог отшельника

"Мою деревню отселили, когда я сидел. Но ничего, освободился, приехал в свой дом, в Белую Сороку, и стал обосновываться. Первое время в округе много всяких людей ходило, искали, чем поживиться. Сейчас их уже нет - брать нечего, все одряхлело. Если кого и встречаю, то только браконьеров и грибников.

Я и сам живу тем, что найду. До недавних пор одежду себе не покупал - в брошенных домах всегда что-нибудь на выбор было. Теперь все - истлели тряпки..." - Иван грустно улыбается.

"За что хлеб себе покупаю? Собираю грибы, ягоды - в наших местах их много. Продаю в Наровле и потом весь год на эти деньги живу. Под старость, если захочу, заработаю за сезон на дом в деревне и уеду к людям. Но захочу ли? Мне тяжело долго быть с людьми. Неделя-другая - и устаю от них. Нет, на здоровье не жалуюсь. Не берет меня радиация. Хотя продукты у меня все местные, из зоны. Постоянно ем рыбу. Это у меня основная пища: и жарю ее, и варю, и котлеты делаю. И мясо всегда имею, впроголодь не сижу. Картошку у себя выращиваю, помидоры. Все свое. И ничем не болею..." Я слушаю Ивана и невольно вспоминаю "опыты" Сергея Коновода, который замерял дозиметром окрестности дома Ивана. Там было и 200, и 400 микрорентген в час!

"В этом году пограничники (деревня Белая Сорока находится на границе с Украиной. - И.Т.) вспахали возле меня контрольную полосу. Я подумал: чего хорошей земле пропадать? И посадил на ней два мешка картошки. Оградил жердями, чтобы кабаны не навредили... Большой был шум... Ох, была у меня хорошая собака - помесь с овчаркой. Отравил кто-то... Вот она охотилась! Кабанчиков-сеголеток задирала! А теперь взял себе собачонку... Так, тявка - не более. Жаль, ружье забрали... Нет, на птиц я не охочусь - мне они неинтересны. С волками часто встречаемся. Много их развелось. Но мы с ними ладим: я их не трогаю, и они меня стороной обходят". Позже, вспоминая эти слова Ивана, Евгений Степанченко с уверенностью повторил: "Есть у него еще ружья. Это точно!"

"Последний раз я сидел года два назад. Или три? Не помню. И приняли меня на зоне нормально. Все "робинзоном" звали. Я ведь многим известен - журналисты про меня часто пишут. То из Канады приедут, то из Франции, то из Японии. Москвичи как-то были - сфотографировали для обложки журнала. Я там с кружкой возле своего самогонного аппарата стою... А зона... Что зона? Для меня это как развлечение. Хоть с людьми пообщаюсь, и то хорошо...

Год назад ко мне дочка из Подмосковья приезжала. Ей уже около тридцати, а я ее последний раз 10-месячной видел. Искала меня в Белой Сороке, не застала... Так и уехала, адрес не оставила. Вряд ли бы, конечно, поехал к ней. Она мне чужая. И с ее матерью я очень давно расстался. Вот уже 6 или 8 лет с Леной живу. Она русская, с Урала, ей ни к чему не привыкать. Лена приехала в Наровлю с мужем, а потом познакомилась со мной, и с тех пор мы вместе". В то время как Иван откровенничал с нами, его 50-летняя подруга скромно держалась в стороне и категорически отказывалась что-либо рассказывать о себе.

"Вот велосипеды прикупили, теперь в Наровлю проще добираться. Четыре часа в одну сторону, так что за день управляемся. Мы сейчас как раз таки в райцентр едем. Хлеб закончился, Лене пришлось из последней муки блины печь. С женщиной лучше жить, чем одному. Дрова закончатся - новый дом для себя ищу: в сараях с дочернобыльских времен хорошие запасы остались. Или, допустим, печка пришла в негодность. Что мне ее - ремонтировать? Зачем, когда можно перейти в другую хату с хорошей печью? Уже и не помню, сколько домов сменил. Свой родной давно забросил.

Раньше часто на Украину ходил. Там много брошенных "генеральских" дач, сады хорошие, молодые. Собирал черешню и продавал в Наровле. И для себя разные нужные вещи находил. А теперь - все: последний раз возвращался - украинские пограничники задержали, в Чернобыль завезли для выяснения личности. Строгие у них порядки стали. Сказали, на первый раз прощают. Но дорога мне туда теперь закрыта..." - Иван с огорчением вздыхает. А Евгений Степанченко подсказывает: "Ты лучше расскажи, что раньше у тебя постоянно виски и ром водились!"

"Да, было такое, - отзывается Иван с ностальгической ноткой в голосе. - Приезжали ко мне на рыбу украинские пожарные и привозили с собой всякое хорошее спиртное. Хорошее время было, пока границу не закрыли".

"Работа - не волк"...

Прощаясь, Иван заметил: "Время сейчас хорошее, демократическое. Можно не работать, и никто тебя за это не посадит". Сел на велосипед и вместе с Леной неторопливо поехал в сторону Наровли. Рядом семенила безымянная "тявка".

"Не думаю, что они в Наровлю едут. У Ивана к велосипеду две лопаты привязаны. Наверное, опять телефонный кабель будет копать", - усмехнулся Евгений Степанченко, и мне рассказали невероятную историю. Вот уже год Иван с Леной выкапывают в отселенной центральной усадьбе Дерновичи кабель. "Я первый раз увидел, подумал - экскаватор работал", - признался Сергей Коновод. Еще бы не подумать: траншея метровой глубины и несколько километров длиной. Отшельник работал и зимой, с настойчивостью графа Монте-Кристо пробивая асфальт и промерзшую землю. Чтобы не отвлекаться и не тратить время на дорогу домой, присмотрел себе в джунглях деревни баньку для жилья. Мы с большим трудом и только с помощью работников заповедника нашли эту баньку. Все-таки трудно назвать ее жильем. Запущенная трущоба бомжа, которая не вяжется с внешне аккуратным обликом "робинзона" и его "пятницы". И хоть все понимают, что никто, кроме Ивана, не мог приложить к этому "лопату", положить конец изысканиям кабеля не получается. Не пойман - не вор.

"Отселять его отсюда - бессмысленно. Составлять протоколы - тем более, - констатирует Евгений Степанченко. - Несколько лет назад райисполком из лучших побуждений выделил ему дом в деревне Конотоп, на берегу реки. Но Иван пожил в нем две недели и вновь ушел в зону. Он лучше всех знает потайные тропы, и как ему ни препятствуй, все равно вернется в свою Белую Сороку. Кстати, вы не особенно доверяйте тому, что он вам тут наговорил. Дочь и иностранные журналисты к нему не приезжали - это точно. Все пропуска в зону через меня оформляются, и я бы знал. А вот картошку точно посадил в контрольную полосу - это на него похоже. И вообще, любит он про себя сказки рассказывать. И, кажется, сам в них верит..."