— Роман Леонидович, насколько остра проблема трансплантации в Беларуси и что должно измениться с принятием обновленного закона?
— Судите сами. Сегодня в республиканском “листе ожидания” находится около 300 человек (с ежегодным приростом до 15 процентов), нуждающихся в пересадке почки. Другие органы в Беларуси до сих пор не пересаживают.
Ежегодно появляется около двух тысяч новых больных с терминальной стадией хронической почечной недостаточности. Половина из них нуждается в почечно-заместительной терапии, включая и трансплантацию почки. В прошлом году на лечении находилось лишь около 1500 человек, получающих диализотерапию. Операция по пересадке почки хотя бы у половины из них освободит диализные места и позволит принять на лечение новых впервые выявленных больных, что сократит смертность от уремии.
По нашим данным, стоимость годового лечения на программном гемодиализе составляет около 12 тысяч долларов, на перитонеальном — около 15 тысяч, а после пересадки почки — примерно 8 тысяч долларов. Несложно подсчитать, что обходится дешевле. Ежегодно за пределы страны для подобных операций выезжает около 10 больных, которые платят до 100 тысяч долларов за пересадку почки, 300 тысяч за пересадку печени.
— На каких юридических критериях основаны законы о трансплантации, действующие в других государствах?
— С февраля 1997 года в Беларуси действует закон, основанный на презумпции согласия, что поставило нашу страну в ряд государств, проводящих законную медицинскую деятельность в этом направлении.
В мировой практике позиции государства и общества по отношению к трансплантации при использовании трупных органов и тканей регулируют несколько типов законодательства, которые основываются на презумпции несогласия (во всех случаях требуется разрешение родственников на изъятие органов у трупа — Украина, Испания), презумпции согласия (когда такого разрешения во всех случаях не требуется — Россия, Прибалтика, Польша, Франция, Германия) и презумпции донорства (во всех случаях у умершего забираются органы для спасения жизней больных людей — Скандинавия, Австрия, Бельгия).
— В чем же заключаются недостатки существующего законодательства?
— В нынешней практике трансплантации можно найти ряд отрицательных моментов. В частности, отсутствует независимое юридическое лицо, так называемый координатор, который проводит процедуру констатации смерти мозга, беседы с родственниками и другие организационные мероприятия. Для большинства стран такая практика обязательна.
В нынешнем законе нет четкого определения понятий “трупный донор”, “живой родственный донор”, “живой эмоциональный донор”. Статья 10 о необходимости получения разрешения родственников на забор органов у умершего прописана нечетко и позволяет трактовать ее двусмысленно. Например, искать родственников у всех потенциальных доноров, погибающих в отделении, и получать их согласие на забор.
Нуждается в уточнении формулировка определения “биологической смерти” и смерти головного мозга. Это два разных понятия в медицине, и они не могут быть идентичными. На наш взгляд, определение “смерти”, “клинической смерти” и “биологической смерти”, порядок их констатации являются прерогативой Минздрава. Законодатель не имеет права вторгаться в профессиональные вопросы.
— Проработаны ли морально-этические вопросы, касающиеся отношения родственников к подобной процедуре?
— В статье 10 сужен круг лиц до руководителя организации здравоохранения, который должен быть поставлен в известность о несогласии на забор органов и тканей у умершего. На взгляд комиссии, если любому медицинскому работнику, участвующему в решении подобного вопроса, стало известно о несогласии человека при жизни или несогласии родственников после его смерти на забор органов, такая операция не должна проводиться. Здесь необходимо оставить старую редакцию. А организация здравоохранения как юридическое лицо должна нести ответственность за действия всего коллектива, а не заставлять людей разыскивать главного врача.
В то же время разработчики законопроекта предлагают предоставить права родственникам умершего запрещать забор органов только до момента констатации смерти, а не до начала операции.
Я думаю, что до начала слушаний в парламенте мы придем к общему мнению, и Беларусь получит доработанный полноценный закон, который пойдет на пользу как нуждающимся, так и медработникам, действия которых будут юридически четко регламентированы.
Заведующий отделением пересадки почки 4-й клинической больницы Минска Леонид ТкаЧев:
— Уровень гемо- и перитонеального диализа достаточно высокий, и больные живут длительное время — от 15 лет и более. Но гемодиализ окончательно не излечивает, а пересадка почки помогает 80—85 процентам больных. Стоимость трансплантации почки равна приблизительно трехлетней программе гемодиализа, на котором люди вынуждены находиться многие годы.
Чтобы на диализе создать места для вновь поступающих больных, необходимо пересаживать минимум от 80 до 100 почек в год. Это в наших сегодняшних условиях реально.
Что касается изменений и дополнений в закон о трансплантации, то они затрагивают в первую очередь определение, что такое биологическая смерть мозга. Возможны изменения, касающиеся “эмоционального донора”. Например, пересадка одной почки или части печени от живого донора, не находящегося в генетическом родстве с реципиентом.
Для того чтобы служба трансплантации осуществлялась на общемировом уровне, необходимо введение должности координатора — независимого связующего звена между трансплантологами и реаниматологами. Координатор имеет право беседы с родственниками для выяснения их отношения к данной процедуре. Уже издан приказ об учреждении такой должности, есть человек, который сможет взять на себя эту нелегкую обязанность, в том числе и по процедуре констатации смерти мозга.
Руководитель центра трансплантации и клеточных биотехнологий Анатолий УСС:
— Существуют два аспекта трансплантологии. Во-первых, технологии, которые уже применяются в мире. Во-вторых, научные разработки, которые завтра придут в клинику.
Беларусь, к сожалению, отстает по внедрению современных технологий в трансплантации. Пусть немного, но в России, Украине и Прибалтике уже выполняются операции по пересадке печени, поджелудочной железы, сердца и т.д. Конечно, они очень сложные. Для их внедрения у нас необходимо принятие ряда организационно-законодательных мер.
По расчетам западно-европейских и американских центров, в высокоразвитых странах на один миллион населения должно ежегодно выполняться 75 пересадок почки, в Беларуси соответственно 750, сердца — 67,4 (в Беларуси — 674), печени — 59 (590), комплекс сердце-легкие — 18 (180), костного мозга и стволовых клеток — 25 (250) и т.д. Если подсчитать только органную трансплантацию, то более 2500 органов в среднем должно пересаживаться ежегодно. Даже если взять 10 процентов от этой расчетной суммы, то получается 250, но никак не 8. Поэтому здесь нечего дискутировать и обсуждать. Эти расчеты выполнены крупными научными центрами.
Самая серьезная проблема — презумпция согласия. Но для ее решения нужен высокий уровень развития общества. В других странах при полной презумпции согласия, если человек умер, врач имеет право осуществить забор органов. У нас же сложилась двоякая ситуация: с одной стороны, врач как бы имеет право, с другой — должен спросить согласия у родственников. Такого быть не должно. Повторюсь: врачи должны заниматься лечением больного, а решением организационных вопросов — организаторы здравоохранения.
Именно поэтому в новом законе о трансплантации необходимо с учетом мирового опыта расставить все акценты так, чтобы защитить больных, их родственников, чтобы не было посягательств на забор органов у человека, которого можно еще спасти.
