Сегодня в Самаре открывается, как говорят, очередной заранее обреченный на провал саммит Россия — Евросоюз. Во время всех без исключения последних встреч российского президента с европейскими коллегами взору открывается одна и та же картина маслом, перекликающаяся с написанной великим русским художником Ильей Репиным во второй половине ХIХ века. Подобно «Бурлакам на Волге», навечно связанные географией, тянут они лямку российско–евросоюзовских отношений, а груз, кажется, с каждым шагом становится все тяжелее и тяжелее...Центральным мероприятием нынешнего саммита станет... обед, поскольку никаких документов в Самаре подписывать не планируется. «На этом этапе то, что мы вообще говорим друг с другом, уже хорошо», — цитирует парижская газета «Фигаро» одного дипломата из Брюсселя. С момента последней, хельсинской встречи в верхах в том же формате ровным счетом ни одна взаимная претензия Москвы и других европейских столиц не была снята, зато добавилось несколько новых острых проблем, способных испортить аппетит собирающимся в пятницу и субботу за «круглым столом».
Стороны банально не могут начать переговоры по новому базовому договору. Соглашению о партнерстве и сотрудничестве в этом году исполняется 10 лет. Когда покойный Борис Ельцин подписывал его, он и другие подписанты, разумеется, надеялись, что спустя десятилетие отношения России с Евросоюзом выйдут на новый качественный уровень. Реальность, мягко говоря, оказалась несколько иной. В прошлом месяце еврокомиссар по внешней торговле Питер Мандельсон сказал, что недоверие между Брюсселем и Москвой достигло «невиданного после «холодной войны» уровня».
Конечно, на фоне российско–американских пикировок Москва и Брюссель выглядят почти друзьями. В этом смысле показательно, какой разный прием оказал Владимир Путин госсекретарю США Кондолизе Райс и министру иностранных дел Германии Франку–Вальтеру Штайнмайеру, в один день по очереди посетившим Ново–Огарево. «Последняя встреча была столь же теплой, сколь холодной была первая», — заметил присутствовавший на обеих корреспондент российского «Коммерсанта».
И все же, когда российские и европейские политики сегодня произносят слова о «стратегическом партнерстве», делают они это все менее уверенно. Наоборот, то, как ведут себя Брюссель и Москва в отношении Украины и Грузии или среднеазиатской нефти и газа, свидетельствует скорее о соперничестве.
У обострения российско–евросоюзовских отношений есть вполне объективные и изначально прогнозируемые причины. 1 мая 2004 года в дверь ЕС постучались запыхавшиеся восточноевропейские государства, бежавшие на Запад от Советского Союза и не заметившие, что его уже нет. Оказавшись в общеевропейском доме, они, с одной стороны, согласно русской пословице ощутили себя, как в крепости, а с другой — быстро перестали чувствовать себя гостями, вопреки еще одной русской пословице.
В Брюсселе строго чтят принцип консенсуса при принятии внешнеполитических решений. Поэтому, когда Польша наложила вето на начало переговоров с Россией о заключении нового соглашения о партнерстве и сотрудничестве, все остальные члены Евросоюза вынуждены были подчиниться. Первоначально Варшава объясняла свои действия тем, что Москва запретила ввоз польской сельхозпродукции. «Снятия эмбарго больше не достаточно», — заявила на днях польский министр иностранных дел Анна Фотыга. Теперь Варшава требует от ЕС общей энергетической политики в отношении России.
С ней солидаризировался Вильнюс, который считает, что прекращением поставок нефти по трубопроводу «Дружба» Россия мстит за продажу Мажейкяйского НПЗ польской компании, а не российской. «Я полностью согласен с мнением Анны!» — заявил литовский министр иностранных дел, бывший посол этой страны в Минске Пятрас Вайтекунас.
Таллин вступил в ряды жестких критиков России после истории с «Бронзовым солдатом», точнее, после реакции Москвы на перенос памятника. Чего в претензиях восточноевропейцев к бывшему «старшему брату» больше — психологии или реальных фактов, — Москва и Брюссель расходятся в оценках.
У России, впрочем, тоже не только остались старые, но и появились новые вопросы к ЕС, например по поводу американских планов размещения элементов ПРО в Чехии и Польше. Брюссель самоустранился от этой проблемы, сославшись на то, что это компетенция НАТО. В Москве задумались: а какие важные уступки сделал Евросоюз России в последнее время или хотя бы поддержал российскую точку зрения?
Требуя доступа к российским трубопроводам, Европа не торопится пускать российские компании на свой энергетический рынок. Неизвестно также, когда россияне смогут ездить на Запад без виз. И список взаимных обид растянулся сегодня от французского Бреста до Владивостока.
В нынешних условиях подписать более сильный документ не представляется возможным, а в слабейшем нет никакого смысла. Ситуация чем–то напоминает российско–белорусскую интеграцию, где также взята пауза.
Несмотря на вал скепсиса по поводу саммита Россия — ЕС, стоит, видимо, прислушаться к мнению Николя Саркози (между прочим, также известного критика Москвы), вчера принявшего присягу президента Франции: «Россия — великая держава завтрашнего дня. По одной простой причине: через тридцать или сорок лет запасов нефти больше не останется. Но зато запасов газа хватит на целый век, а Россия — крупный производитель газа. Нам необходим проект некоего демократического альянса между Европой в ее нынешнем виде и Россией». Как бы ни складывалась политическая конъюнктура, географическим соседям все равно придется иметь дело друг с другом, и лучше, если отношения между ними будут добрыми.
