Все течет — ничего не меняется. Шутка насколько эпатажная, настолько же по–житейски мудрая. Возьмем, к примеру, такую незаезженную тему, как гастроли наших академических коллективов за рубежом. Вот уже 15 лет свободно бороздят они просторы Европы (иногда Азии) — и что же? Что–то кардинально меняется в этом творческом процессе? Нет, как ездили музыканты, танцоры, певцы работать за суточные, образно говоря, за тарелку супа, так и продолжают ездить. Несколько изменилась, правда, подача этих событий в прессе: без придыхания и восторга. После того как наша оперная труппа гастролировала в Европе под чужим брэндом (под чужой — итальянской — афишей), многие рассказы о «продолжительных аплодисментах» хочется иногда «поделить на 24». Ну бывают, конечно, особые мнения, когда, несмотря ни на что (а именно — убогое финансовое вознаграждение), сам худрук коллектива провозглашает гастроли большим творческим прорывом... Впрочем, не буду наводить тень на плетень: сорвать аплодисменты у публики наши артисты умеют, я была тому свидетелем неоднократно, когда случалось очутиться вместе на гастрольных турах, например, во Франции с камерным оркестром, с оркестром «Молодая Беларусь». Но опять–таки — у какой публики, в каких залах? И залы ли это вообще? Мы все время сами себе завышаем оценку, подхваливаем, будто боимся друг перед другом потерять лицо. А эта неловкая поза и провинциальна, и неумна. В конце концов, надо ясно различать: есть отечественная исполнительская школа, ее уровень довольно высок и это признано соседними странами. А есть европейский музыкальный рынок, который перенасыщен хорошими музыкантами и где нам платят копейки. Но все равно приглашают. Как тут быть? Обидеться? Заказать навеки гастрольную деятельность на Запад? Но артист без гастролей чахнет. Даже будучи преданным родной сцене, ему нужно ездить по миру, чтобы иметь возможность возвращаться домой, — с шлейфом впечатлений, поклонников, признаний, мифов и легенд.Уроки Амстердама
Интересный в этом смысле разговор состоялся у меня в начале года с Ириной Артимович, директором Государственного симфонического оркестра. Я застала ее еще «тепленькой» — накануне она отправила часть коллектива в Германию, другую — в Финляндию и от горы документов и организационной ответственности выглядела, как человек, на руках перетащивший пианино из одной комнаты в другую. «Поехали на рождественский чес?» — я не сумела скрыть иронические нотки в голосе. Ирина ответила прагматично:
— Чем больше гастролей, тем больше шансов, что тебя увидят настоящие импресарио. Потому что есть «гонорарные» оркестры и «негонорарные», вроде нас. Поэтому хорошие гастроли для нас — это случай, удача, лотерея. У меня в компьютере — огромная база данных различных фестивалей, концертных залов и т.д. Я по всему миру делаю рассылку об оркестре. Никакой реакции! Мы автоматически попадаем в графу «прочие», а потом нас убирают, как мусор. Связи можно завязать, лишь когда тебя видят и слышат воочию.
Так однажды и произошло. Далее Ирина Артимович рассказала, как пару лет назад на рождественских концертах в Мадриде (том самом малопрестижном «чесе») совершенно случайно игру белорусского симфонического оркестра услышала, будучи на каникулах с друзьями, директор фестиваля из «Концертгебау» Амстердама (силы небесные, престижнейший зал Европы!). И пригласила наш коллектив работать в свой фестиваль. Что значит для минского оркестра выступить в «Концертгебау», который входит в тройку самых известных мировых музыкальных аудиторий? О, вы не знаете, что значит для оркестра такой зал... И какие там нравы... 12 лет назад коллектив с хорошим дирижером В.Дубровским (действительно хорошим) уже работал на этой сцене. И провалился. Да. Публика одарила нас шквалом аплодисментов (эмоции недорого стоят), но в Европе главное — понравиться музыковедам. 12 лет назад музыковеды отнеслись к оркестру беспощадно. И перед нами автоматически закрылись все пристойные «музыкальные гостиные» Европы. Теперь перед гастролями была проделана тщательная «работа над ошибками», и наконец наш оркестр получил прошлым летом в Амстердаме хорошую прессу. И по цепочке — несколько приличных гастрольных предложений. Только так.
«Служенье муз не терпит суеты...» А что делать?
— Но сколько же стоят наши артисты? — подступаюсь я к больному вопросу. — Балетные приехали недавно из Южной Кореи — стонут. Им платили по 30 долларов в сутки на еду, для Сеула — это мизер, на эти деньги можно позволить себе очень скудную пищу. А нагрузка на гастролях обычно огромна. Тут же у многих, рассказывают, воспалились старые травмы. Люди возвращаются с таких гастролей и без гонораров, и с обидой: их используют как дешевую рабочую силу. Так все–таки на какие суточные теперь соглашаются музыканты?
— Я же говорю, мы еще «негонорарные», а на суточные каждый раз с импресарио подписываем новый контракт. Но, правда, работать за 20 евро (30 долларов) уже никто из наших не соглашается, даже самые безмолвные. Средняя сумма — 25 — 27 евро в день. Импресарио плюс к этому часто кормит оркестр за свой счет. Но не всегда... Все зависит от его человеческих качеств... И от наших профессиональных возможностей. Что имею в виду? Мы много лет подряд работаем с испанцем Роландо Саадом, и он уже знает, что мы — стабильный коллектив. У нас высокая дисциплина, степень готовности, выносливости и такой специфический элемент, как «качество эффекта», — мы умеем произвести хорошее впечатление на публику. Импресарио это ценит и не экономит на еде, на гостиницах. Значит, мы живем не в придорожных «мыльницах», а полноценно отдыхаем в городских отелях, где в комфорте снимаем дорожное раздражение, а потом хорошо работаем на сцене.
Признаться, будни артистов академических коллективов редко попадают в поле зрения журналистов. «Служенье муз не терпит суеты; /Прекрасное должно быть величаво». Тем не менее, когда Лондонский симфонический оркестр несколько лет назад объявил забастовку и сорвал гастроли во Франции, об этом передавали даже в новостях. А что произошло? Музыканты возмутились, что им предлагают автобус в качестве транспортного средства. Они потребовали авиаперелет. Импресарио заартачился... Артисты резонно заметили, что от их здоровья зависит качество звука на сцене. Н–да... Нам, конечно, авиаперелеты пока даже не снятся. Но и «Икарусы», на которых в конце 80–х белорусские артисты начинали гастрольную деятельность, уже отошли в небытие — теперь к нашему «крыльцу» подаются евростандартные «Неопланы».
Вообще, западные музыканты очень болезненно реагируют на приток конкурентов с Востока. Например, несколько лет назад благодаря связям известного маэстро Анисимова симфонический оркестр Белгосфилармонии на 3 года заключил контракт с серьезным партнером в Ирландии — «Уэксфордским летним фестивалем». Это были очень выгодные гастроли, потому что не надо было мотаться из города в город, фестиваль проходил на одной сцене. Плюс питание. Плюс суточные. Но! Через 2 сезона профсоюз ирландских музыкантов выступил против нашего присутствия и с оркестром разорвали контракт. Почему? Мы, довольствуясь низкими гонорарами, перебивали им ставки! Вскоре министерство труда Ирландии и вовсе запретило «негонорарным» оркестрам въезд в страну: дешевый труд, как известно, подрывает рынок.
Успех — но за низкую цену
— Мы пока не в том положении, когда можем отстаивать свои интересы, — говорил мне как–то в приватной беседе композитор Сергей Кортес. 15 лет назад, будучи директором Оперы, он первый вывез театр на гастроли за рубеж. Труппа тогда ездила по испанским провинциям, во многих городах там впервые «живьем» слушали оперу, а музыку испанцы любят, так что был фурор, аншлаг, блистала наша жемчужина Наталья Костенко. Я видела любительский видеофильм о тех гастролях и подтверждаю овации...
— Успех — но за низкую цену, — продолжал Сергей Альбертович начатый разговор. — Импресарио — они же хитрые дельцы, все торгаши. Редко кто, как наш постоянный партнер Дино Аричи, просто влюблен в оперу. Впрочем, и он деньги считает. К тому же у нас государственные суточные маленькие. А импресарио никогда не платят артистам больше, чем ставка, установленная внутри государством. Кстати, это мировая практика. Как только артистов станут дороже ценить дома, поднимется их цена за рубежом. Ну и, конечно, нужны связи... Что вы, музыкальный рынок — это же тонкий бизнес! Потом хорошо владеть несколькими языками, чтобы обходиться без переводчика: с импресарио легче установить человеческий контакт.
Вот, собственно, круг и замкнулся. Если смотреть правде в глаза: мы по–прежнему стоим дешево. Повод ли это для огорчения? Да. Наши амбиции и интересы ущемляются. Требуются ли категорические выводы? Отнюдь. Все течет, ничего не меняется, но когда–то обязательно случается шторм...
Фото Александра РУЖЕЧКА, "СБ".
