Одно время на телевидении было очень популярно реалити-шоу “Последний герой”. Суть игры в том, что смельчаков-добровольцев на две-три недели высаживали на необитаемые острова, где им предстояло пройти испытания на выживаемость. Жизнь партизан в годы Великой Отечественной войны была сплошным таким испытанием. И длилось оно не пару недель, а долгие месяцы и годы. Скудное питание, дожди, холода, бессонные ночи и постоянное чувство тревоги, поскольку никогда не знаешь, откуда придет опасность. В таких спартанских условиях люди не просто жили, а наводили ужас на врага, не давая гитлеровцам покоя ни днем ни ночью. Что же помогало переносить тяготы лесного быта?
Первые партизанские отряды на Полесье появились буквально с первых дней войны. Лес становился для них и домом, и кормильцем, и лекарем. Место под партизанский лагерь выбиралось труднодоступное и обязательно с высокими деревьями, чтобы дым не достигал их крон. Землянки располагали так, чтобы в случае нападения любую из них можно было прикрыть автоматным огнем из остальных. Сверху жилище маскировалось ветками и мхом. Отдельные помещения выделялись под штаб, кухню, баню, лазарет.
Поначалу отряды испытывали большие трудности со снабжением продовольствием и одеждой. Сотрудник музея истории Великой Отечественной войны Ирина Захаро знакомит меня с уникальной рукописью рогачевских партизан. Читаю: “Перебои в питании были частыми. Была, например, картошка, но не было муки и соли. Если доставали мясо, то не хватало хлеба, и так далее”. В щи шло все — конский щавель, крапива, корни лопуха. Только вряд ли ими наешься, если нет хотя бы сухарика. Когда начиналась грибная пора, партизанская похлебка становилась сытнее. Случалось застрелить кабана, но это было такое событие, о котором потом вспоминали добрых полгода. Осенью колхозники делились с партизанами картошкой. Тут уж ели до отвала. Особенно сложно было с куревом. Табака не было, курили березовый, ольховый, дубовый лист, вату. Если кому-то связные приносили табак или когда захватывали трофейные немецкие сигареты, то одной папиросой довольствовались пять-шесть человек.
— Теперь нередко можно услышать о том, что партизаны, мол, грабили мирных жителей. Единичные факты криминала и мародерства, конечно, были — это же смертельная война! — соглашается кандидат исторических наук Марат Жилинский. — Как были и самозванцы, провокаторы и диверсанты, внедряемые немцами в отряды и совершавшие рейды по окрестным деревням. Но если бы все партизаны грабили, насильничали и мародерствовали, стали бы им помогать местные жители?
Передо мной мятый выцветший листок тетради с карандашной надписью: “Расписка. Дана Кузьмичу Михаилу Александровичу в том, что от него принято: зерновых — 48 килограммов, картофеля — 120 килограммов”. Другая справка “выдана гражданке Кондратишке Александре Дмитриевне в том, что в мае 1943 года двенадцатого дня у нее взята корова партизанским отрядом для питания”. Трудно представить, чтобы подобные расписки выдавали эсэсовцы или полицаи.
С мародерами же разговор был коротким. Вот что, например, писала подпольная газета “Голос партизана” в номере за 20 октября 1942 года: “Кричевский райком партии, командование партизанских отрядов ведут беспощадную борьбу с фактами грубого отношения с населением... К судебной ответственности по закону военного времени привлечены несколько человек из группы Яскевича. Мародеры приговорены к высшей мере наказания — расстрелу”.
С июня 1941-го по июль 1944 года белорусские партизаны подорвали и пустили под откос свыше 10 000 вражеских эшелонов, разгромили 29 железнодорожных станций, разрушили свыше 7300 километров линий связи, уничтожили 1355 танков и бронемашин, 438 орудий разного калибра,18 700 автомашин, 939 военных складов
Одной из самых больших проблем было отсутствие нормальной гигиены. Это приводило к тому, что в одежде нередко заводились паразиты. От них избавлялись радикально: овчинный кожух зарывали в землю, а небольшой кусочек оставляли на поверхности. Когда все насекомые собирались на нем, его отрезали и сжигали.
Лечить болезни и раны тоже было нечем. Простуду и грипп врачевали сухими прогреваниями, отварами трав и ягод. При чесотке гнали березовый деготь, добавляли туда соль и натирали этой смесью пораженные места. Больные зубы просто выдирали клещами без всякой анестезии, а десны полоскали соленым раствором, отварами дубовой коры и сосновых игл. Впрочем, болели партизаны не так часто. Так уж устроен человеческий организм, который в трудных условиях способен максимально мобилизоваться и проявить скрытые резервы. Куда хуже обстояло дело с ранеными, ведь первое время в отрядах не было даже бинтов и ваты. Вместо них использовали разорванное на полосы прокипяченное белье. При операциях обходились подручными средствами. Даже ампутации конечностей делали обычными ножовками, прокаливая их на огне, а вместо анестезии давали стакан самогона.
Невероятно, но даже в таких условиях партизаны умудрялись совершать смелые диверсии. Правда, доставляемого из центра оружия не хватало. Иногда выручали добытые в бою трофеи, но к отбитому у немцев “шмайсеру” не так-то просто в лесу наклепать новые патроны. Тем не менее почти в каждом отряде действовала импровизированная оружейная мастерская, где делали автоматы, карабины и патроны к ним. Некоторые же изобретения партизанских Кулибиных и сегодня приводят в восторг военных конструкторов. Среди экспонатов музея мое внимание привлекла необычная пушка. Ее ствол был снят партизанами с подбитого советского танка и установлен на самодельный лафет с колесами от сеялки. Принадлежало орудие отряду “Искра” в Минской области.
Исследуя один из самодельных автоматов, специалисты заметили, что по своим характеристикам и конструкции он отдаленно напоминал знаменитый израильский “Узи”. И это в 1944 году! Без всяких токарных и слесарных станков, с использованием самых примитивных инструментов. Ну разве не чудо? Кстати, два самодельных пистолета-пулемета бойцы Пинского партизанского соединения уже после освобождения Белоруссии отправили на “большую землю” в подарок маршалу Ворошилову и начальнику Центрального штаба партизанского движения Пономаренко.
В тему
Немцы боялись партизан как огня. Генеральный комиссар Белоруссии, руководитель оккупационной администрации Вильгельм Кубе в своих донесениях писал: “Я даже не могу выехать в районы комиссариата, офицеры охраны меня все время отговаривают”. Небезызвестный военачальник вермахта генерал Гудериан вспоминал: “По мере того как бои на фронте принимали затяжной характер, становились все более упорными, партизанская война стала настоящим бичом, сильно влияя на моральный дух наших солдат”.
А вот фрагмент из письма ефрейтора Руберта Кода своей невесте: “Вчера партизаны недалеко от нас взорвали поезд с отпускниками, а потом завязали бой... Не чувствуешь себя в безопасности, даже когда идешь в уборную. Нигде не проехать не пройти. Эти партизаны орудуют совсем близко от нас. Их силы исчисляются тысячами. Можешь себе представить, что получится, если они ворвутся в наш лагерь...”
konon@sb.by
