Европа бурлит... Референдум в Швейцарии запрещает строительство новых минаретов. В Италии происходят столкновения на расовой почве. Во Франции Саркози прямо призывает поставить барьер на пути «культурного многообразия и трайбализма».
Но существует ли на самом деле четкий и ясный план сохранения европейской идентичности в условиях, когда земной шар, казалось бы, представляет собой один большой проходной двор? При всей грубости подобного сравнения глобализацию многие себе представляют именно так.
И что по этому поводу думают люди, которые профессионально занимаются изучением социальных процессов? Об этом моя беседа с одним из самых авторитетных белорусских ученых-социологов, академиком Евгением БАБОСОВЫМ.
— Евгений Михайлович, как вы думаете, может ли Беларусь оставаться в стороне от того диалога цивилизаций, порой довольно бурного, который происходит сегодня в Европе?
— Естественно, мы не можем оставаться в стороне, по крайней мере, по двум причинам. Беларусь — центр Европы как географический, так еще в большей мере геополитический. Через нашу страну проходит масса дорог, по которым многие люди из Азии проникают в Западную Европу. Они усиливают там мусульманский фактор, потому что едут не из Беларуси и России, а из Таджикистана, Казахстана, Кыргызстана и других смежных государств, в которых достаточно сильны позиции мусульманства. И усиление вот этих мусульманских вкраплений в национальные структуры Европы приводит к тому, что коренные европейцы испытывают опасения, а иногда и страх.
Приведу характерный пример из жизни. У меня масса знакомых в Германии, среди которых есть один приятель, который работал в знаменитом Рурском каменноугольном бассейне, он горный инженер. В последнее время многие шахты там были закрыты и приспособлены под развлекательные заведения. Под землей обустроены кафе, танцевальные залы и т.д. Но сегодня местные жители воспринимают посетителей этого подземелья как настоящее исчадие ада. Дело в том, что дешевые развлекательные заведения облюбовала молодежь, в основном выходцы с Востока. Те, которые сидят без работы и существуют на денежное подаяние. В окрестностях процветает наркоторговля, насилие, кражи автомашин... Многие немцы, в том числе и мой знакомый инженер, грамотный человек, неплохо разбирающийся в культуре, воспринимают такое вынужденное соседство как абсолютное зло.
Однажды приехал в гости, а у них в доме горе. Спрашиваю, что случилось... Оказывается, дочка выходит замуж за турка. Трагедия дома!.. И так думает не какой–то темный обыватель, а образованный инженер, который прекрасно знает философию, культуру, восхищается Бетховеном и Чайковским. Для него проблема — турок... Кстати, жена у него русская, с Кубани. Оба они обожают русские песни, Шаляпин у них, как икона. Как раз интеллигенция сегодня в Европе резко настроена против иммигрантов. Почему и Саркози так резко высказался...
— Между прочим, результаты социсследования проблем миграции, проведенные Центром социологических и политических исследований БГУ, показывают, что сегодня и в белорусском обществе идет процесс формирования негативных стереотипов в отношении иммигрантов. За последние 12 лет более чем в 4 раза выросло число тех, кто не желал бы жить по соседству с выходцем из южных и восточных стран. 25 процентов респондентов в возрасте 18 — 29 лет считают, что в Беларуси следует ограничить въезд иммигрантов. С чем связано, на ваш взгляд, это негативное отношение?
— Ответ на этот вопрос лучше всего искать не в социальных теориях, а в бытовых привычках. Простой вопрос: вы хотели бы, чтобы ваша дочь вышла замуж за азербайджанца или чеченца? Многие на этот вопрос ответят отрицательно. У выходцев с Кавказа очень сильно развиты земляческие чувства. Один устроился в Минске, привез своего брата, затем дядю, жену, племянницу... Я знаю дом, где весь подъезд скупили азербайджанцы. Те минчане, которые еще там остались, склонны переселиться, потому что оказались в чужой культурной среде. Вообще говоря, подобная неприязнь имеет тесно связанные между собой экономические и психологические корни. Дело в том, что Европа стареет. Трудовые ресурсы восполняются за счет приезжих. Беларусь — европейская страна и переживает те же самые процессы. Здесь возможны два варианта развития событий. Иммигранты либо интегрируются в европейскую культуру, либо замыкаются, образуя изолированные анклавы. В Евросоюзе мы наблюдаем как раз второй вариант, когда иммигранты из арабских стран, жители парижских предместий, объединяются в бунтующие группы, разбивают витрины магазинов, поджигают автомашины... Это страшно, но еще страшнее, если у таких объединений появятся свои политические лидеры и попытаются противопоставить себя европейцам.
Но есть и другой сценарий, который Евросоюзу не мешало бы изучить на примере нашей страны. Скажем, у нас есть большое поселение татар в Ивье — там есть мечеть, свои памятники... Эти люди сохранили все то, что принесли их предки 600 лет назад, свято чтят свои корни, но при этом они включились в нашу культуру, впитали то, что окружает их. Причем в отличие от многих местных они прекрасно говорят по–белорусски. Получается синтез, кооперация культур, которая обогащает всех.
— Евгений Михайлович, а может, диалог с мусульманами идет столь непросто потому, что речь идет об ином образе жизни...
— Действительно, ислам достаточно жестко регламентирует все стороны человеческого существования. Вот почему такой пустяковый вопрос, как ношение паранджи, вылился в социальный конфликт. Для мусульманок это не столько предмет гардероба, сколько сокрытие от чужих взоров.
— И это противоречит укладу жизни французов, для которых нормой является открытость...
— Говорят, чем больше открыта женщина, тем лучше для французов. А если серьезно, то французские власти обеспокоены как раз отсутствием цивилизационной открытости, нежеланием иммигрантов следовать законам страны, в которой они живут. Данную проблему можно решить очень трудным процессом воспитания начиная с детского сада. Тут надо говорить о любви к своей культуре и уважении к чужой.
— Вопрос в том, какая культура и какие ценности будут доминировать на нашем континенте...
— Думаю, что как раз сегодня Европа находится в поисках выхода из глобального кризиса, причем речь идет не только об экономике, но и духовности, философии социального устройства. Сегодня есть две модели развития общества. Неолиберального типа, во главе которого Соединенные Штаты и доллар как символ экономической власти. Она построена по принципу вертикального осуществления и столь же вертикального управления глобализационными процессами из одного центра.
А вполне возможна и другая системная модель — синергетическая. Когда активно генерируются горизонтальные связи — экономические, политические, научные, социокультурные, сохраняющие самобытность различных народов и их культур. Именно такой вариант активно поддерживают Россия, Беларусь, другие страны СНГ, Китай, Индия, т.е. более половины человечества.
Надо объединять и искать пути сближения цивилизаций, культур, разных народов, чтобы это были не враги, а друзья. На это работает наша многовекторная внешняя политика, направленная на совершенствование отношений и с Западом, и с Востоком, на дружбу с Россией, Венесуэлой и Китаем... Чем более ты открыт другим, тем более силен. Чтобы избежать опасности лобового столкновения, нужно быть открытым миру. На этом построены восточные единоборства: не обязательно заламывать сопернику руку. Надо поддаться, когда тебя давят, а затем увернуться, но ничего ломать не надо. Это китайская мудрость, которая совпадает с некоторыми устойчивыми чертами характера белорусов.
— Евгений Михайлович, вы могли бы предсказать, какой будет Европа лет через 20?
— Дело в том, что социальные процессы нелинейного характера чаще всего непредсказуемы. Ни Нострадамусом, ни марксистской теорией. Раньше нас учили, что через две точки можно провести одну линию. Это был слишком упрощенный взгляд. Оказалось, как доказал в своей известной теории нобелевский лауреат Илья Пригожин, наш, кстати, земляк, что через две точки можно провести огромное количество линий. И по какой из них пойдет развитие, предсказать очень трудно. Потому что в критические моменты, называемые «особыми точками» или «точками бифуркации», принципиально невозможно предсказать, какой станет система, в том числе и социальная.
— А вам не кажется, что сегодня в Европе достигли именно такой точки бифуркации?
— Сегодня в Европе целое пространство бифуркаций. И в любой из этих точек может произойти перелом. Когда Советский Союз попал в эту кучу бифуркаций, он развалился. Поэтому предсказать, что будет с Европой, очень трудно.
— А с Хантингтоном, выдвинувшим теорию войны цивилизаций, вы согласны?
— С точкой зрения, согласно которой в наше время столкновение цивилизаций неизбежно, согласиться нельзя. Однако солидарен с американским философом в том моменте, где он предлагает сотрудничество цивилизаций ради того, чтобы избежать глобального столкновения, войны.
