«А знаешь, как получилось? Я тогда в Сморгони был прописан, но с женой уже не жил. Три, а может, и четыре повестки пришло из военкомата, но я не ходил. Некогда было, я тогда другими делами занимался — деньги зарабатывал. Но как–то иду по улице, а прямо навстречу военком топает. Увидел меня и говорит, что если я еще раз по повестке в военкомат на сборы не явлюсь, то он меня посадит лет на пять. Чувствую, что не шутит майор, не пугает. Говорит, на меня смотрит и смеется. Я голову опустил, в асфальт уставился и отвечаю: «Я лучше в тюрьме отсижу, но в Чернобыль не поеду!» Тогда из Сморгони всех только в Чернобыль везли...
Он тоже в асфальт смотрит и говорит: «Приноси завтра утром три литра самогонки и закуски хорошей — решу твой вопрос». Сказал и пошел по улице. У меня военная специальность, между прочим, водитель тяжелых тягачей, а там, в Чернобыле, такие были нужны. Самогонки у меня не было, купил пять бутылок «Русской», закуски разной и пришел рано утром к военкомату. Там уже людей — не протолкнуться, пять автобусов стоят. Страшно мне, но делать нечего. Заглядываю к военкому в кабинет, а у него пара мужиков. Когда они вышли, я и зашел. Сел к столу, сумку сбоку поставил. Он берет мой «военный», листает медленно, страничку за страничкой. Глянул на меня первый раз: «Водительское удостоверение ты не отдашь и паспорт не отдашь...» «Не отдам!» — говорю тихо. Он достал из стола мое дело и начал листать. Потом пометку сделал, что я выбыл куда–то в Литву... Еще что–то простым карандашом написал, а что–то вытер резинкой. Сумку забрал и сказал мне бегом бежать в тот кабинет, где с учета снимают, что он сейчас туда позвонит и мою фамилию им скажет... Да чтобы коробку конфет девушкам занес. Я к знакомой, утро ведь раннее, все еще закрыто, а знакомая диспетчером на цементном заводе. Конфет тех у нее дома полная секция. Выбрал самую большую и красивую коробку, принес, отдал, меня с учета задним числом и сняли. А во дворе мужиков, знакомых много, с «тормозками» в автобусы грузятся. Многие ругаются матом, а многие смеются. Не понимают что к чему, думают, шуточки. А потом, лет через пять–семь, умирать начали один за другим. А ведь до этого все здоровые были, молодые... Вот я с тобой сижу, разговариваю, а их нет, — так говорил мой друг Витя, без грамма бахвальства, откровенно, загибая пальцы, произнося имена и фамилии. — А поехал бы я тогда, уверен, что и меня бы уже на этом свете не было...»
Когда–то мне пожимал руку Сергей. Я учился на художественном факультете, а он — на театральном. Потом мы вместе работали на телевидении. Он режиссером, я редактором. И вот встречаю Сергея утром в коридоре, на Макаенка. Стоим, курим на балконе, а он и сообщает, что совместную работу сделать не сможем, придется отложить как минимум на три месяца... Я делаю удивленные глаза, а он: принесли повестку, послезавтра забирают на сборы... И поедет он в чернобыльскую зону ликвидировать последствия взрыва на АЭС.
Помню, стал я его уговаривать не ездить на те сборы. Во–первых, у них с женой еще детей не было. Во–вторых, он талантливый режиссер, а у нас ответственный проект. В–третьих, какой от него, режиссера, толк в той чернобыльской зоне, ведь он не специалист? Я загибал палец за пальцем, приводя различные резоны. А Сергей все курил и грустно улыбался, смотрел с тринадцатого этажа на Минск, на парк, на проспект. Подошел еще один наш коллега. Когда он узнал, что происходит, начал руками махать, матом на Сергея ругаться. Предложил прямо сейчас позвонить знакомому генералу, которого снимал накануне, а если генерал не поможет, то тогда депутатов придется беспокоить. Сергей докурил и попросил никого не беспокоить, никому не звонить. Сказал, что если он «откосит», то вместо него пойдет кто–то другой. А ему будет стыдно, он глаз поднять не сможет... К тому же, может, все обойдется, а побыть три месяца в иной среде, поработать на свежем воздухе физически ему, столичному жителю, будет полезно.
Сергей вернулся с тех сборов. Показывал фотографии, дозиметр... Кстати, хорошо помню, что те черно–белые снимки сильно напоминали фото времен войны... Когда Сергей умер, все знакомые в один голос принялись твердить, что надо было «откосить», не ходить, ведь это же Чернобыль, радиация, кюри, стронций...
Где–то читал, что все люди знакомы друг с другом через рукопожатие. Так оно и есть, даже если кого–то уже нет.
ladzimir@tut.by
Советская Белоруссия №220 (24601). Среда, 19 ноября 2014.
