Внучка Леонида Ржендзинского Наталья Ермакова с летописью.— Большинство альбомов, военных документов погибли. Папа хранил их в подвале дома, но однажды пришла большая вода, подвал затопило. Дневники уцелели чудом.
Леня вел их с июля 1941‑го. Ежедневно, прячась на чердаке, в поле или землянке, писал о том, что видел....
Татьяна Леонидовна уточняет:
— С 1937‑го Леня с родителями жили в Мурманской области. Суровый климат Кольского полуострова плохо сказывался на здоровье ребенка, поэтому на лето его отправляли к бабушке на Шкловщину. Так в 1941‑м он оказался на оккупированной территории и надолго потерял связь с отцом и матерью. О чем тоже писал в дневниках. Вести их было опасно, за это грозил расстрел. И он прятал записи: в собачьей будке, закапывал в землю. Для нас они бесценны. Это семейный архив — хроника ужасов войны глазами подростка.
Летопись Лени Ржендзинского (в сокращении)
10.07.41. Проснулся в овсе за конюшней. По шоссе шли немецкие машины и мотоциклы день и ночь... война.
18.07.41. Фрицы вели по шоссе пленных, били плетями.
Август 41‑го. Ездили в Шклов. По дороге много могил, воронок, сожженной техники. Взорваны мосты. Больше половины Шклова сожжено. Евреи на улицах, их никуда не пускают. Все разграблено.
7.08.41. Град с куриное яйцо. Убирали хлеб, взрослели, втягивались в тяжкую работу. Урожаи большие, бери сколько хочешь, да некому брать.
12.08.41. Самый печальный день — моего рождения. Научился варить еду на костре в консервной банке, стрелять из винтовки... Вручную палками молотили жито. Разъезжается последняя одежда... Грустно, вспоминается уютный родительский дом. Собираю учебники для 6 класса. Знания будут! Школа организована на чердаке.
1.09.41. Очень трудно. Нет продовольствия. Страшно за родителей, как они? В селе закончилась уборка, а в соседней деревне все стоит посеревшее. Немцы избили людей, обещали расстрелять, если не уберут хлеб.
3.10.41. Фрицы в Шклове выгнали евреев за город, расстреляли. Детей закапывали в землю живыми.
14.10.41. У меня температура 39,7. Пошли с Оликом в кузню. Потом копали бульбу — под снегом. Дневник пишу в потемках. Хочется сказать много, но некогда. Надо работать и латать дыры в одежде.
30.10.41. В Шклове опять собрали евреев, тысячи 4, погнали за Днепр. Они пробовали бежать, немецкие автоматчики заставили их остановиться. Навсегда. Сбрасывали в окопы — мертвых, еще живых, засыпали землей.
2.11.41. В Могилеве виселицы на улицах... На одной 6 суток висел лейтенант и 3 доктора. Повесили депутатку из деревни Черное...
Январь 42. В Могилеве школы отдали под госпитали немцев. Свирепствует тиф и дизентерия.
Март 42. Самолеты сбросили листовки. Прячу их. И дневники — иначе — расстрел!
Сентябрь 42. Идет партизанская война. Из района ушло 12 отрядов партизан на соединение с нашими. Отряд Аксенова остался, и еще один — в лесу.
Июль 43. Очень трудное положение у родни. Пришлось уйти к чужим людям. Скитания.
Февраль 44. Партизанку убили на улице. Умерла от тифа бабка. Когда копали ямку на кладбище, нас обстреляли немцы. Еле спаслись... Сгорела дедова изба.
20‑го проснулись от страшных взрывов и стрельбы. Дома — как решето, пули даже в свежеиспеченном хлебе. Люди прячутся. Немцы нашли убежище — 7 девушек и 1 парня. Убили.
Апрель 44. Нарисовал карту‑схему фронта. Живу в землянке, сам строил. Мешок вместо одеяла. Еды нет. Убил белку, съел. Могил много — люди хоронят близких.
Деревня сгорела 10 июня. Нас освободили 28‑го.
Август 44. Наши гибнут на минах, работая в поле. Подорвался друг Янок Сбуржинский, хотел быть летчиком. Похоронил его. Но еще много дней он стоял у меня перед глазами — с оторванными руками...
12.08.44. Родители нашлись, и я начинаю жить. Прислали деньги, но я сутками готов голодать, чем истратить хотя бы рубль... Отец серьезно болен, нужна операция, его брат погиб на передовой. В колхозе много работы, сам заработаю на дорогу домой.
15.08.44. Достал один ботинок. Готовлюсь к отъезду. Как долго идут письма! До встречи, родные!
С родными Леня встретился осенью 1944‑го. Вспоминает его внучка Наталья Ермакова:
— Дедушке по окончании Пермского университета предлагали преподавать на кафедре, потом — в Ленинграде. Но он выбрал сельскую школу, реку, в которой по утрам купается солнце. Построил дом, посадил сад, выучил английский, собрал большую библиотеку. А в 1974‑м вернулся на родину, где каждая пядь земли помнила его боль. Дом поставил на родине отца, в Кричевском районе. Заложил сад, обзавелся пасекой, учительствовал. Дети его любили — он не просто преподавал географию, физику, историю и английский, он привил им любовь к театру, научил танцевать вальс.
Ржендзинского не стало в 1980‑м. Сердце не выдержало: 52 года — третий инфаркт...
В Лобковичах остались его 88‑летняя жена и внучка:
— Мы не отдали дневники, которые Леонид Николаевич называл «в гостях у жизни» в музей, потому что их еще не прочел его правнук Илья. А мы хотим, чтобы он увидел войну глазами подростка Лени. Который не знал, что ждет его завтра. И будет ли это завтра. Но все‑таки надеялся и верил — мы победим.
kislyak@sb.by
