Одним из самых громких событий, касающихся не только церковной, но и светской жизни, стало появление на официальном сайте Русской православной церкви проекта документа «Церковнославянский язык в жизни РПЦ XXI века». На новостных лентах его сразу истолковали как подготовку РПЦ к реформированию языка богослужений, чтобы его адаптировать для современного общества. Однако в проекте речи не идет о переходе с церковнославянского на русский. Проект, опубликованный «для получения отзывов» и «с целью дискуссии», в первую очередь подчеркивает значимость первого. Но при этом все–таки преследуется цель в отдельных случаях облегчить понимание богослужебных текстов путем замены сложных слов церковнославянского языка на более легкие из него, облегчения синтаксических конструкций. Например, слово «живот» можно заменить словом «жизнь», словосочетания «лесть идольская» — словом «заблуждение». Ну а калькированные с греческого слова «потир» и «анкира» — на знакомые всем «сосуд» и «якорь».

Вообще говоря, богослужебный язык подвергался изменениям, и не только лишь во время реформ при патриархе Никоне, императрице Елизавете или на большом Поместном соборе 1917 — 1918 годов.

— При вдумчивом взгляде на историю оказывается, что процесс перемен никогда не останавливался. Процесс переписывания книг был уже процессом адаптации — живой человек переписывает книгу со своими вставками. Сегодня мы во многом являемся заложниками идеологии книгопечатания, которая взяла общие стандарты. И наши страхи — страхи эпохи модерна, — подчеркивает первый зампредседателя учебного комитета РПЦ архимандрит Кирилл (Говорун).

Документ же «Церковнославянский язык в жизни РПЦ XXI века», по его убеждению, узаконивает развитие этого языка в будущем. Однако стоит вспомнить, что в Греческой православной церкви, где современные греки тоже часто не понимают языка богослужения, попытка ввести чтение из Священного Писания на современном языке окончилась неудачно.

Председатель Синодального информационного отдела Владимир Легойда, подчеркивая значение традиции, напоминает, что известный святой Феофан Затворник в свое время говорил о необходимости идти по этому пути, «потому что язык богослужения должен быть понятен».

Осенью должны быть проанализированы отзывы на документ, и с их учетом вопрос будет рассматриваться редакционной комиссией под председательством патриарха Кирилла и президиумом Межсоборного присутствия. Пленум присутствия, который имеет полномочия для утверждения документа, намечен на февраль 2012 года. Окончательное же решение может принять только Архиерейский собор, который по уставу собирается раз в 4 года.

Елена ЯКОВЛЕВА.

Комментарии

Протоиерей Александр Болонников, доцент Минской духовной академии, секретарь ученого совета, кандидат богословия:

— Язык богослужения, церковнославянский, всегда останется сакральным, священным. Мы не случайно не спешим отказываться от него, несмотря на то, что не считаем его единственно возможным средством разговора с Богом. В наших храмах используется и белорусский язык. Но перевод текста на него тоже не дал ответа на вопрос, который постоянно звучит от обывателей: «Почему ваша служба непонятна?» Когда я его слышу, вспоминаю себя в 90–е годы, когда я принял решение поступать в семинарию. Естественно, в то время еще не было воскресных школ, и никто не давал возможности нам изучить хотя бы азы славянской азбуки. Но вступительный экзамен в семинарию по церковнославянскому я выдержал. Как готовился? А как учатся языку другие люди?

По сути, церковнославянский на сегодняшний день имеет значение как язык чистого общения с Богом. На этом языке мы не ссоримся друг с другом, не лжем. В нем нет бранной лексики. Кроме того, он важен как праязык сегодняшнего разговорного. Его знание помогает более глубоко и грамотно пользоваться современными русским и белорусским. Но на каком бы языке мы ни разговаривали с Богом, необходимо, чтобы он был совершенно понятным. Процесс «прояснения» слов, далеких от современных, шел всегда. Франциск Скорина издает в Праге «Библию руску»: самые сложные обороты и слова в ней заменены на белорусские, а иногда и на польские — те, которые были тогда в обиходе у его соотечественников. То же делают и авторы библейских текстов, используя своего рода комментарии. Например, Мария Магдалина после явления к ней воскресшего Христа, обращаясь к нему, говорит: «Раввуни!» Поскольку это еврейское слово было уже малопонятным в те времена читателям, евангелист пишет пояснение: «Что значит: «Учитель!»

Кстати

Примеры из псалмов (церковнославянский — русский)

Паки, паки — еще и еще, опять и опять, снова и снова.

Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых — блажен муж, который не пошел в совет нечестивых.

Вскую шататшася языцы, и людие поучишався тщетным? — Что возмутились народы и племена, замыслили суетное?

Протоиерей Федор Повный, настоятель Всехсвятского прихода Минска:

— Могу поделиться личным опытом. Молитва — это не просто набор фраз или высказываний. Это формула обращения человека к Богу. Она может быть произнесена своими словами, а может — теми, какими обращались к Богу святые. Когда мы говорим слова молитв святых, то невольно, даже на уровне подсознания, выстраиваем свой внутренний мир в плоскости их мышления, их духовной жизни. Естественно, и Василий Великий, и Григорий Богослов, и Иоанн Златоуст употребляли наречия того времени и местности, где проживали. Но надо принять тот факт, что любой перевод всегда ущербен по отношению к оригиналу.

Я не возражаю против того, чтобы малопонятные слова были заменены на более современные — это вполне возможно в каких–то библейских текстах, апостольских посланиях. Но когда мы касаемся божественной Литургии, которая совершается у нас на церковнославянском, то видим, что в ней лишь несколько «трудных» слов. И разве может быть сложность в том, чтобы прочитать перевод и понять их смысл? А сказать «аминь!» или «истинно, истинно так!» — разница принципиальная!

В иных случаях некоторые замены вполне применимы. Например, когда совершается таинство венчания, читается стих «живота просише у тебе и дал еси им». Люди, не понимая богословского значения этого словосочетания, думают, что речь идет о женском животе, беременности. Но это абсурд. Ведь говорится о жизни, о том, что супруги, пришедшие и спрашивающие разрешение у Бога на совместную жизнь, становятся единым целым. Поэтому я могу произнести начало стиха как «жития просише...». Или когда мы читаем Апостол во время венчания, он завершается такими словами: «А жена да боится своего мужа». Это перевод греческого текста. Но тут боязнь не в смысле животного страха, раболепного отношения, а в смысле «как я могу перед лицом любимого сделать что–то не по совести?» Существует другой перевод, отражающий множество значений греческого слова: «А жена да любит своего мужа». И он тоже правильный.

Лично для меня славянский текст сегодня понимается не столько умом, сколько сердцем. Я не учил специально наизусть ни одной молитвы, но все их могу произнести на память. Запоминание происходит только тогда, когда молитва становится твоей, входит в резонанс с твоим внутренним духовным миром. Тогда и слова становятся понятными.

Много лет мне пришлось нести церковное послушание в одном из храмов в Германии. Богослужения в основном велись на славянском языке. И немцы, которые не знали русского, стояли с книжечками, следили за текстом, который был на немецком и славянском. Пытаясь облегчить их положение, я предложил раз в месяц служить Литургию на немецком — есть современные, хорошие переводы. Тщательно выучил текст, они были в восторге. Прошло полгода, и вот они как–то смущенно мне говорят: «Когда мы стояли с книжечкой и слушали славянский, у нас говорило сердце, а теперь мы понимаем слова головой, но сердце перестало говорить». Это меня потрясло, это было открытие. Используя этот опыт, мы и здесь издали книжечку–помощника, где есть текст на славянском русскими буквами, рядом перевод и, где необходимо, пояснения. Она переиздавалась уже 5 раз. И когда человек чего–то не понимает, ему вручается помощник, и уже к третьей Литургии подсказки не нужны. Несомненно, трудновоспринимаемые слова есть и в библейских текстах, и в евангельских, апостольских, богослужебных. Если их заменят — это еще раз подтвердит, что язык наш не застывший, живой. Но нужно грамотно и очень осторожно подходить к решению этой проблемы.

Подготовила Юлия ВАСИЛИШИНА, «СБ».