Отзвуки
24.11.2010
В тени брата
К таким отзывам относится и виртуальное послание Александра Ц., касающееся моей статьи «Он открыл Европе Байкал» («СБ» за 16 июня 2007 года). Речь в статье шла о ссыльном повстанце 1863 года Бенедикте Дыбовском, для которого долгие годы в Сибири стали временем плодотворного научного труда, равного подвигу.
Александр Ц. писал: «Уважаемый Адам Мальдис, у Бенедикта Дыбовского был брат Владислав Д. (1838 — 1910), который прославился не меньше. Хотелось бы о нем узнать. Я живу на Свитязи в Новогрудском районе, и оказалось, что Владислав имеет непосредственное отношение к этим землям. Многочисленные научные труды Владислава содержат ценные данные по фауне Литвы, Восточной Сибири, Камчатки и Байкальского озера, а также по флоре Западного края». Заканчивалось послание просьбой: «Если вы что–то еще знаете о Владиславе Д., сообщите, напишите, пожалуйста. Ведь такая информация вам не могла не попасться попутно при изучении биографии Бенедикта».
Читательская просьба для автора — закон. Поэтому начал из разных источников собирать сведения о Владиславе Дыбовском. В моей подручной базе данных нашлись очень существенные сведения о двух статьях ученого, имеющих самое непосредственное отношение к белорусской фольклористике — это «Белорусские присказки из Новогрудского уезда» и «Белорусские загадки из Минской губернии». Доктора В.Дыбовского можно отнести к зачинателям белорусской лексикографии. Оказывается, он был переводчиком на белорусский язык и составителем «Белорусско–польско–французского словаря».
Как и Бенедикта, Владислава осудили за участие в восстании 1863 года, но на меньший срок, без ссылки. И вскоре, поработав несколько лет в Дерптском университете, он вернулся на родину (1878 г.), однако не в имение Адамарин, находившееся на территории нынешнего Молодечненского района (которое, скорее всего, конфисковали), а в Няньково на Новогрудчине, где сегодня на месте усадьбы установлен мемориальный камень.
И вот вам интрига сегодняшнего дня. Все эти сведения я сообщил... Андрею Дыбовскому — тому самому Александру Ц., приславшему отзыв в газету. А еще... прямому потомку легендарного Бенедикта Дыбовского. Мемориальный камень под Радошковичами, недалеко от Вязынки, где родились братья Дыбовские, Андрей отыскал. А вот фотографии Владислава нигде не нашел.
Время шло. Стало известно и место бывшей усадьбы в Няньково, и место захоронения Владислава Дыбовского, которое отыскал учитель истории Любчанской средней школы Михаил Карпович, — у выезда из Любчи в сторону Черешли, около маслосырзавода. Но памятник Владиславу — каменная колонна в виде суковатого дуба — был вывернут и вывезен варварами на свои потребы. Тогда краеведы во главе с Карповичем поставили новое надгробие с надписью на белорусском языке.
Теперь уже, казалось, можно бы и начинать статью о Владиславе. Но сдерживало отсутствие его фотографии. И вдруг на одном из сайтов я увидел... саму усадьбу в Няньково: характерный дом с широким крыльцом и пятью окнами со ставнями с каждой его стороны... Да я уже это где–то встречал! Наяву? Невозможно: Няньково уничтожено во время последней войны. Тогда где? И тут зримо всплыла в памяти брошюра из серии «Нашы славутыя землякi». Так и есть: «Рыцар навукi з Нянькава» Станислава Галактионова и Анны Яцкевич, 1989 год. Вот и пришлось сделать запоздалое открытие в собственной библиотеке...
В брошюре приводятся подробные биографические сведения. Оказывается, отец ученых, Ян, тоже увлекался биологией, первым в Беларуси начал выращивать салат. Бабушка ученых увлекалась разведением различного «нетипичного» зелья — в том числе ревеня, шалфея, мяты, ромашки. Короче, целый род естествоиспытателей!
Что касается разносторонней научной деятельности Владислава, ее составляют более сотни научных статей в журналах и сборниках на французском, английском, немецком, русском и польском языках. В последние годы жизни к Владиславу Дыбовскому пришло европейское признание. Его избрали действительным членом Краковской академии наук, Императорского минералогического общества, Минского общества сельского хозяйства и так далее.
Раритетный Гусовский
Когда статья Г.Корженевского готовилась к печати, в Гродно, в мастерской признанного графика Юрия Яковенко, рождалось уникальное книжное издание «Песни о зубре» — в латинском оригинале, на специальной бумаге, в дорогом кожаном переплете. Эту книгу восторженно принял художественный мир. Она передана в Ватикан Папе Римскому Бенедикту XVI. Сейчас, как мне известно, в Минске осталось только два экземпляра книги — в Национальной библиотеке и академии искусств.
Однако и на Западе, и у нас «Песня о зубре» вызвала ряд вопросов. Кто такой Гусовский? Как и для кого поэма писалась? Как на самом деле проходили охоты на редкого зверя, описанные в произведении? Понадобились комментарии. И они вышли отдельной книжкой About this Artbook на английском и белорусском языках, получившей самостоятельную ценность, — прежде всего благодаря изящно написанному тексту кандидата филологических наук Светланы Янчеловской. В книге определены достоинства как самой поэмы, так и ее автора, Н.Гуссовского, основателя в Беларуси новой «традиции латиноязычной поэзии», в жизненном и творческом пути которого «незвычайным чынам злучылiся беларускi паляўнiчы i еўрапейскi паэт, польскi дыпламат i iтальянскi гуманiст».
И все же кое–что в комментариях, написанных уже после публикации Г.Корженевского, я воспринял с горечью. Оказывается, наиболее вероятно, что Гусовский «паходзiў з Верхняга Прыдняпроўя альбо з Белавежскай пушчы». О Налибокской (Литовской) пуще, о том, что там, у деревни Королевщина, на месте рождения поэта уже давно стоит мемориальная часовня, — ни слова...
И еще одно принципиальное замечание. В отличие от устоявшейся традиции в английском тексте фамилия поэта начинается не с плавного H, а со взрывного G.
Но это всего лишь ложка дегтя в бочке меда. Задуманные как смысловые, символические пары гравюры Юрия Яковенко описаны блестяще.
Предводителей было двое...
И вот пришел первый отклик из Борисова — от редактора краеведческой газеты «Гоман Барысаўшчыны» Михаила Мацельского. Присланные им сведения все ставят на свои места. Оказывается, в Польше, Австрии, Аргентине и сегодня проживают наследники рода Цюндевицких, а на одном из познаньских сайтов размещены данные (вслед за книгой Вацлава Студницкого «1863 год») о повстанце Михале. Есть даже его единственное фото, на котором тот сидит в «крамольном» кресле с эмблемой ВКЛ. Снимок сделан в Минске в фотоателье Прушинских. Да, Михал Цюндевицкий — сын Мельхиора, владельца Кищинской Слободы. Но его мать не Ганна, а Камилла, действительно происходившая из рода Богдановичей. Наряду с этой, кищинской, ветвью уже на Борисовщине формировалась вторая ветвь рода Цюндевицких. Ее зачинатель — родной брат Мельхиора — Юзеф. Как раз он–то и был мужем Ганны из королищевицкого рода Прушинских. Есть и прощальное письмо Михала Цюндевицкого, где он свои личные вещи и книги распределяет среди родственников: упоминаются фамилии Богдановичей, Тышкевичей, Цехановецких, Ельских. «Любимым дядей» назван Северин Прушинский из Королищевичей, навещавший Михала в минской тюрьме.
По моему мнению, память о Михале Цюндевицком, мужественном народолюбце, должна быть увековечена в Минске — примерно там, где состоялась его казнь.