Порой бывает так, что напечатаешь статью, получишь читательский отзыв, а в нем — новая задача, выполнение которой волей–неволей растягивается на долгое время, бывает, даже на несколько лет.
В тени брата
К таким отзывам относится и виртуальное послание Александра Ц., касающееся моей статьи «Он открыл Европе Байкал» («СБ» за 16 июня 2007 года). Речь в статье шла о ссыльном повстанце 1863 года Бенедикте Дыбовском, для которого долгие годы в Сибири стали временем плодотворного научного труда, равного подвигу.
Александр Ц. писал: «Уважаемый Адам Мальдис, у Бенедикта Дыбовского был брат Владислав Д. (1838 — 1910), который прославился не меньше. Хотелось бы о нем узнать. Я живу на Свитязи в Новогрудском районе, и оказалось, что Владислав имеет непосредственное отношение к этим землям. Многочисленные научные труды Владислава содержат ценные данные по фауне Литвы, Восточной Сибири, Камчатки и Байкальского озера, а также по флоре Западного края». Заканчивалось послание просьбой: «Если вы что–то еще знаете о Владиславе Д., сообщите, напишите, пожалуйста. Ведь такая информация вам не могла не попасться попутно при изучении биографии Бенедикта».
Читательская просьба для автора — закон. Поэтому начал из разных источников собирать сведения о Владиславе Дыбовском. В моей подручной базе данных нашлись очень существенные сведения о двух статьях ученого, имеющих самое непосредственное отношение к белорусской фольклористике — это «Белорусские присказки из Новогрудского уезда» и «Белорусские загадки из Минской губернии». Доктора В.Дыбовского можно отнести к зачинателям белорусской лексикографии. Оказывается, он был переводчиком на белорусский язык и составителем «Белорусско–польско–французского словаря».
Одинаковые по величине статьи, посвященные Бенедикту и Владиславу Дыбовским, помещены в последних белорусских энциклопедических изданиях. Но если первый определен только одним словом — «зоолог», то второй — личность куда более многогранная: зоолог, ботаник, палеонтолог, минералог и фольклорист.
Как и Бенедикта, Владислава осудили за участие в восстании 1863 года, но на меньший срок, без ссылки. И вскоре, поработав несколько лет в Дерптском университете, он вернулся на родину (1878 г.), однако не в имение Адамарин, находившееся на территории нынешнего Молодечненского района (которое, скорее всего, конфисковали), а в Няньково на Новогрудчине, где сегодня на месте усадьбы установлен мемориальный камень.
И вот вам интрига сегодняшнего дня. Все эти сведения я сообщил... Андрею Дыбовскому — тому самому Александру Ц., приславшему отзыв в газету. А еще... прямому потомку легендарного Бенедикта Дыбовского. Мемориальный камень под Радошковичами, недалеко от Вязынки, где родились братья Дыбовские, Андрей отыскал. А вот фотографии Владислава нигде не нашел.
Время шло. Стало известно и место бывшей усадьбы в Няньково, и место захоронения Владислава Дыбовского, которое отыскал учитель истории Любчанской средней школы Михаил Карпович, — у выезда из Любчи в сторону Черешли, около маслосырзавода. Но памятник Владиславу — каменная колонна в виде суковатого дуба — был вывернут и вывезен варварами на свои потребы. Тогда краеведы во главе с Карповичем поставили новое надгробие с надписью на белорусском языке.
Теперь уже, казалось, можно бы и начинать статью о Владиславе. Но сдерживало отсутствие его фотографии. И вдруг на одном из сайтов я увидел... саму усадьбу в Няньково: характерный дом с широким крыльцом и пятью окнами со ставнями с каждой его стороны... Да я уже это где–то встречал! Наяву? Невозможно: Няньково уничтожено во время последней войны. Тогда где? И тут зримо всплыла в памяти брошюра из серии «Нашы славутыя землякi». Так и есть: «Рыцар навукi з Нянькава» Станислава Галактионова и Анны Яцкевич, 1989 год. Вот и пришлось сделать запоздалое открытие в собственной библиотеке...
В брошюре приводятся подробные биографические сведения. Оказывается, отец ученых, Ян, тоже увлекался биологией, первым в Беларуси начал выращивать салат. Бабушка ученых увлекалась разведением различного «нетипичного» зелья — в том числе ревеня, шалфея, мяты, ромашки. Короче, целый род естествоиспытателей!
Что касается разносторонней научной деятельности Владислава, ее составляют более сотни научных статей в журналах и сборниках на французском, английском, немецком, русском и польском языках. В последние годы жизни к Владиславу Дыбовскому пришло европейское признание. Его избрали действительным членом Краковской академии наук, Императорского минералогического общества, Минского общества сельского хозяйства и так далее.
Раритетный Гусовский
Другая статья — «Песня о зубре»: Что мы знаем о жизни Николая Гусовского» («СБ» за 23 октября 2007 года). Написана она (с моими комментариями) инженером–мелиоратором из Воложина Георгием Корженевским. Опираясь на убедительные аргументы, он, как мне кажется, твердо доказал, что автор известной поэмы родился в селении Гуссово, слившемся позже с деревней Королевщина, — на берегу одной из двух рек Усса, что и ныне текут через Налибокскую (тогда — Литовскую) пущу. Именно туда, а не в далекую Беловежу, ездили на охоту великие князья литовские и короли польские. Именно здесь с детства наблюдал за их охотой, а потом воспел увиденные картины сын местного ловчего.
Когда статья Г.Корженевского готовилась к печати, в Гродно, в мастерской признанного графика Юрия Яковенко, рождалось уникальное книжное издание «Песни о зубре» — в латинском оригинале, на специальной бумаге, в дорогом кожаном переплете. Эту книгу восторженно принял художественный мир. Она передана в Ватикан Папе Римскому Бенедикту XVI. Сейчас, как мне известно, в Минске осталось только два экземпляра книги — в Национальной библиотеке и академии искусств.
Однако и на Западе, и у нас «Песня о зубре» вызвала ряд вопросов. Кто такой Гусовский? Как и для кого поэма писалась? Как на самом деле проходили охоты на редкого зверя, описанные в произведении? Понадобились комментарии. И они вышли отдельной книжкой About this Artbook на английском и белорусском языках, получившей самостоятельную ценность, — прежде всего благодаря изящно написанному тексту кандидата филологических наук Светланы Янчеловской. В книге определены достоинства как самой поэмы, так и ее автора, Н.Гуссовского, основателя в Беларуси новой «традиции латиноязычной поэзии», в жизненном и творческом пути которого «незвычайным чынам злучылiся беларускi паляўнiчы i еўрапейскi паэт, польскi дыпламат i iтальянскi гуманiст».
И все же кое–что в комментариях, написанных уже после публикации Г.Корженевского, я воспринял с горечью. Оказывается, наиболее вероятно, что Гусовский «паходзiў з Верхняга Прыдняпроўя альбо з Белавежскай пушчы». О Налибокской (Литовской) пуще, о том, что там, у деревни Королевщина, на месте рождения поэта уже давно стоит мемориальная часовня, — ни слова...
И еще одно принципиальное замечание. В отличие от устоявшейся традиции в английском тексте фамилия поэта начинается не с плавного H, а со взрывного G.
Но это всего лишь ложка дегтя в бочке меда. Задуманные как смысловые, символические пары гравюры Юрия Яковенко описаны блестяще.
Предводителей было двое...
А вот отзвук, который появился на пятый день после публикации моей статьи «Правда интереснее мифа» («СБ» за 6 ноября 2010 года). Речь в ней шла об удивительной книге «Хозяйка Литовская», написанной Ганной Цюндевицкой и издававшейся несколько раз в ХIХ веке анонимно, так как в те времена не пристало заниматься такими справочниками жене предводителя дворянства Борисовского уезда, коей и являлась Ганна. В статье утверждалось, что мужем этой феноменальной женщины был Мельхиор Цюндевицкий, награжденный золотой шпагой за героизм во время Отечественной войны 1812 года, а сын их — Михал Цюндевицкий, первая жертва муравьевского террора в Минске, расстрелян в 1863 году в том месте, где расходились Игуменский и Койдановский тракты (по уточненным сведениям, не доезжая до нынешнего кинотеатра «Центральный»). Соответственно девичьей фамилией Цюндевицкой названа фамилия Богданович.
И вот пришел первый отклик из Борисова — от редактора краеведческой газеты «Гоман Барысаўшчыны» Михаила Мацельского. Присланные им сведения все ставят на свои места. Оказывается, в Польше, Австрии, Аргентине и сегодня проживают наследники рода Цюндевицких, а на одном из познаньских сайтов размещены данные (вслед за книгой Вацлава Студницкого «1863 год») о повстанце Михале. Есть даже его единственное фото, на котором тот сидит в «крамольном» кресле с эмблемой ВКЛ. Снимок сделан в Минске в фотоателье Прушинских. Да, Михал Цюндевицкий — сын Мельхиора, владельца Кищинской Слободы. Но его мать не Ганна, а Камилла, действительно происходившая из рода Богдановичей. Наряду с этой, кищинской, ветвью уже на Борисовщине формировалась вторая ветвь рода Цюндевицких. Ее зачинатель — родной брат Мельхиора — Юзеф. Как раз он–то и был мужем Ганны из королищевицкого рода Прушинских. Есть и прощальное письмо Михала Цюндевицкого, где он свои личные вещи и книги распределяет среди родственников: упоминаются фамилии Богдановичей, Тышкевичей, Цехановецких, Ельских. «Любимым дядей» назван Северин Прушинский из Королищевичей, навещавший Михала в минской тюрьме.
По моему мнению, память о Михале Цюндевицком, мужественном народолюбце, должна быть увековечена в Минске — примерно там, где состоялась его казнь.
