Не люблю ночные звонки. И думаю, что я в этом не одинок. Пока идешь к телефону и трубку поднимаешь, то сердце зависает, перестает биться. А язык тяжелым и непослушным делается, к небу прилипает. Ночью по пустякам звонить не станут. Сразу понимаешь: что–то случилось плохое.
Только бы не с самыми близкими и дорогими людьми.
Есть у меня приятель. Мы знакомы лет двадцать. Раньше работали вместе. Потом дороги разошлись, теперь иногда встречаемся, по городу ходим–бродим, улицы шагами меряем, за жизнь и о кино разговариваем. Была у моего знакомого молодая жена. Она родила ему сына. Помню, как приятель радовался, даже бороду сбрил, как долго имя подбирал, как домой с работы спешил. Все мечтал, что сын вырастет и тогда они вместе с ним одно дело станут делать. А если даже у каждого свое дело будет, то обсуждать станут. Он сыну советы давать начнет с высоты своего жизненного опыта. Такие красивые и правильные картины рисовал приятель. Свято верил, что именно так все и будет.
Но случилось то, что случается у людей, творчеством раненных, очень часто, — развелись. Происходило все это эмоционально, со скандалами, оскорблениями и угрозами.
Сын с мамой остался. Приятель все говорил, себя успокаивая, что когда ребенок подрастет, то сам во всем разберется, и тогда он его к себе возьмет. Станут жить вместе. А пока будут путешествовать летом, рыбу ловить, ходить по выходным в кино и кафе.
Уже бывшая жена замуж вышла. Ребенка, чтобы новую семью создавать не мешал, к бабушке в далекий город отправили. Там он и жил, и учился, и ума–разума набирался. И мать, и отец сына баловали и подарками, и деньгами. Иногда он отцу сам звонил: денег то на компьютер новый, то на мобильник, то на джинсы просил. Отец, когда мог, посылал. Бабушка вскоре над пареньком двенадцатилетним контроль потеряла. За помощью к дочке обратилась...
Мальчик в Минск вернулся. И начал метаться между отцом, у которого жилплощадь и деньги, и матерью. А родители между собой не разговаривают, они друг друга во всех смертных грехах обвиняют. Каждый продолжает считать, что правда на его стороне и только он ее знает.
Школы мальчишка менял каждый год. Учился плохо, уроки прогуливал. Отец ему репетиторов нанимал. Даже в длительные, на несколько месяцев командировки его с собой брал.
И теперь приятель звонит мне среди ночи и совета просит. Что с сыном делать, не знает. Пьет его сын, курит, гуляет, вещи из дому ворует и продает. В ночные клубы ходить пристрастился. Компьютера дома не стало, телефоны, видеоплейеры, мобильники регулярно пропадают. По–разному пробовал отец с сыном разговаривать. И строго, и ласково, и грубо по–мужски, и в храм его с собой пытался брать, и к работе приучить. Сын слушает и даже понимает вроде. Исправиться обещает. Приятель обрадоваться не успеет, как очередной залет.
А сын врет и по–своему «красивой» жизнью продолжает жить. Звонит приятель мне ночью, рассказывает, что сын из кафе убежал, не расплатившись, и спрашивает, что ему теперь с сыном делать?
— А ты бы на моем месте как поступил?
— Надо ехать в кафе деньги отдавать, — предлагаю.
— А потом? Ведь если так дальше пойдет, то сыну тюрьма грозит.
— А в армию ты его не хочешь отправить? — спохватываюсь я.
— Он сам не хочет в армию. А мама его кричит, что не пустит.
Пишу колонку, ибо не знаю, как помочь моему приятелю и его сыну. Вроде и ситуация типичная, вроде и нет в ней ничего сверхъестественного и невероятного. Жизненная ситуация, как говорят о тяжелых реалистических фильмах с открытым финалом.
Армия или тюрьма?
