Специалисты по болезням души утверждают: каждый третий из нас в течение жизни хоть раз да нуждается в помощи как минимум психотерапевта. Но обращаются немногие. А готовы понять страдания другого лишь единицы. Отсюда горькое чувство, что психически больные люди никому, кроме медиков, у нас не нужны. Ведь требования «да заберите его куда–нибудь!» директор РНПЦ психического здоровья врач–психиатр Александр Старцев слышал от соседей, знакомых и даже родственников своих подопечных не раз. «Но если после нашего разговора со стены непонимания общества упадет один кирпичик — моя цель будет достигнута», — с этого тезиса и начался разговор с Александром Ивановичем.
— Я уверен: сегодня общество мало занимается социальной реабилитацией и поддержкой психически больных людей, недостаточно создает условий, чтобы они комфортно чувствовали себя. Да, количество домов–интернатов психоневрологического профиля с каждым годом увеличивается — сейчас их 47, и там постоянно проживают 12,5 тысячи пациентов, но ведь растут и потребности наших подопечных в социальной помощи. Я где–то понимаю родственников: пожилой человек, например, со старческим слабоумием, утративший навыки самообслуживания, требует постоянного ухода, изменения образа жизни всей семьи. Но разве интернат — единственный выход? Эта проблема успешно решается за рубежом. В Германии есть варианты сопровождаемого проживания психически больных людей, в Исландии и Дании — подобие «детских садиков» для их дневного пребывания. Однако это уже, согласитесь, вотчина не медицины, а социальных служб, общественных организаций, волонтеров, просто людей неравнодушных. Образно говоря, хирург должен делать операции, а не разрабатывать колено пациенту.
— Ниша, о которой вы, Александр Иванович, говорите, фактически пустует.
— Пока в стране есть только два примера того, как это должно быть. Клубный дом «Открытая душа», созданный при участии Белорусского общества социальных работников, и реабилитационный центр «Открытый дом», совместный проект Белорусского и Исландского обществ Красного Креста. Эти центры посещают пациенты с шизофренией, органическими расстройствами психики... Общаются, гуляют, некоторые учат английский язык. И заметьте, там нет психиатров — работают с «гостями» (так называют посетителей центра) психологи, волонтеры. Увы, для большинства психически больных людей такого выбора нет. Многие долго находятся в стационарах, потому что им попросту некуда идти — они или одиноки, или родственники считают, что не имеют возможности обеспечить должный уход. Мы условно называем это «госпитализацией по социальным показаниям», хотя такой формулировки в нормативных документах Минздрава нет. На 1 октября 300 человек по всей стране занимали профильные койки именно на таком основании! Но ведь это и нерационально в экономическом плане, и с социальной точки зрения совершенно неправильно. Надо, чтобы в каждый территориальный центр социального обслуживания могли приходить наши пациенты. Однако, увы, в перечень медицинских показаний для получения социальных услуг не входят шизофрения, расстройства настроения и другие психические заболевания. Нам говорят: «Мы не психиатры, мы не знаем, как с ними работать!»
— Наверное, опасаются, хотят гарантий. У всех ведь еще на памяти история российского шизофреника Белова, зарезавшего жену и шестерых детей...
— Вот скажите: для чего вам, журналистам, нужно непременно указывать, что человек, совершивший преступление, психически болен?
— Потому что бытует мнение, что это — причина.
— Поднимите статистику: психически больные не чаще здоровых совершают противоправные действия. Разница в том, что жестокие преступления здоровых обывателю более понятны: ими движут корысть, зависть, ревность, а поступок психически больного — нет, потому что, скорее всего, он продиктован ощущением своей ненужности, отверженности в обществе. А психически больной человек, наоборот, нуждается во внимании и ласке даже в большей степени, так как спинным мозгом чувствует, что к нему относятся по–другому — грубо, предвзято, как к источнику опасности. И потом, давайте будем последовательными — и начнем относиться к психически больному как к равному и в этом вопросе. Нахулиганил — составляйте на него протокол, а не отмахивайтесь, мол, что с него взять. Такой подход ведь только развязывает руки, вырабатывает рефлекс безнаказанности...
— А что дает «детский садик» для душевнобольного?
— Смотрите, как это устроено в Дании. По дороге на работу человек отвозит туда, скажем, отца, передает памперсы, одежду, и целый день им занимаются специалисты, пока вечером сын не заедет забрать его домой. В итоге ни тот ни другой не испытывают дискомфорта, соседи спокойны. А почему сбрасывается со счетов вопрос трудовой реабилитации? Человеку с психическим заболеванием крайне трудно сейчас конкурировать на рынке труда. Потому что везде требуют справку о медосмотре, а в состав членов комиссии входит психиатр. И даже если мы пишем «может работать», то отсутствие штампа о том, что соискатель не состоит на учете, нанимателя настораживает. Хотя очень многих людей можно занять трудом, было бы желание, специалисты по профориентации. Допустим, в Германии я наблюдал картину: один глубокий инвалид на станке колет палочку на щепки определенного размера, другой их связывает, третий обливает воском — и все это потом продается для растопки каминов. Психически больные люди там и марки вырезают из старых конвертов, рассылая потом филателистам, и в теплицах работают. Выбор есть, все при деле. А отправить на койку — это самое простое...
— Давайте расставим точки над «i» для любителей третировать душевнобольных: никто из нас не застрахован от психического заболевания?
— Никто и никогда. Это–то во многом и причина стигмы. Осознание, что психическое расстройство может случиться и у тебя, рождает страх. Если брать для примера шизофрению, то риск заболеть ею для того, чьи родственники здоровы, — 1,5%, но возрастает, если такие случаи в роду бывали. А вероятность заболеть расстройствами настроения вообще — 10 — 20%... Надо сказать, в каждом возрасте свои беды. Шизофрения в 95% случаев возникает до 35 лет. Детство — время расстройств адаптации, энурезов, аутизма, подростковый период — зависимостей, нервной анорексии, расстройств поведения, у молодых преобладают психотические нарушения, тревожные расстройства и расстройства поведения, в среднем возрасте — депрессии, а старость — это чаще всего интеллектуальные нарушения. Плохо то, что у нас обращаются к психиатрам тогда, когда болезнь уже не скроешь. Отсюда и стереотип, что недуги этого профиля неизлечимы. Но если бы мы к хирургам обращались на стадии гангрены, тоже возникла бы стигма: они, мол, только и делают, что ампутируют! Я психические заболевания склонен сравнивать с онкологическими: известно ведь, что на 1–й стадии они почти на 100% поддаются излечению, на 2–й — на 80, на 3–й — на 60, а на 4–й шансы — 20 — 30%. Так же и в психиатрии. Знаете ли вы, что, по статистике, 6 из 10 больных шизофренией испытывают за жизнь только один приступ? А если он адекватно купирован, болезнь может не вернуться вообще никогда. Если же человек своевременно получает лечение, то, как правило, в ближайшие годы обострения не наступает.
— Почему вовремя не идут за помощью? Сразу напрашивается ответ: боятся потерять право на вождение автомобиля.
— Да, если человек болен, его права ограничивают как в интересах общества, так и во благо его самого. В частности, допуск к управлению автомобилем ограничивается при многих соматических заболеваниях (нарушениях остроты зрения, сердечного ритма, тяжелой артериальной гипертензии, язвенной болезни, хронических заболеваниях печени и других). Считайте это охранной грамотой для пациента. Разве лучше, если из–за своего заболевания человек выедет на остановку или врежется в столб? Если все закончится трагедией? У нас, скажу я вам, водят машину пациенты, которые прежде находились под диспансерным наблюдением. Потому что у них длительная ремиссия и они выполняли все врачебные рекомендации.
— Александр Иванович, одно время популярна была идея поселений для психически больных, мол, друг с другом им комфортнее...
— Не надо никаких поселений! Я всегда говорю: относитесь к психически больному человеку как к человеку здоровому. У кого–то гипертония, у кого–то стенокардия, у кого–то псориаз — неужели это значит, что все больные этого профиля должны общаться только друг с другом? Все мы разные, и нам надо находить общий язык. Психическое здоровье человека как раз и проверяется тем, как он относится к психически больному. Ты должен быть к нему добр, лоялен, а не высокомерен и пренебрежителен. От тебя не убудет, а у других прибудет.
Советует доктор Старцев
Как договориться с соседями?
Да, они могут предъявлять претензии, мол, ваш родственник опять будет по батареям днем стучать. А он стучит, потому что где–то, может быть, слышал звук, смех, что–то испугало, думает, что кто–то вторгается в его личный мир. Здесь нужно найти для соседей правильные слова. Прийти с чашкой чаю и сказать: «Извините за неудобство. Мы вас понимаем, мы тоже очень устаем, но, по сути, наш родственник — добрый человек, он поступает так не назло, а потому что болен. Ему непросто, потому что он живет в своей искаженной реальности. И я буду вам благодарен, если вы мне вовремя сообщите, когда его поведение будет выходить за рамки».
Как не опоздать с обращением?
Даже болезнь Альцгеймера, которая, как и шизофрения, неизлечима, можно удержать на ранней стадии, если обратиться к врачу вовремя. Но близкие долго проблемы не замечают, списывая все на возрастную забывчивость и рассеянность. А бьют тревогу тогда, когда человек не может уже сказать, который час. Так же, как каждый год нужно сдавать кровь на глюкозу, холестерин, посещать терапевта и так далее, надо после 55 лет ежегодно обращаться к психотерапевту или психиатру. Чтобы пройти тест, проверить, нет ли изменения когнитивных способностей.
gabasova@sb.by
Советская Белоруссия № 233 (24863). Среда, 2 декабря 2015
