От заметки до романа

Полесский отшельник прожил один в лесу несколько десятилетий

Такой путь прошел журналист Анатолий Резанович со своим «Отшельником»

Не стала тема проходной…

Помню, сколько шуму наделал где-то четверть века назад тогда еще молодой брестский журналист Анатолий Резанович. Он одним из первых напечатал заметку о полесском отшельнике, который провел, прячась в лесу, не только минувшую войну, но и задержался в нем на десятилетия. Из-за сложных взаимоотношений с правоохранительными, государственными органами этот мужчина обрек себя на уединение, лишился многих житейских радостей. А когда наконец вышел из леса и появился в родной деревне, то вместе с А. Резановичем об этом рассказали не только республиканские, но и центральные газеты Советского Союза.

Анатолий Резанович в последствии продолжал кропотливо и настойчиво исследовать тему, которая не стала для него проходной. Так, из-под его пера появилась повесть «Отшельник», а недавно и роман с одноименным названием (Минск. Издательство Белорусского экзархата Московского Патриархата, 2011). Прочитав роман, от души порадовался за коллегу и земляка-полешука. Не только поверил написанному, но и проникся переживаниями, экстраординарной судьбой главного героя, получил сильнейшее впечатление от прочитанного. Думается, это произведение станет значимым событием, вехой в отечественной литературе. Без всяких оговорок поддерживаю мнение журналиста и писателя, лауреата Государственной премии Беларуси Владимира Глушакова. Он справедливо подметил, что художественная правда и подлинность «Отшельника», сфокусированная главным образом на двух самобытных, истинно полешукских характерах – Лосича и Анастасии, на точных бытовых и пейзажных зарисовках, где нет ни капли фальши и надуманности, где стремительная динамика сюжетной линии напоминает распрямляющуюся пружину, невольно вызывает ассоциации с такими шедеврами мировой классики, как «Робинзон Крузо» Д. Дефо, «Старик и море» Э. Хемингуэя, «А зори здесь тихие…» Б. Васильева.

Полвека в лесном заточении

Итак, простой полесский житель Степан Лосич стал отшельником не по своей воле. Родителей его, как и многих других, в начале тридцатых годов сослали в Сибирь – «за саботаж и сопротивление сталинской коллективизации», как потом прописали в районной газете, а попросту – за нежелание расставаться с небольшим, но своим наделом земли, упряжкой быков, лошадью, тремя коровами, овцами, другой живностью и добровольно идти в колхоз. На свою голову семья Лосич после гражданской войны переехала из-под Пинска, где имела свое хозяйство, поближе к России. Поселилась в деревне Ладорошь в надежде, конечно, зажить богаче. Но не тут-то было. Западные земли, в числе которых были и пинские, отошли к Польше, а восточные присоединили к Советскому Союзу и вскоре здесь начали проводить повальную коллективизацию. Когда младшему сыну Лосичей Степану шел четырнадцатый год, его родителей и братьев отправили по этапу. А самого Степана, который дерзко себя вел, строгий районный уполномоченный по фамилии Семенов распорядился не отправлять в Сибирь. «Ему тут хуже будет… Одному…»

Но односельчане не дали подростку замерзнуть от холода, умереть от голода. Через несколько лет он даже нашел себе молодую жену Ольгу. Но началась война. Как-то в доме молодоженов появились вместе с председателем сельсовета два человека в военной форме и красных фуражках. Сверхсекретный груз, который Степана обязали закопать рядом с болотом, в дальнем уголке леса, именуемом Красным Берегом, и под страхом смерти стеречь, оказался слишком тяжкой ношей и испытанием его души.

Степан не знал, что будет с ним, родной землей, советской властью, которая без всякого спроса отняла у него родителей, братьев и которую он за это не любил, а бывало, и ненавидел, осознавая ее чужеродность для сложившейся веками крестьянской жизни. Лосич не раз в душе проклинал несправедливость нового строя. Но в тот роковой день почувствовал: и самолеты с немецкими крестами, летящие на восток, и груз, спрятанный здесь, на Красном Берегу, и он сам тугим узлом связаны воедино. Концы веревки этого узла беспомощно свисают над огромным рвом, черное болотное дно которого жадно пытается засосать все живое. Это дно, попади в него любой из живущих, смешает добро со злом, примирит прошлое с настоящим, скроет будущее…

Лежа на нарах в землянке, которую соорудил рядом с закопанными церковными ценностями, Лосич будет переосмысливать пережитое, переживать за свою молодую жену Ольгу, вывезенную фашистами на чужбину, планировать свое будущее. Он понимал, что долго такую жизнь в сырой землянке рядом с болотом он не выдержит. Надеялся на перемены, но время шло, а ничего не менялось. Лосич по-прежнему продолжал жить один в лесу, охраняя то, что ему не принадлежало, но как будто уже – это восстанавливало некоторое равновесие – стало его собственностью. От этой неопределенности Степан терзался, раздваивался: делал одно, а мысленно поступал по-другому.

И страшный грех — убийство человека…

За проведенные в лесу годы Лосич сблизился и как будто сросся с природой. Если бы можно было, он бы растворился в траве, деревьях, цветах, птицах, животных, чтобы не быть и не чувствовать себя совершенно одиноким, а главное – забыть самое страшное из своего прошлого. Случилось же так, что во время очередной встречи в лесу с районным уполномоченным Семеновым, который якобы занимался формированием партизанского отряда, Степан его убил. Давно гниющий уполномоченный Семенов затем годами ему снился, требовал найти его очки, даже душил лесного отшельника, побуждал Лосича свести счеты и с собственной жизнью.

Тяжело болела душа. Эта боль, бывало, доводила Степана до состояния умопомрачения, ощущения полного одиночества, внутренней опустошенности, страшной физической усталости, неосознанной злобы. В такие критические минуты лишь Библия и помогала ему выжить. Ни волки, ни медведи, ни другое лесное зверье большой опасности для отшельника не представляли. Куда опаснее были люди. Лосич боялся только их. Тысячи раз он твердил себе, как заклинание, одно и то же: «Они отняли у меня все, выгнали из деревни, вынудили совершить страшный грех – убийство человека…»

Время от времени в Лосиче действительно возникало что-то от зверя, дикого, необузданного, непредсказуемого. И тогда Степан становился по-настоящему страшным. Однажды его охватило настоящее безумие, и он, став на четвереньки, завыл и пополз по земле, желая одного – сырого мяса…

Но судьба подарила тому, у кого жизнь – настоящая, живая – проходила стороной, встречу с Анастасией. Во многом благодаря новой своей любви Лосич выжил, а затем и перебрался жить в деревню. С затаенной завистью, а нередко со злобой слушал извечную музыку пастушьего кнута, который, казалось, подгонял само время. А оно и без того стремглав бежало вперед, точно пойманный, а потом выпущенный на свободу заяц…

О том, какие испытания при этом преодолел Лосич, читатели узнают, прочитав роман. Одно из последних в его жизни – беседа с бывшим следователем из областного центра, который когда-то вел уголовное дело, связанное с пропажей церковных ценностей. Он догадывался, что к сверхсекретному грузу как-то причастен Степан Лосич, полвека хоронившийся в лесу. Очень доверительно вел разговор с Лосичем бывший следователь, но тот ему так и не открылся, не посвятил в тайны, которые хранил полвека.

И все же то, о чем просила своего суженного перед смертью Анастасия, случилось. Он доверился людям, находясь на смертном одре, подробно рассказал священнику и о совершенном убийстве, и о ценном грузе, что охранял и когда-то мечтал забрать себе.

— Отпустите грехи, — попросил слабым голосом Лосич батюшку, — а ценности заберите в церковь. Только прошу вас, заберите их после моей смерти. Хоть и не купил я за них ничего, кроме греха, а жалко мне их… Всю жизнь с ними… Вот как… Теперь отдаю. Вроде как покупаю землю. Свою, наконец, землю… И мне от этого легче, спокойнее…

— Великое дело вы сделали, что открылись, — оценил поступок Степана Лосича священнослужитель. — Особенно когда свою тайну поведали о церковных ценностях. Благое это событие. Для церкви, для людей, для вас…

Фото: Валерий ХАРЧЕНКО

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter