От кого защищать стариков?

Истории из журналистского блокнота с комментариями специалистов

Не секрет, что старики — один из самых незащищенных слоев нашего общества. Они живут, экономя каждую копейку, чтобы и на пропитание хватило, и на лекарства, и чтобы вовремя рассчитаться за коммунальные услуги. Многие пенсионеры при этом еще умудряются откладывать деньги, чтобы помочь сыну построить квартиру или подкинуть на учебу внучке–студентке. И хорошо, если родные эту помощь ценят. Вообще–то нас всех (во всяком случае, тех, кому сегодня «за тридцать») в детстве учили, что старость надо уважать, а стариков — жалеть. От души и бескорыстно. Только теперь почему–то все чаще приходится слышать, что пожилых людей надо защищать. От кого? У кого просят помощи живущие на Могилевщине старики и насколько эффективна та помощь, которую им сегодня могут предложить? Об этом и шла речь за организованным «СБ» «круглым столом»: мы пригласили для участия

в нем председателя Комитета по труду и социальной защите Могилевского облисполкома Анну АПЕТ, заместителя председателя Могилевского областного суда, председателя коллегии по гражданским делам Светлану СТАЛЬМАХОВУ, начальника управления профилактики УВД Могилевского облисполкома Николая САМСОНОВА и директора Белыничского дома–интерната для престарелых и инвалидов Николая ЛАЗОВСКОГО.

Ольга Кисляк, «СБ»: Скажу сразу: наш «круглый стол» будет нестандартным. Примеров, когда стариков обижают, лично я знаю немало, поэтому вместо того чтобы задавать вопросы, буду рассказывать реальные истории из жизни. Задача компетентных людей, собравшихся в нашем конференц–зале, решить, не сгущаю ли я краски, быть может, это — единичные случаи, а в целом наши старики живут припеваючи, всем довольны и опасаться им совершенно некого и нечего. В общем, как говорится, пойдем от частного к общему. Итак, начнем. История: еще светло, но уже вечереет, на деревенской улице — ни души. Мы, командировочные журналисты, стучимся в дом, где горит свет. После долгих переговоров старушка наконец–то пускает нас, замерзших, на порог: «Вы уж простите, детки, но мы по вечерам даже во двор не выходим, запираемся на все засовы и сидим каждый в своей хате как мыши под веником. Ведь столько вокруг лихих людей бродит, за пару рублей убить готовы, а старый человек разве ж может за себя постоять...»

Николай Самсонов: За два месяца этого года в области расследовано 2.252 преступления, из которых каждое четвертое было совершено против пожилого человека. Процентов 80 из этих уголовных дел — кражи. Половина преступников были нетрезвыми. 68 процентов из них нигде не работают и не учатся. Жить за что–то надо да и выпить охота, вот и воруют у стариков все, начиная от коров да кур и заканчивая тазиками да ложками. Из общего количества преступлений 4,8 процента — грабежи. Привлекали людей к ответственности за хулиганство, нанесение тяжких телесных повреждений. Количество убийств сократилось — за 2 месяца этого года погибли три пожилых человека, тогда как за аналогичный период прошлого года — десять.

Анна Апет: В том–то все и дело, что обижает стариков не государство — у нас в стране даже те, кто не работал, на старости лет получают социальную пенсию, пусть и небольшую. Как ни прискорбно, но факт — стариков нужно защищать от тех, кто должен о них заботиться, опасность для них представляет их же ближайшее окружение. Есть статистика, сколько преступников приходятся близкими родственниками потерпевшим?

Николай Самсонов: Такой статистики нет, но могу сказать точно: большинство преступников если и не являются старикам родней, то живут с ними либо под одной крышей, либо по соседству. Кстати, практика показывает, что о некоторых преступлениях мы узнаем лишь через 3 — 4 дня после их совершения, когда в отдаленную от райцентра и сельсовета деревню, где нет ни одного телефона, приходят участковый, доктор или социальный работник... Сейчас перенимаем опыт Брестской и Гродненской областей, в 1.700 из более 3 тысяч деревень Могилевщины уже появились старосты. У «хозяина деревни» есть телефон, он следит за порядком, в случае необходимости вызовет и милицию, и «скорую», и спасателей.

Анна Апет: Уже в этом году все деревни Могилевщины будут телефонизированы, хоть один телефон на деревню, да будет обязательно. Но не думаю, что проблема только в этом, ведь старые люди часто сами не хотят выносить сор из избы, особенно когда их обижают родные.

Светлана Стальмахова: У нас в практике встречались дела, когда старых людей обижали и родственники, и мнимые социальные работники, и соседи. Вотрутся в доверие, наобещают золотые горы, мол, будем вам помогать до конца жизни, убирать–готовить, если надо, деньжат подкинем, а когда бабуля им свое жилье подарит (старые люди свято верят в то, что на добро им ответят добром), «благодетелей» и след простыл. Вот и просят потом старики признать договор дарения недействительным. А сделать это, увы, не всегда удается. Пожилые люди должны знать: не надо торопиться делать такой щедрый подарок, в их же интересах заключать не договор дарения, а договор ренты, по которому их имущество перейдет к опекуну только после их смерти.

Николай Лазовский: А опекун не попробует ускорить это событие?

Светлана Стальмахова: По крайней мере, в судах нашей области такие уголовные дела мы не рассматривали ни разу.

Ольга Кисляк, «СБ»: Вот шокирующий случай, о котором рассказывала наша газета... После смерти матери дочь, приехавшая в Могилев из России, уговорила отца продать двухкомнатную квартиру, пообещав купить однокомнатную. Мол, и за коммунальные услуги платить будет меньше, и прибирать в ней проще. Но купила она не квартиру, а шикарную машину. Себе. Покатала отца с полчасика по городу и «выбросила» на окраине. Перед своими детьми старики наиболее беззащитны...

Анна Апет: К сожалению, подобные случаи не единичны. Недавно учительницу, за которой на старости лет ухаживать было некому, в дом престарелых забрали. Квартиру в престижном районе Могилева она лет 8 назад «отписала» племяннице, с тех пор та у нее не объявлялась. Может, стоит запретить нотариальным органам без согласия органов опеки и попечительства оформлять эти дарственные?

Светлана Стальмахова: Не имеем права. Если пожилой человек дееспособен, он самостоятельно, без ведома органов опеки и попечительства, может заключать любые сделки — продать, подарить свое имущество, в том числе и жилье, кому угодно. А вот если над стариком установлена опека или попечительство, вы можете присутствовать при заключении сделки.

Николай Самсонов: В райисполкомах должны быть списки так называемых потенциальных дарителей из группы риска: стариков, которые могут в результате такой сделки остаться без крова, несовершеннолетних детей, которые тоже могут оказаться на улице, если их отцу–алкоголику вдруг вздумается подарить кому–то свое жилье...

Светлана Стальмахова: Не волнуйтесь, нотариус всегда проверяет, дееспособен ли человек, и лишь после этого заключает сделку.

Николай Самсонов: Тем не менее находятся люди, которые умеют обойти закон...

Светлана Стальмахова: Если при заключении сделки были нарушены интересы недееспособного человека, она будет признана недействительной. Было недавно такое дело: мужчина за копейки купил у бабушки–соседки ее квартиру, продал жилье уже по реальной цене, а старушку переселил в домик–развалюху в деревне. Решением суда все сделки признаны недействительными, женщине квартиру вернули...

Анна Апет: Это лишний раз доказывает, что такие договоры не должны заключаться без согласия на то представителей исполкома. Потому что при сделке присутствует, как правило, одна заинтересованная сторона — родственники старого человека, которые пытаются поскорее заполучить жилье. А потом им до дарителя нет никакого дела. Недавно в Белыничский дом–интернат определили бабушку — инвалида I группы. Жила в 2–комнатной квартире с сыном и внуком, а ухаживать за ней было некому. Два здоровых мужика нигде не работали, а ее деньги пропивали. Теперь она на полном гособеспечении, а квартира осталась внуку. Хорошо, если не пропьет. Неужели нельзя их принудительно в ЛТП отправлять, чтобы не сидели у старых людей на шее?

Николай Самсонов: Между прочим, в прошлом году мы на принудительное лечение 643 человека направили, это на 48 процента больше, чем в 2003–м. Даже показательные суды на селе стали проводить, чтобы эти деревенские «герои», живущие по принципу «с утра выпил — день свободен», поняли: если не образумятся, в следующий раз могут присутствовать на заседании уже не как зрители. Только разве ж всех в ЛТП закроешь?..

Анна Апет: Взрослые дети–тунеядцы, которые не хотят работать (я уверена, что при желании работу можно найти везде — и в городе, и на селе), как пиявки, «высасывают» из своих стареньких родителей всю пенсию, до копеечки. Если ее, не дай Бог, вовремя не принесли, кто нам обычно звонит? Не сама бабушка, а ее сын или внук...

Николай Самсонов: Так ведь старики сами же своих детей и прикрывают. Говорят: что ж это я собственное дитя в тюрьму сажать буду?! Такая чрезмерная родительская любовь некоторым дорого обходится. Свежий пример: в этом году в Чаусском районе мужчина убил свою старенькую мать. Переехал к ней из города на ПМЖ. Сам не работал, отнимал у нее пенсию, пропил чуть ли не все, что в доме было, — даже стекла из дверей вынимал, ее бил. Участкового мы, ясное дело, наказали — как это, чтобы такое творилось у него под носом, а он не знал. А когда проводили проверку, выяснилось, что она от всех скрывала, что сын над ней издевается. Соседи догадывались, но язык у них развязался только после ее смерти.

Светлана Стальмахова: Мы недавно рассматривали дело о взыскании с дочери алиментов на содержание матери. У пожилой женщины — мизерная пенсия, потому что, считай, всю жизнь была домохозяйкой — занималась воспитанием троих детей. Теперь еле концы с концами сводит, а дочь помогать ей не хочет. Суд иск удовлетворил, по закону взрослые дети должны заботиться о своих родителях.

Анна Апет: Наверняка подобные дела встречаются крайне редко, если родители и подают иск на взыскание с детей алиментов, то от безысходности. А ведь никто другой, в том числе и мы, работники соцзащиты, делать это за них не имеем права...

Светлана Стальмахова: Конкретную цифру назвать не берусь, мы такие дела из общего производства не выделяем, но одно точно: в последние годы их стало заметно больше. Часто даже на обжалование подают: родители сетуют, что суд назначил слишком маленькие алименты, дети — что слишком большие. Мы же стараемся учитывать все обстоятельства, в том числе и то, хорошим ли родителем был сам истец. Молодую женщину из Горок районный суд обязал содержать родного отца. Она с таким решением была не согласна, поскольку ее папаша почти всю жизнь сидел в тюрьме, ее воспитанием не занимался, сам алименты платил нерегулярно и вспомнил о дочери лишь когда сам стал стариком. А она зарабатывает немного, к тому же у нее маленький ребенок. Областной суд отменил решение районного.

Николай Лазовский: Из 280 человек, которые у нас сегодня живут, у 32 есть дети. Недавно умер участник Великой Отечественной войны, у которого их было шестеро! Помню, как–то приезжали к нему сыновья — здоровые, плечистые мужики, полковники. Ни один не захотел забрать к себе старика.

Ольга Кисляк, «СБ»: Еще одна история из журналистского блокнота. Жила старушка в деревне в собственном доме с двумя сыновьями. Старший — инвалид, младший — алкоголик, не только ее пенсию пропивал, но и периодически мать избивал. На старости лет несчастная женщина вынуждена была ночевать то на вок-зале, то у соседей. А когда оставалась дома одна, на ночь клала под подушку топор. Конечно, говорила, рука на младшенького у нее не поднимется, но если опять станет с ножом кидаться, хоть постращаю...

Светлана Стальмахова: За помощью в милицию старики не обращаются, потому что им детей жалко. Хотя некоторые, наверное, и не верят в справедливость правосудия. Дескать, что милиционер сделает, прочтет их нерадивому чаду нравоучительную лекцию, выпишет штраф или заберет на 15 суток? Они не знают, что за тяжкие телесные повреждения по закону их обидчика можно на несколько лет за решетку упрятать. Я вообще хочу сказать, что у нас многие проблемы возникают от незнания закона. Не ведают старики, к примеру, о том, что если взрослые дети обижают родителей, они имеют право лишить их наследства. Несколько лет назад такой иск рассматривался в одном из судов Бобруйска. Женщину лишили прав на наследство после того, как выяснилось, что она, желая завладеть им как можно скорее, «заказала» наемному убийце собственного отца, оценив его жизнь в 200 долларов!

Анна Апет: В Кличевский дом для ветеранов на днях привезли маленькую сухонькую бабушку, всю в синяках. Родная дочь избивала, отнимала пенсию. Конечно, не могла деревня об этом не знать. Но существует у нас какой–то негласный принцип невмешательства, безразличия к чужому горю... Наверняка и участковые в этом плане много недорабатывают...

Николай Самсонов: Само законодательство несовершенно. Нет такой статьи в Административном кодексе — «Семейные скандалы». За мелкое хулиганство можно привлечь к ответственности, если человек нарушает покой других граждан, а в своей квартире он, получается, может творить что угодно. К тому же довольно проблематично бывает доказать, что сын систематически издевается над собственной матерью. Нужны свидетели, а они порой не то что показания давать, даже дверь участковому открывать не хотят. К тому же, чтобы дело возбудить, надо еще заключение судмедэкспертизы, старый человек должен снять побои...

Светлана Стальмахова: Ну а с этим–то какие проблемы, приди и пройди освидетельствование, очередей нет...

Николай Самсонов: Дело не в очередях, а в том, что человеку порой трудно выбраться из деревни. До города далеко, на маршрутку денег нет, а рейсовый автобус раз в неделю ходит, к этому времени обиженный уже остынет, наказывать кого–то передумает. Бывает, сто раз объяснишь женщине, что материал уже собран, единственное, что от нее требуется — пойти в районный суд и написать заявление. Она головой согласно покивает. И — не идет. Да разве ж только в этом проблема? У нас вот в этом году 40 сельсоветов остались без участковых — сократили. На селе только 30 участковых имеют машины. Правда, в этом году обещали выделить из областного бюджета 360 миллионов на покупку 32 автомобилей и сотовых телефонов.

Анна Апет: Думаю, родители тоже порой виноваты в том, что дети их не уважают. Пример: мужчина на старости лет вернулся в Могилев из Молдовы, хочет прописаться у собственного сына, которого он бросил, когда тот был маленьким мальчиком. Столько лет не объявлялся, а теперь требует, чтобы его жалели.

Николай Самсонов: Как показывает практика, нередко старики сами провоцируют преступления. Оставляют хаты без присмотра открытыми. Торгуют самопальной водкой (в прошлом году по области выявили 2.270 фактов самогоноварения). Повадится деревенский алкоголик брать у такой бабули «на вексель», а когда та попробует отказать, может и ударить. Да и обворовывают самогонщиков нередко, в деревне знают: у них всегда есть деньги. Некоторые деревенские мужики нам вообще прямым текстом заявляют: «В колхозе по 20 — 60 тысяч получаем, научите, как прожить на эти деньги, если не красть?» Кстати, если вы не в курсе, на селе живет на 24 тысячи женщин больше, чем мужчин. Так что последние, будь они даже хроническими алкоголиками и тунеядцами, все равно будут востребованы.

Ольга Кисляк, «СБ». История: пока в доме–интернате оформляли документы на новенького, кто–то из работников спросил у мужчины, который его привез, кем он приходится дедушке. Тот без запинки ответил: «Сосед». Потом оказалось — сын родной. Понимать, что на старости лет ты стал помехой, обузой собственному ребенку, — что может быть печальнее...

Анна Апет: На сегодняшний день в Могилевской области работают два дома–интерната для престарелых и инвалидов плюс 11 домов для ветеранов. В общей сложности в них живут 838 человек. Практически все — 98 процентов — на полном гособеспечении. Только за двоих в прошлом году платили их собственные дети. По разным причинам они не могли ухаживать за своими родителями и с согласия стариков их определили в дома–интернаты. Кстати, я не думаю, что интернат — худший вариант. Здесь старики досмотрены, 4 раза в день их кормят. Лучше уж здесь жить, чем с детьми, которые постоянно унижают.

Николай Лазовский: У 32 наших стариков есть дети, большинство из них живут неподалеку. Навещают только четверых. Да и тем даже гостинцев с собой не приносят. А один мужчина, который, между прочим, живет и работает в Белыничах, приезжает к нам... покушать. Старенькая мать пару раз из тарелки «клюнет» и ему всю порцию отдает. А еще хлеб из столовой в комнату носит, салфеточку на батарее постелит и сушит. Говорит: «Он у меня сухарики любит». Что ты с ней будешь делать, не отнимать же в самом деле...

О другой бабуле — в прошлом малолетней узнице концлагеря — сын вспомнил, когда стали выплачивать компенсацию — немецкие марки. Из Мурманска приехал, не поленился. Часик у старушки посидел, деньги забрал и был таков. Когда подошло время следующей выплаты, мы ее чуть не на коленях просили: не отдавайте, все равно ведь вас к себе не заберет. Не послушалась. Больше он у нас не появлялся — те дойчмарки последними были. Когда старушки не стало, мы ему и звонили, и телеграмму отправили — не приехал. Сами ее и похоронили...

Анна Апет: Это в Америке или Германии, прежде чем оформить пожилого человека в дом–интернат, основательно проверят, есть ли у него жилье, сколько денег на счете, а мы в кошелек наших стариков не заглядываем. Даже если у них есть деньги, они ими распоряжаются по собственному усмотрению. А ведь содержание одного человека в месяц в доме–интернате обходится государству в 430 тысяч рублей, хорошо, если их пенсия половину затрат покрывает.

Светлана Стальмахова: В Америке не принято сидеть на шее у родителей. В 18 лет дети уходят из дома и сами себя обеспечивают. Мы воспитаны по–другому: многие слишком уж нянчатся со своими детьми, даже с пенсии им продолжают помогать. Вместо того чтобы с малолетства внушать своим чадам, что когда вырастут, должны помогать старым людям. Причем безвозмездно. Ведь были же когда–то тимуровские отряды...

Анна Апет: Недавно одна молодая женщина у меня в кабинете истерику закатила: почему вы не заберете мою мать в дом–интернат, она больная, лежачая, у меня однокомнатная квартира, дочке–подростку надо уроки делать, а я целыми днями на работе. Она кричала (у нее все плохие были — и работники соцзащиты, и государство), а я смотрела на нее и думала: неужели ей не страшно, что ее 14–летняя дочь, видя, как она поступает с матерью, точно так же поступит потом с ней? Ведь «закон бумеранга» никто не отменял, и недаром, наверное, говорят: как ты сам относишься к старикам, так и к тебе будут относиться в старости. И неужели, пока мама на работе, 14–летняя дочь не может подать родной бабушке стакан воды и тарелку теплого супа? По–моему, пробел в воспитании очевиден. Может, пора вводить в школе спецпредмет, какой–то факультатив, на котором следует учить детей бережно относиться к старикам?

Ольга Кисляк, «СБ»: Что наша жизнь? Цейтнот. Суета сует. И в этом бешеном ритме, в этой спешке мы, сами того не замечая, раним своих родителей. Мы редко им звоним, еще реже навещаем, а если и едем в гости, то «по поводу», ведь у нас столько серьезных и важных дел! И только когда наши старики уходят навсегда, мы понимаем, что дороже и важнее их никого на свете и не было. И становится горько оттого, что уже не у кого просить прощения... Давайте, дорогие читатели, сегодня возьмем и позвоним своим родителям!