Узница концлагеря в Ганновере: мы хотим, чтобы люди знали правду о преступлениях нацистов на нашей земле

Узница концлагеря в Ганновере Инесса Кулаго — о выживании за колючей проволокой, силе духа и важности помнить историю

Инесса Георгиевна КУЛАГО родилась в Могилеве в семье военнослужащего. Ей было всего восемь месяцев, когда началась Великая Отечественная война. Отец сразу ушел на фронт. Мама с двоими детьми на руках не успела эвакуироваться из города. Позже решила перебраться к сестре отца, но на полпути в Минск немцы развернули поезд в сторону Литвы, где располагался фильтрационный лагерь. Оттуда семью вместе с тысячами других угнали в Германию.

Вопреки трагедии

Об этих фактах биографии Инесса Георгиевна рассказывает тихим голосом. О травмах, полученных в детстве, помнит до сих пор. Но вопреки пережитой трагедии старается себя и близких окружить добротой и любовью.

Инесса Кулаго — председатель Заводской районной организации ОО «Белорусская ассоциация бывших малолетних узников фашизма», член Совета ветеранов Заводского района Минска, член Республиканского комитета ветеранов труда, волонтер Белорусского общества Красного Креста.

— Приходим в этот мир ради любви, — говорит Инесса Георгиевна. — Несмотря на то что мне за 80, помогать другим сил хватает. Ухаживаю за одинокими ветеранами войны и труда, бывшими узниками концлагерей.

Пример теплых взаимоотношений для Инессы Георгиевны — ее родители. К сожалению, на их долю выпали страшные испытания. Но они смогли пережить все невзгоды, и после войны семья воссоединилась.

Так это было

…В 1943-м Антонина Буякова с двумя дочками трех и пяти лет прибыли в концентрационный лагерь на окраине Ганновера. Там их поместили в бараки. В лагере, обнесенном пятью рядами колючей проволоки, узников практически не кормили.

Семья отца Инессы. 1910 год, Могилев. 

— Иногда давали брюкву, — вспоминает Инесса Георгиевна. — Разводили ее с водой, и мы должны были эту жижу пить. И сегодня не могу произносить слово «брюква». Хотя меня за нее чуть не расстреляли: без спроса взяла несколько брюквин, проходя мимо кучи выгруженных возле кухни овощей. Просто очень хотелось есть. Надзиратель схватил меня за шиворот и повел к начальнику лагеря. Намеревался убить прямо на глазах у матери, но она кинулась ему в ноги, просила, плакала. Как удалось вымолить меня — не знаю. Дали мне пинка под зад и отправили в барак.

Живая боль

Инесса Георгиевна вспоминает, как однажды немцы выгнали на улицу весь лагерь и прилюдно расстреляли четырех парней и одну девушку. Уложили тела на землю, сказав, что так будет с каждым, кто вздумает бежать.

— В лагере были бараки отдельно для женщин, для семейных, для военнопленных, — рассказывает Инесса Георгиевна. — Взрослых узников, в том числе нашу маму, гоняли на работу на завод (там она вывозила стружку, сверлила гайки). А мы, дети, ждали их на нарах. До сих пор помню чувство страха: а вдруг мама не вернется?

Недалеко от лагеря виднелись жилые постройки Ганновера. На балкончики, обставленные цветочными горшками, выходили дети с игрушками. Мы им завидовали. Иногда под надзором двух стариков выпускали малолетних узников из бараков на улицу. Помню, стоим возле забора, а мимо проходившие женщины бросают нам то горбушку хлеба, то картофелину. Но надзиратели не давали их есть, растаптывали ногами. И сегодня не могу вспоминать это без слез…

Наша героиня показывает довоенный снимок старшей сестры Раи. Маленькая девочка с пухленькими щечками в концлагере превратилась в тростиночку.

— Мы были кожа да кости, — говорит Инесса Георгиевна. — Повзрослев, так и остались маленького роста. Мама изо всех сил старалась не дать нам умереть с голоду: в котелке за пазухой приносила в лагерь какую-то еду. Рисковала жизнью ради нашего спасения. Когда Раечка заболела, мама, чтобы присмотреть за дочерью и не идти на работу, вылила себе на ноги кастрюлю кипятка. Не останься она тогда с ожогами в бараке, сестру бы немцы убили. Так поступали в лагере со всеми, кто болел.

Долгожданная встреча

В апреле 1945-го фашисты засуетились. Как узнала потом Инесса Георгиевна, немцы понимали, что их поражение близко, и готовили лагерь к уничтожению. Но злостный план реализовать не успели: лагерь был освобожден.

— Помню, как прятались в ямы. Женщины, видя, как обессиленные дети прыгают, разбивая коленки, молились: «Господи, спаси!» Когда нас освободили, дали немного еды и воды. И сегодня помню вкус печенья, которое раздали освободители, — в глазах моей собеседницы слезы. — Местное население собрало нам одежду. Кофточку свою потом могла только кукле одеть: такая она была маленькая.

Девочки прибыли в Могилев в июне 1945-го. Их дом был разрушен, семья поселилась у тети. Сразу отправили отцу письмо: мол, живы, вернулись в родной город. В 1946 году Георгий Буяков пришел домой. Инесса Георгиевна вспоминает встречу с отцом:

— Мама мыла пол. Вдруг перед глазами начищенные хромовые сапоги. Подняла голову и увидела мужа. Позвала нас из соседней комнаты, и мы, запрыгнув к отцу на руки, кричали: «Папочка! Папочка!» Обнимали его за шею, рыдали от счастья. 

…После войны Инесса Георгиевна окончила школу, затем поступила в институт. По направлению приехала в Минск, работала старшим инженером планового отдела на инструментальном заводе. Более тридцати лет — в институте ядерной энергетики.

Инесса Кулаго (Буякова) после окончания средней школы. 

Наказ потомкам

Инесса Георгиевна бережно хранит фотографию папы. На обороте снимка надпись: «9 мая 1945 года». Георгий Семенович Буяков прошел с боями до Берлина и расписался на рейхстаге.

— Память о подвиге деда передаю внукам, — говорит моя собеседница. — Ведь от молодого поколения во многом зависит, какое будущее ожидает завтра. Не могу без боли воспринимать то, что в наше время есть страны, допускающие фальсификацию истории, что разрушают памятники русским солдатам. Чтобы помочь молодежи определить верные ориентиры, участвую в уроках памяти в учреждениях образования, рассказываю о пережитом. Дети, видя мои слезы, проникаются темой исторического прошлого всей душой.

kuzmich@sb.by

Фото Алексея ­МАТЮША и из личного архива Инессы ­КУЛАГО.