В старинных униатских иконах сочетаются традиции восточной и западной иконописи
Страсти по объединению
В будний день площадь Церемониалов в Брестской крепости — место в целом безлюдное. Неспешно прохаживаются мелкие группки туристов. Под уже припекающим майским солнцем у Вечного огня стоит вахта памяти — школьники в зеленой форме и пилотках. Громко, с эхом на всю округу, отбивают время часы на гарнизонной церкви Святого Николая. Время от времени доносится звон колоколов женского монастыря на Волынском укреплении.
Памятник “Жажда” и руины Белого дворца у входа на площадь мало напоминают о том городе, который стоял здесь еще двести лет назад. Тогда в этом месте на узких улочках бурлила жизнь. А над старым Берестьем разносился звон совсем другой Николаевской церкви. До строительства крепости она стояла почти там, где сегодня бетонный солдат застыл в попытке доползти до Буга за глотком воды. Напротив храма возвышалась еще одна святыня — церковь святых апостолов Петра и Павла с монастырем, которую позже перестроили в тот самый Белый дворец.
Именно в этой части острова, сердце старого Бреста, в 1596 году кипели нешуточные страсти. Историк Александр Свирид, автор монографии об унии в межвоенное время из брестского университета имени Пушкина, рассказывает, что в октябре того года в городе собрались сразу два церковных собора. В одном приняли участие епископы Киевской православной митрополии, поддержавшие унию с Католической церковью. Заседали они в церкви Святого Николая, кафедральном соборе города. Руководил собранием епископ Михаил Рогоза. Был здесь и епископ Адам Потий — вероятно, именно он привез из Рима в Брест икону Матери Божией, которая до нашего времени хранится в приходском костеле на площади Ленина.
— Второй собор собрали епископы, которые не поддержали идею унии. Православная церковь в то время была в кризисе. Ее облагали высокими налогами, епископами назначали далеких от Церкви людей. В такой ситуации пришлось искать выход в унии с Римом. До сих пор нет единого мнения, сколько епископов ее поддержали. То, что в их числе были Терлецкий и Потей, это без сомнений. Факт в том, что иерархи обоих соборов предали друг друга анафеме, а государство поддерживало только ту Церковь, которая приняла унию, — говорит ученый.
В первые десятилетия после соглашения восточную часть недавно образованной Речи Посполитой сотрясал конфликт православных и греко-католиков. За убийство униатского епископа Иосафата Кунцевича у Витебска даже отобрали Магдебургское право, а жителей казнили за сопротивление. Но постепенно церкви и монастыри переходили под власть иерархов, принявших унию с Римом. По некоторым данным, уже в конце XVIII столетия на Полесье найти православный храм было сложно.
Новая Богоявленская церковь в Именине
История, которая не заканчивается
Подобно многим другим местечкам, в Именин теперешнего Дрогичинского района уния пришла еще в XVII столетии. А церковное соглашение, подписанное в Бресте, признали недействительным в 1839 году. Но местные полешуки продолжали жить с униатским наследием бок о бок вплоть до Великой Отечественной. Практически каждый день сталкиваются с ним и теперь.
— Однажды через деревню проезжала княжна Тараканова. Она увидела, что народ тут темный, люди совсем не молятся, живут не очень, и решила построить церковь. Так у нас появились храм и монастырь. А деревню стали называть Тороканью, — рассказывает о местной легенде Татьяна Сухаревич и добавляет, что причину переименования местечка в Именин не знают даже старожилы.
Она показывает то место, где до 50-х годов прошлого века находился комплекс. Каменная Богоявленская церковь с монастырскими корпусами почти три века стояла на въезде в деревню. Две башни храма в стиле виленского барокко, характерного только для бывшего ВКЛ, были видны из соседних сел на расстоянии десятка километров. А базилианский монастырь у стен святыни был одним из крупнейших униатских в Речи Посполитой.
С Татьяной Сухаревич проходим через небольшую браму, крытую черепицей. За ней короткая аллея с камнем в конце. Глыба из сцементированного кирпича — все что осталось от древней церкви. В середине прошлого века команда пинских подрывников подняла храм на воздух. На его месте осталась лишь огромная воронка, а на территории появились строения колхозного двора из того же кирпича.
Из всех монастырских корпусов до нас дошли только одно здание и подземелья, которые не так давно раскрыли и обследовали. Стоит под старыми высокими березами и домик униатского священника Доната Новицкого, который жил до 1939 года в Именине со своей семьей и служил в этом приходе, пока западная часть Беларуси находилась в составе Польши, говорит Татьяна:
— Камень тут поставило местное хозяйство. У поворота с трассы есть похожий камень и парк, который заложили в честь юбилея, двух тысяч лет христианства. Новую церковь двенадцать лет назад построили в центре деревни и освятили так же, как Богоявленскую. Роспись внутри у нас современная, а вот в притворе есть много униатских икон из старого храма.
На входе в новую именинскую церковь действительно чувствуешь себя словно среди экспонатов Национального художественного музея. Здесь понимаешь, что та иконописная традиция, которую сегодня искусствоведы называют белорусской школой, до сих пор жива.
Святой Николай, Матерь Божия Тороканская, резная гробница Иисуса, ангелы и жены-мироносицы — изображения их выполнены по-народному наивно. Это не суровые иконописные лики, а лица живых людей. Возможно, и писали их с тех, кто жил рядом. Видно, что восточная традиция нераздельно смешалась с западной. Нет строгих канонов, на полотнах присутствуют латинские и польские надписи. Это скорее церковная живопись, чем иконы в строгом понимании. И тем не менее омоленная на протяжении столетий многими поколениями полешуков.
Татьяна Сухаревич советует побывать и в каплице на сельском кладбище. Скромная неприметная часовня среди старых могил имеет простую, если не сказать примитивную, форму. Если бы не крест на верхушке, вряд ли кто-то принял бы ее за сакральное здание. Каплица оказывается открытой: на половину третьего назначено погребение. Пока нет священника, прихожанка в темном платке рассказывает, что каплицу построили в 1925 году:
— Церковь в Именине еще стояла. При России она была уже православной, а при Польше ее снова сделали униатской. У меня даже ее черно-белая фотография дома хранится. Одна женщина как-то увидела, обрадовалась очень и попросила сделать копию. Говорит, ее там крестили. Она униатка, оказалось, а ходит в православную церковь теперь. Но у нас таких бабушек несколько.
Аскетичный интерьер часовни говорит о том, что строили ее изначально как униатскую. Алтарь здесь до сих пор не отделен от основной части храма — между ними только низкая перегородка с балясинками и полупрозрачная занавеска. На стене висят распятие с латинскими буквами и такие же “наивные” иконы, что в именинской церкви. Даже старинная хоругвь черного цвета — вероятно, для погребальной процессии — имеет характерную для латинского обряда форму.
Иконы в брестском приходе апостолов Петра и Андрея написал настоятель Игорь Кондратьев
Живое наследие
В соседней деревне Виры в теплый полдень на лавочке у магазина беседуют две женщины. Та, что справа, — продавец сельпо в синем переднике Светлана Анатольевна. В ответ на вопрос об унии сельчанки оживляются: да, мол, знаем-помним. Продавец берется провести меня к дому Нины Мурзы, старожилки Виров. Светлана Анатольевна стучит в дверь низкой, но ухоженной хаты. Дверь открывает бабушка и светлыми голубыми глазами внимательно всматривается в наши лица.
— Віду до тэбэ, бабулька, корэспондента. Він із газеты, будэ тобі задаваты вопросы, а ты будэш отвечаты. Хорошо?
— То, можэ, якый бандіт?
— Машына його в мэнэ коло магазына стоіть. Нэ пережівай, нэ волнуйся.
Продавец уходит, я присаживаюсь на грубо сбитый табурет у дивана, где завтракает Нина Емельяновна. На столе у бабушки чай, мясной рулет и поджаренные хлебные гренки. Гренки подгорели — на летней кухне стоит сизый дымок и стойкий запах гари. Дети пожилой женщины разъехались по разным городам, поэтому в свои 88 она вынуждена жить одна. К счастью, ни ум, ни силы Нину Мурзу не подводят. Летом она обслуживает сама себя в собственном доме, а на зимовку уезжает в соседний Антополь.
Нина Мурза — одна из тех бабушек, о которых вспоминала прихожанка каплицы на кладбище в Именине. Еще ребенком Нину Емельяновну крестили в Именинской униатской церкви, куда в польское время с другими детьми она постоянно ходила на службы. Когда церкви не стало, женщина начала ходить в местный православный храм:
— Шчэ як здоровая була, то ходыла. А зарэ ныдэ нэ ходжу, сыджю сама, як той турок. А тоді у кляшторі цэрков була. І батюшка був, польскі ксёндз. Він по-польскі разговарывав. На польском языке ішла служба, но як у православных. Він урокі релігіі нам преподавав на неделю одын раз. Усё про Матку Боску расказував. Казав, шо як мы помрэмо, то мы підэм всі до неба і там з намі будэ Матка Боска. І мы збэрёмся всі в кружочок і всі будэм з нэю танчіть.
Доната Новицкого, того самого униатского священника из Именина, моя собеседница вспоминает с теплой улыбкой. Говорит, он был очень добрым и приветливым, любил детей, а дети отвечали ему взаимностью. Дома у отца они играли в шахматы, брали читать брошюрки. Любили и матушку — жену священника, которая иногда проводила время со школьниками.
Когда Нине Мурзе было девять лет, лучших учеников польской школы в Вирах отправили на экскурсию в Варшаву. На станции Городец дети сели в курьерский поезд и без пересадок доехали до столицы. Там они провели три дня, но бабушка, похоже, более всего запомнила дорогу. Ее укачало так, что уже в Варшаве пришлось бежать в туалет:
— Завізлы нас, сразу помылы в бані чі в ванной і повілы в столовую кушаты. Шо там наставлялы нам на столах — мы нэ хотілы того йсты, бо мы нэ зналы, шо это такое. А польска пані кажэ: ім трэба, шоб з пэчі, шоб смэрділо дымом, а гэтого воны нэ хочуть. І ходылы нас кормылы, по тры ложкы кажному в рот давалы.
В обратный поезд девочке пришлось тянуть огромный мешок подарков: сало, муку, сахар, фрукты, обувь и одежду. Груз был настолько тяжелым, что в Городце Нину пришлось встречать ее дяде и на конной повозке отвозить домой. Иначе, признается старожилка Виров, “прысунуты” подарки домой не удалось бы.
Нина Мурза хорошо запомнила первые дни Первой мировой, когда Донат Новицкий с женой уезжали из деревни. Тогда вместе с мамой она копала картошку в огороде. А священник с матушкой шли мимо. Нине врезался в память момент: отец останавливается, просит не волноваться — мол, Польша и уния не погибнут — и уходит. Но надежды священника не оправдались. Про Польшу с приходом Cоветской армии в Вирах больше уже никто не слышал.
А вот разговоры об унии возобновились чуть более десяти лет назад. Тогда в поисках греко-католиков в Дрогичинский район стал приезжать брестский униатский священник Игорь Кондратьев. Его визиты в Виры Нина Емельяновна помнит очень хорошо. Правда, за время отсутствия своего пастыря большая часть униатов начала ходить в местный православный храм:
— Він до нас прыйжджів. Був в хаті у одной бабушкі. Ну, разів два можэ мы туды сходылы до його. А після вжэ мы нэ схотілы. Мы з жэншчынамі собралісь і кажэмо: а чого мы підэмо? У нас вжэ йэ своі цэрквы, своі батюшкы. Зачем нам тая унія? І мы пэрэдумалы, просто тоді нэ схотілы.
Иконы, созданные в период унии, годятся не только для исторических выставок и музейных запасников. Это живые образы, перед которыми и сегодня молятся верующие, к какой бы конфессии они ни относились
Репродукция картинки с распятым Иисусом возмутила друзей отца Игоря
и те удалили его страницу из подписок
Уния: вчера и сегодня
Отец Игорь Кондратьев — тот самый душпастырь греко-католиков Брестской области, с которым чуть более десяти лет назад в Вирах встречалась Нина Мурза. Кроме прихода апостолов Петра и Андрея в Бресте, священник время от времени выезжает в другие районы Брестчины. Встречая в полесских деревушках крещеных униатов, отец Игорь не расстраивается, если узнает, что те посещают православные церкви:
— Для верующего главное — жить с Богом. По моему мнению, лучше, если человек практикует свою веру там, где может, чем принципиально не ходит в храм и не приступает к таинствам вообще. Наши пинские греко-католики почти все ходят в костел. Но это мое личное желание, чтобы люди практиковали, а не ждали.
На службу в Брест Игоря Кондратьева направили в 1995 году. Священник признается: поначалу было чувство, что начинаешь на пустом месте. Но со временем на родине унии появился душпастырский центр апостолов Петра и Андрея. В этом есть своя символика: Петр считается апостолом Запада, Андрей — Востока, которые наконец смогли объединиться в унии.
В брестской церкви есть необычная икона, где изображены святые братья. Ее, как и многие другие, написал сам настоятель. Отец Игорь шутит, что, кроме архитектурного, у него еще “пара художественных образований”, но писать иконы он перестал — перешел на небольшие картинки на библейские темы. Их можно увидеть в церкви прихода. У одной из таких картинок, где изображен распятый Иисус, отец Игорь останавливается отдельно:
— Ее репродукцию я выложил на Фейсбуке. И два друга сразу из друзей удалились. Их возмутило, что Христа распинают не солдаты, а мужик в тельняшке и такой гопник обычный. Я вообще имел в виду, что это все мы Христа распинаем, а не конкретно вэдэвэшники и гопники. Но они возмутились и удалились.
Брестский приход, как и сама церковь, совсем небольшой. Формально к нему относятся примерно сто верующих. На воскресную литургию регулярно приходит около половины. Под церковь переоборудовали дом в одном из районов частной застройки. Сейчас здесь обновляют фасады. Отец Игорь обещает, что получится нечто в стиле белорусской готики наподобие известной церкви в Сынковичах.
Через боковой вход попадаешь не сразу в церковь, а в кухню, за которой виднеется большая гостиная. Игорь Кондратьев объясняет: поскольку приход небольшой, атмосфера здесь семейная. После службы прихожане собираются на обед, пьют чай. Тут же встречаются и в другое время: приход имеет статус душпастырского центра, поэтому у церкви своя библиотека и постоянные мероприятия — презентации, концерты.
Отец Игорь рассказывает, что учредили приход те люди, которые и сегодня в нем остаются. Это были верующие первой волны — в основном интеллигенция и сторонники национального возрождения. За ними пришла ищущая молодежь. Потом — люди, случайно оказавшиеся в Церкви и здесь оставшиеся. Теперь приход пополняется за счет детей. Настоятель признается, что их уже много.
За счет скромного масштаба есть у брестских униатов и своя специфика. Тем, кто хочет сознательно практиковать христианскую веру именно здесь, дается “испытательный срок” протяженностью год-два. Человеку предлагают пожить жизнью прихода, разделить его духовность:
— В больших приходах проще: можно затеряться в толпе. Ты можешь исповедоваться, причащаться и тебя никто не запомнит, не узнает. У нас такого нет. Нужно научиться, как быть другом и братом другому человеку. А это нелегко.
КОМПЕТЕНТНО
Андрей Горбацкий, профессор кафедры истории славянских народов БрГУ им. Пушкина:
— Представители разных религий в Беларуси жили вместе на протяжении многих веков. Этот опыт позволил нам выработать собственные условия такого совместного проживания, которые имели уникальные исторические особенности. Речь идет о том, что между самими вероисповеданиями и представителями власти всегда существовали уважительные отношения. Кроме того, независимо от конфессии не ограничивалось участие в экономической и политической интеграции.
Эта политика получила продолжение и в современной независимой Беларуси. Традиция, которая была заложена еще во время Великого Княжества Литовского, сегодня отражена в нашей Конституции. Речь идет о вероисповеданиях, которые исторически у нас утвердились, можно сказать, исторически завоевали право называться ведущими — это все направления христианства, иудаизма и ислама. Конечно, если мы говорим о христианстве, то мы не отбрасываем никого. У нас мирно живут бок о бок католики, православные и протестанты. Сюда же относим и униатство, и старообрядчество.
