Остановка в пустыне

...Итак, в сентябре 1981 года ансамбль «Верасы» едет через пустыню Кызылкум в Учкудук, воспетый ансамблем «Ялла»... Под гитарным грифом

...Итак, в сентябре 1981 года ансамбль «Верасы» едет через пустыню Кызылкум в Учкудук, воспетый ансамблем «Ялла». Мы впервые в пустыне, и нам одновременно и страшно, и интересно. Солнце палит, и куда ни глянь — до самого горизонта нигде ничего, что давало бы хоть какую–то тень. А песок прогревается до 80 градусов, и если наш львовский автобус ЛАЗ сломается, поджаримся мгновенно, как яйца на сковородке... От пустыни исходит какое–то мистическое, жаркое дыхание. Вдоль шоссе — высокие телеграфные столбы и на некоторых гордо сидят пустынные орлы. Другие парят в небе, высматривая добычу...


Золотых «Верасов» — победителей Всесоюзного конкурса «Песня–80» со знаменитой «Малиновкой» горячо любили во всем Советском Союзе (да и сейчас любят и ждут — теперь уже в СНГ, жаль, что мы никак не соберемся вместе). Но тогда мы отправились в Учкудук. До 1979 года этот город имел статус секретного стратегического объекта. В конце 1960–х благодаря стремительному росту объемов добычи руды урана он начал активно развиваться, на постоянную работу стали приезжать лучшие горняки и другие специалисты со всего СССР. Приехали и мы с концертами... А после концертов, в полночь, плавали в бассейне под открытым небом. Теплая ночь, подсвеченная вода, черное небо и большие яркие звезды — фантастика! Ну а затем — молодой город Навои и опять — урановый комбинат, и молодежь, полная энтузиазма...


Помню, в Навои было искусственное озеро, дно которого укрывала полиэтиленовая пленка, чтобы вода не уходила в песок. И когда мы попросили местных мальчишек показать нам дорогу к озеру, они удивились: кто же в такой холод купается? Тут уж удивились мы — было 34 градуса тепла в тени...


Следующим в нашем турне был еще более молодой город Зарафшан. И снова комбинат, уже золотодобывающий... Возвращаясь с Чеславом Поплавским после концертов в гостиницу, мы шли в полумраке среди одноэтажных глиняных домов. И однажды, когда многоопытный песняровский гастролер Чесик объяснял мне, что вода здесь подается не по чугунным трубам, а по желобам (как в Древнем Риме), которые здесь называются арыками, и надо быть очень внимательными, не то можно «сыграть в арык», — мы оба грохнулись в этот самый арык! Вывод: надо меньше говорить...


В дальнейшем нас возили на какие–то секретные комбинаты, где даже Пугачева отказывалась выступать. По слухам, там добывали плутоний, вольфрам и все прочие элементы таблицы Менделеева... Некоторое время спустя нас занесло в приуральский город Глазов, где все люди выглядели, как сомнамбулы: ходили медленно, говорили тихо, зато зелень и фикусы в холле гостиницы росли буйно. В Глазове тоже был урановый комбинат...


Мы дарили публике улыбки и пение, а получали взамен аплодисменты, цветы и... излучение. Неудивительно, что от онкологических болезней молодыми ушли от нас вокалистка Галина Пучкова, барабанщик Владимир Беляев, администратор Леонид Николаевич Знак, умерли от сердечно–сосудистых заболеваний кларнетист Николай Лосев и скрипач Чеслав Поплавский. Многовато для одного ансамбля...


Вот вам еще один пример нашей работы на износ: в одном из городов нам предложили дополнительно дать 20 концертов в одном и том же зале на тысячу мест. Представьте только: пять дней по четыре концерта! Но народ на нас тогда ломился.


Выступать или нет, решали сами артисты — каждый высказывал свое мнение. Руководитель не вмешивался — в это самое время он получил из Белгосфилармонии телеграмму: в связи с производственной необходимостью срочно вернуться в Минск.


...Ох уж эти телеграммы из Белгосфилармонии! Никогда не прощу себе одну глупость. Я и Чесик Поплавский с женой и двумя детьми после очередных изматывающих гастролей прилетели в отпуск в Сочи восстановить здоровье. Пришли на пляж, в изнеможении легли на гальку и задремали — у нас не было сил даже дойти до воды. И вдруг сквозь дрему слышим объявление дежурного по пляжу: «Телеграмма! Старикову и Поплавскому. Связи производственной необходимостью срочно явиться Белгосфилармонию. Подпись: Боровский». Мы вскочили, и Чесик предложил: «А давай отправим ответную телеграмму: Боровскому. Связи производственной необходимостью срочно явиться на пляж Сочи. Стариков и Поплавский»... Но тогда мы все же взяли билеты в Минск. А Чесик ушел из жизни таким молодым...


Но вернемся к турне по Узбекистану. Узнав об отбытии руководителя, барабанщик Сергей Грумо радостно воскликнул: «Вот наиграемся!» Однако наша вокалистка, клавишница и аранжировщица Ядя Поплавская всегда была против таких нагрузок. «Все, что мы заработаем, потом потратим на лечение», — говорила она каждый раз... Но мы все же решили не отказываться от концертов.


Происходило это так: первый концерт начинался в 12.00, после него на сцену за занавесом выкатывали огромную кастрюлю с борщом, а также второе и третье. То есть мы обедали и ужинали прямо на сцене. И если в первый день все здоровались и рассказывали друг другу анекдоты, назавтра анекдоты уже не рассказывали, только здоровались. На третий день уже не здоровались, а лишь слегка кивали друг другу. На четвертый друг на друга даже не смотрели, а на пятый любую свободную минуту использовали, чтобы полежать где угодно: на диване, на столе, на полу — такой был упадок сил. Но выйдя на сцену, «Верасы» улыбались публике, играли и пели, причем только «живьем», всегда!


Такая гастрольная работа на износ у советских музыкантов называлась «чесом». «Сябры» на гастролях использовали фонограмму, «Верасы–80» и «Песняры» — никогда... Ну а Сережа Грумо в тот раз наигрался так, что, вернувшись с тяжелых гастролей в Минск и не успев отдохнуть, во время записи новой песни грохнулся на пол прямо в студии. Скорая помощь констатировала: гипертонический криз с давлением 220/180...


Ну а наши азиатские гастроли продолжились в Ташкенте, где я впервые попробовал узбекскую кухню. А затем мы поехали в Самарканд... Самаркандский рынок — словами не передать! Мне очень понравились печеные в золе абрикосовые и персиковые косточки — вкуснее фисташек! Я отправил их целый почтовый ящик в Минск, на свой адрес. И он пришел — через два месяца. Вместе с моим кожаным пиджаком, который мне доставили по железной дороге, — я забыл его в гостинице самой южной точки СССР, в городе Кушка... Все–таки удивительная была у нас страна!


(Окончание следует.)

Геннадий СТАРИКОВ.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter