Измена социальным завоеваниям. Именно так расценили либеральные реформы недавно избранного президента Николя Саркози французские профсоюзы, объявив массовые забастовки и манифестации по всей стране. Впрочем, эту акцию затмило другое событие — развод первой пары Франции...Какой удар для президента сильнее?
Саркози впервые столкнулся со столь массовым сопротивлением намеченным им либеральным экономическим реформам. Дело в том, что работники некоторых госкомпаний во Франции обладают таким набором льгот, что могут вслед за Людовиком XIV смело сказать: «Государство — это я!» Вообще–то это национальная традиция, восходящая еще, наверное, к Великой французской революции, — среднестатистический француз более чем кто–либо другой в Европе мечтает о дешевых устрицах на обед и бесплатной медицине. Именно эти завоевания отстаивала на прошедших недавно выборах социалистка Сеголен Руаяль.
Вероятно, Николя Саркози тоже не имеет ничего против устриц, но ему, жесткому и амбициозному лидеру, очень хочется видеть Францию сильной державой. Либеральные реформы и означают свободное функционирование капитала или, как у нас сказали бы, реального сектора экономики, без социальных удил. В сентябре Николя Саркози объявил о немедленном реформировании пенсионного сектора и сокращении 22 тысяч рабочих мест. С точки зрения рядового француза это не что иное, как политический адюльтер, измена, нарушение социального договора. Можно не сомневаться, что закаленная в уличных боях левая Франция обрушится на «нарушителя» со всей пролетарской ненавистью.
Тем не менее, на мой взгляд, в этой схватке Саркози выиграет. Все происходящее сегодня — это ведь повторение его предвыборных дебатов с Сеголен Руаяль. Франция в итоге проголосовала за традиционный путь консервативного капитализма. Вот и сейчас, по опросам, которые приводит «Евроньюс», 82 процента поддержали президента Саркози в отмене пенсионных льгот и 61 процент не одобряет действий забастовщиков.
И все же нынешняя ситуация во Франции весьма опасна. Не для Саркози. Для самой Французской Республики. И опасность кроется не в акциях профсоюзов. Для французов это дело такое же обычное, как чашка кофе на свежем воздухе. Видела своими глазами: одни сидят и пьют кофе, другие, помахивая им ручками и транспарантами, направляются к мэрии протестовать. Представитель мэрии, в свою очередь, встречает манифестантов со всей любезностью, принимает поданные петиции и раскланивается. Культура!..
Все, однако, изменилось с тех пор, как к протестующим мадам и месье начали присоединяться обитатели эмигрантских кварталов. У тех, напротив, никакой культуры — жгут машины, бросаются бутылками и камнями, скрывая свои лица хиджабами. И это ведь тоже результат политического адюльтера. Дети и внуки эмигрантов считают, что их обманули, предали, выбросили на помойку. А ведь как соблазняли, приглашая во Францию чернорабочих из Алжира и Марокко!.. Правда, и здесь Николя Саркози уже однажды продемонстрировал достаточную твердость.
Пожалуй, самое его уязвимое место кроется там, где у других — надежный тыл. Саркози разводится с женой Сесилией, с которой они прожили в браке 11 лет. Она уже покидала мужа ради другого мужчины — Ришара Аттиаса, главы крупного пиар–агентства. И только желание не испортить карьеру супруга, который вел тогда жесткую борьбу за пост президента, вернуло ее под общую крышу, заключают французские газеты.
Окажет ли адюльтер Сесилии влияние на политическое будущее главы французского государства? С точки зрения общественных канонов — никакого. Во Франции, в отличие от США, особенности личной жизни, такие как отсутствие партнера, супружеские измены или развод, не влияют на карьеру политика. Франсуа Миттеран был не только любимым, но и любвеобильным президентом... Жаку Шираку, как пишет в мемуарах его личный водитель Жан–Клод Ломон, сотрудницы приклеили прозвище «Три–минуты–включая–душ» за то, что в штаб–квартире его партии перебывали все хорошенькие партийные активистки, журналистки, депутатши... Во французском обществе считают — можно быть голлистом, но оставаться галлом. До сих пор именно такого имиджа — сильного, уверенного в себе мужчины — придерживался и Николя Саркози.
Фото РЕЙТЕР.
