«Кладбище сожженных деревень» на территории мемориального комплекса «Хатынь».Немцы заняли Минск 28 июня 1941 года. Для столицы БССР начались 1100 дней жуткого террора. Осуществляли его органы военного управления под командованием генерала фон Шенкендорфа, опиравшегося на корпус охранных войск, и гражданская администрация, которую возглавлял группенфюрер СС Кубе. Главным карательным инструментом в руках последнего стал аппарат СС с огромными военно‑полицейскими силами. Основным репрессивным органом являлась полиция безопасности и СД. Однако прежде чем деятельность этих частей стала обыденной повседневностью на оккупированных территориях, первыми себя проявили айнзацгруппы — специальные оперативные команды, двигавшиеся вслед за наступавшим вермахтом, истребляя «врагов рейха»: коммунистов, комиссаров, евреев, цыган, душевнобольных и пр. Именно они учинили первые массовые убийства.
Уже в июле 1941 года айнзацгруппой Б в Минске были проведены расстрелы евреев и партийных работников, в августе в Столбцах, Минске и Вилейке также массово казнили евреев, а в октябре в Минске в рамках «Акции Т4» было ликвидировано 632 душевнобольных…С тех пор все три года оккупации сопровождались регулярными расстрелами, публичными повешениями, сожжениями, облавами и погромами… Но, пожалуй, главным средством массового уничтожения людей стали нацистские концлагеря. Всего на территории Минской области (в ее современных границах) было создано и действовало 87 мест принудительного содержания военнопленных и мирных граждан. По сути, это были места принудительного умерщвления.
Смертельный конвейер
Докладная записка министериального советника К. Дорша рейхсляйтеру А. Розенбергу. 10 июля 1941 г.:
«[…] В лагере для военнопленных в Минске, расположенном на территории размером с площадь Вильгельмплац, находится примерно 100 тысяч военнопленных и 40 тысяч гражданских пленных. Пленные, загнанные в это тесное пространство, едва могут шевелиться и вынуждены отправлять свои естественные потребности там, где стоят. Этот лагерь охраняется командой кадровых солдат численностью около одной роты. Охрана лагеря такой малочисленной командой возможна только при условии применения самой жесткой силы. Военнопленные, проблема питания которых едва ли разрешима, живут по 6 — 8 дней без пищи, в состоянии животной апатии, вызванной голодом, и у них одно стремление — достать что‑либо съедобное. Гражданские пленные — в возрасте от 15 до 50 лет жители Минска и его окрестностей. Эти гражданские пленные снабжаются питанием своими родственниками. Правда, питание получают только те, родственники которых с утра до вечера стоят с продуктами в бесконечных очередях, тянущихся к лагерю. Ночью голодающие гражданские нападают на получивших передачу, чтобы силой добыть себе кусок хлеба. По отношению к пленным единственно возможный язык слабой охраны, сутками несущей бессменную службу, — это огнестрельное оружие, которое она беспощадно применяет. […]»
Были лагеря и страшнее. Как всем сегодня известно, в окрестностях деревни Малый Тростенец, в 12 километрах юго‑восточнее Минска, располагался лагерь смерти Тростенец. Сегодня он стоит в одном ряду с такими крупными лагерями в Европе, как Аушвиц, Треблинка, Собибор и другие. По данным Чрезвычайной государственной комиссии, в этом лагере нацистами было замучено 206,5 тысячи человек. В книге приведены многочисленные акты ЧГК и протоколы допросов бывших заключенных и охранников лагеря. Эти документы буквально изобилуют ужасающими подробностями об устройстве кремационной ямы‑печи или принципах работы «душегубок». Это были огромные грузовики с герметичным кузовом, куда вмещалось (точнее, вбивалось) до 100 обреченных…
Из протокола допроса М. М. Зарецкой. Минск, 23 декабря 1945 г.:
«ВОПРОС. Работая в автомастерских СД, приходилось ли вам видеть «душегубки»?
ОТВЕТ. Да, когда я работала в автомастерских СД, то я видела находившиеся там на промывке и ремонте «душегубки», их было около шести штук. После каждой операции «душегубка» подвергалась очистке. Я видела там челюсти [из] искусственных зубов, волосы, испражнения и кровь. Люди, которые производили промывку, фамилии их вспомнить теперь затрудняюсь, говорили мне, что в первый момент, когда начинает поступать газ в «душегубку», люди, находившиеся в ней, рвали себе волосы, разрывали рты, и это мучение продолжается в течение 5 — 10 минут. […]»
Оглушающе контрастно на фоне этого рассказа выглядит служебная записка одного из палачей, в которой он рачительно сетует, что трубы, подключенные к двигателям «душегубок», уже изрядно износились и часть отработанных газов расходуется зря, не попадая в кузова машин.Нацист просит начальство немедленно выделить 20 новых труб и прислать новый герметичный грузовик‑пятитонку, а то «имеющиеся три газовых автомобиля не справляются».
Большой опыт расстрелов
Немалая часть документов, представленных в сборнике, посвящена чудовищной практике уничтожения советских и иностранных граждан еврейской национальности. Подробнейшим образом описывается механизм казней и устройство гетто, причем не только со слов выживших свидетелей. Среди трофейных донесений — рапорты о проведенных экзекуциях. Иногда складывается впечатление, что составляли их больные люди, получавшие садистское удовольствие от того, что очередное массовое убийство прошло без заминок…
Советские подпольщики, повешенные оккупантами на ул. К. Маркса в г. Минске. 1941 г.
«[…] 9‑я рота совместно с СД проводила расстрелы 914 евреев. Среди этих лиц находились около 700 евреев и евреек, захваченных вчера 7‑й и 9‑й ротами в гетто Минска и доставленных в тюрьму. Расстрелы прошли без особых происшествий. Попыток к побегам, благодаря удобно выбранной местности для расстрела, осмотрительности руководства и уже приобретенному опыту, со стороны мужчин евреев не было. Благодаря решительным и надежным действиям 9‑й роты вся работа закончена в кратчайший срок. 64 еврейки расстреляны за то, что во время акции оказались без еврейских нашивок. […]»
Подобных документов приведено не один и не два. Ощущение, будто убийцы старались подчеркнуть свои умения и старательность. Ну будто выполняли производственное задание в горячем цехе… Интересно, что они, видимо, действительно так считали, ибо даже после пленения не скрывали деталей своих «трудовых подвигов».
Из протоколов допросов бывшего военнослужащего главной полевой комендатуры № 392 Э. Штоля o расстреле узников Минского гетто в марте 1942 г.:
«[…] Я свой взвод расставил кругом места, предназначенного для расстрела, цепью, чтобы никто из населения не мог убежать. Мои солдаты стояли от ямы на расстоянии 300 м. После этого СС и полицейские начали раздевать догола по 10 человек и подводить к яме. Стоящие около взвода эсэсовцы на расстоянии 4 м от ямы залпом из автоматов расстреливали стоящее население на берегу ямы, обратившись лицом к яме. И таким образом было расстреляно все взрослое население, а детей до 3 лет эсэсовцы брали за ноги и ударяли головами о стоящие столбы, после чего бросали в яму. Закончив расстрел, эсэсовцы приступили к погрузке на автомашины снятой одежды и ценностей. [...]»
Обличают дети Хатыни
Десятки документов в сборнике посвящены карательным операциям, которые бесконечными кровавыми волнами прокатывались по территории Минщины. Партизанские доклады о сожженных нацистами поселениях, немецкие и полицейские бодрые рапорты об очередной «умиротворенной» (то есть уничтоженной вместе с жителями) деревне, материалы послевоенных расследований, стенограммы показаний свидетелей и допросов коллаборационистов…В этой шокирующей хронике особо выделен раздел, где собраны документы, посвященные трагедии Хатыни. Совсем скоро этому событию, ставшему синонимом народного горя Беларуси, исполнится 80 лет. Страшная, до боли памятная дата.В книге мы найдем как полную хронику преступления со слов его исполнителей, так и воспоминания выживших жертв об отдельных эпизодах хатынской драмы.
Останки узников лагеря смерти Малый Тростенец. 1944 г.Из протокола допроса В. А. Желобковича.:
«[…] Мы вместе с матерью, находясь во вторых рядах выбравшихся из сарая людей, каким‑то чудом преодолели эти несколько метров, отделявших нас от сраженных пулями односельчан, живыми и невредимыми. Накрыв меня собой, мать шепнула, чтобы я не двигался. В это время я почувствовал, как пуля обожгла мне левое плечо, я сообщил об этом матери и тут же почувствовал, как она сильно вздрогнула, по всему ее телу прошла судорога, и она затихла, не отвечая на мои вопросы: «Что с тобой, мама?» Я понял, что она мертва. От пожарища у меня начала тлеть одежда… Я продолжал неподвижно лежать до тех пор, пока не прекратилась стрельба… Поняв, что каратели ушли из деревни, я поднялся на ноги. То, что я увидел, потрясло мой детский разум. Первое желание, которое у меня возникло, — это разделить участь моих односельчан, сгоревших в огне и павших от пуль карателей. Если бы была такая возможность, я, не раздумывая, бросился бы в огонь, в котором погибли мой отец, братья и сестра… На пепелище тремя группами на расстоянии нескольких метров друг от друга в различных позах лежали обгоревшие трупы мужчин, женщин и детей. Некоторые из них еще подавали признаки жизни и просили меня дать им воды. Я набирал из ближайших луж красную от крови воду и в пригоршнях подносил им. Даже своим детским разумом я понимал, что эти люди обречены и их ждет неминуемая смерть. [...]»
* * *
Считаю, что жителям нашей страны, особенно молодым, обязательно стоит набраться моральных сил, чтобы подробно ознакомиться со всеми шестью томами сборника «Без срока давности». Прочтя эти документы, они наверняка сделают два вывода. Во‑первых, преступление, подобное геноциду белорусского народа, никогда не должно повториться. Во‑вторых, нам и нашим потомкам еще предстоит снова и снова осмысливать весь масштаб страшной беды, постигшей Беларусь в годы войны.rud@sb.by
