Осколок эпохи

Виктор Шалкевич, этот самый экстравагантный из всех представителей белорусского культурного бомонда, спешил на "Форум кресовой культуры" в Краков. Понимая, что могу нарваться на вполне содержательную историческую лекцию, тем не менее спросил: какова цель визита?

- Я пишу на двух языках - по-белорусски и по-польски и могу представить своего лирического героя говорящим на обоих, одинаково близких, языках. Мое поколение выросло в условиях билингвизма. У нас в костеле, в Порозове, говорили по-польски, а на улице "па-просту". А еще многие общались по-еврейски, по-русски. И это многоязычие мне не чужое.

- А много талантов из Порозово повыходило?

- Композитор Геннадий Поплавский. А еще оттуда родом Эстер Рахель Каминская - основательница профессионального еврейского театра на языке идиш в Варшаве. Это было в 20-е годы. Из-под Порозова родом известные ксендзы Винцент Годлевский и Станислав Гляковский.

- Но вернемся к вам. Шалкевич - последний живой бард? Иные "мамонты" молчат...

- Вспомните первые годы независимости. Тогда на сцене появилась сотня именующих себя бардами с плохо настроенными гитарами, в сорочках и сапогах. И все сюжеты песен сводились к трем темам: Чернобыль, мова, культура. Ныне мало нас, но компания достойная: Андрей Мельников, Змицер Бартосик, Вольжина Терещенко, Алесь Камоцкий.

- Змицер Вайцюшкевич...

- Вайцюшкевич - это народная попса.

- Но почти всех перечисленных вами давно не слышно. И Каси Камоцкой давно на сцене нет. О чем вы?

- Кася покинула наши ряды, "предала" общее дело, стала рок-музыкантом.

- И давно сама не поет, кстати.

- Как-то раз встретил я одного знакомого, а тот жалуется: "Не стаiць пяро". Я ему ответил: "Ах ты праца ня›дзячная хатняя - не стаiць нi пяро, нi астатняе". Надо стимулировать творческий процесс. Если ты будешь сидеть на диване и смотреть "Фабрику звезд-3", то ничего не будет писаться, естественно. Но я себя никогда не насилую. Есть люди, которые думают, что, если написано 15 песен в год, - это успех. Но не надо гнаться за количеством.

- А где брать стимулы для творчества?

- Во-первых, надо, чтобы сама жизнь тебя волновала. Многое зависит от степени таланта, способностей, которыми наделен человек, от того, что его беспокоит в данный момент.

- И что вас сейчас беспокоит?

- Разное. Особенно интересно путешествовать и наблюдать со стороны за разными проявлениями нашей жизни. Едешь из Гомеля через Барановичи в Гродно. Поезд останавливается на станции Буслы. На платформе стоят две цыганки - вот и сюжет: "На станцыi пад назваю Буслы стаялi дзве самотныя цыганкi". Потом видишь другую картину. Деревенское кладбище, 4 легковушки: родственники отправляют покойного в последний путь. Затем разрозненные кусочки склеиваются вместе - и получается новая песня.

(У Шалкевича звонит мобильный телефон, наш разговор обрывается, чтобы начаться с новой ноты.)

- ...Жаль, что у нас давно нет своей творческой среды, которую заменили несколько тусовок, - продолжает бард. - Если я еду в Варшаву, мой приятель сразу же ведет меня в ресторан. Там вполне доступные цены, разные люди собираются. Они беседуют, особенно интересно общаться с молодежью. У молодежи возникают альтернативные, самые невероятные идеи, которые, как ни странно, осуществляются! Нас же жизнь разбросала всех по своим норам, и мы говорим либо о политике, либо о том, какая водка лучше, - брестская или минская.

- Не о том ли ваша знаменитая песня "Добрай ранiцы, жлобская нацыя"? Кто она, эта "жлобская нацыя"?

- Как ни обидно, но, кроме существующего понятия о традиционной белорусской "гасцiннасцi", хлебосольности, есть еще и... традиционное наше хамство. Мы к нему привыкли, свыклись, не замечаем. Войдите в 7 утра в троллейбус, на заднюю площадку, и поймете, что такое "жлобская нацыя". В начале 90-х меня за эту песню много упрекали, говорили, что у меня "извращенное сознание": "Беларусь адраджаецца, а вы гэтага не бачыце". С одной стороны, эта песня - боль, с другой - оскорбление. Две стороны одной монеты.

- А о чем ваши новейшие песни?

- Новый альбом называется "За сто крока› ад Вострай брамы, або Геаграфiя Вялiкага княства Лiто›скага i аколiца›". Это путешествие в пространстве и времени, которое начинается у Острой брамы в Вильнюсе, далее следуют Гродно, Несвиж, станция Липа, Койданово - Дзержинск, Брест, Варшава, путь продолжается за океаном, после чего - возвращение в Беларусь.

- Можно впечатления от путешествий Виктора Шалкевича?

- Пожалуйста. В городе Дзержинске висит объявление: "Выражаем соболезнования. Предлагаем памятники". Когда я ехал из Минска в Лепель, заметил плакат: "Пристегните ремни безопасности. И да хранит вас Господь". Подпись: "Госавтоинспекция". Все сюжеты песен из жизни.

- А правда ли, что ваша аудитория - это мужички старше пятидесяти?

- Не знаю. Я не делаю вид, что мне вечно семнадцать. И если меня слушают люди моего возраста, то ничего странного в этом нет. Они прожили со мной в одной стране, видели то же, что и я, - у нас общие интересы, взгляды. Вообще к некоторым вещам человек приходит только с возрастом. Самое тяжкое в этой жизни - чувствовать моральную ответственность за то, что делаешь.

- Звучит банально...

- Самое трудное - нести свечку правды.

- Не крест, а свечку?!

- Именно. Крест пусть несут другие. А ты должен вечером и утром посмотреться в зеркало и спросить у себя: "Что ты сделал и что собираешься сделать?" Меньше слов - больше дела. У нас, например, принято много говорить о толерантности, терпимости, а на деле ее не заметно. А вот возьмите наше западное местечко Слоним. Здесь костел, церковь, синагога и лютеранская кирха рядом стояли - и всем хватало места.

- Это было под "панской" Польшей.

- Да. Такое было время. И временами я чувствую себя на бывших польских "кресах" осколком той ушедшей эпохи.