Взять, например, медицинский термометр. В просторечии – градусник. История его создания превратилась в душераздирающую человеческую драму с привкусом детектива, длившуюся полтора столетия.
Казалось бы, что тут сложного. К шкале с делениями прикреплена стеклянная трубка. Один ее конец наглухо запаян. В другом – помещен шарик ртути. При нагревании ртуть расширяется, столбик ползет верх, пока не замрет у того или иного деления. Все элементарно. Тем не менее тут что ни деталь, то целая история, в которой замешаны имена гениев научной мысли.
О том, что у больных людей повышается температура, хорошо знали еще в пятом веке до нашей эры. Об этом в своих трудах писал основатель медицины Гиппократ. Но прошло еще две тысячи лет, пока появилась идея эту температуру измерить.
Первым, кого она озарила, был Галилео Галилей. В 1592 году он придумал прибор под названием термоскоп, позволявший объективно судить о степени жара у пациента. Именно в термоскопе впервые появилась стеклянная трубка, правда, еще незапаянная, с шариком ртути внутри. Шарик нагревали, держа трубку в руках, после чего ее опрокидывали не запаянным концом в бокал с водой. По мере охлаждения шарика вода втягивалась в трубку, высота водяного столбика позволяла судить о температуре пациента. Таким образом, первый шаг был сделан.
В конце XVII века ученые мужи из Флоренции усовершенствовали изобретение Галилея. Воду они заменили подкрашенным спиртом, а сам термоскоп сделали герметичным, откачав из стеклянной трубки воздух и запаяв ее открытый конец, чтобы исключить влияние атмосферного давления на работу прибора. Но оставался открытым главный вопрос – о единицах измерения температуры. Несмотря на усовершенствования, термоскоп продолжали использовать, что называется, на глазок. На шкале отсутствовали предельные точки, как верхняя, так и нижняя, поэтому показания прибора можно было воспринимать весьма условно.
Первым к решению этой задачи подступился Исаак Ньютон. В 1701 году он создал свой вариант термометра, наполненный льняным маслом. За низшую точку отсчета он принял температуру таяния льда, а за высшую впервые взял нормальную температуру человеческого тела. Только по Ньютону она составляла не привычные нам 36,6, а всего лишь – 12 градусов. Следующий важный шаг на тернистом пути познания довелось сделать голландцу Фаренгейту. За одну из основных точек шкалы он принял самую низкую температуру, которую ему удалось получить при смешивании воды, льда и нашатыря. Ее он принял за 0 градусов. Второй ключевой точкой у Фаренгейта, как и у Ньютона, стала температура человеческого тела. Только в отличие от своего предшественника он приписал ей значение не 12, а 96 градусов. Позднее исследователь установил, что по его термометру лед тает при температуре чуть меньше 32 градусов, а вода кипит примерно при 212. Разница в 180 градусов показалась Фаренгейту очень удобной для практики, ибо она делилась без остатка на 16 целых чисел. Он отказался от прежних точек и впервые положил в основу своей шкалы температуру плавления льда и кипения воды, а тем, что температура человеческого тела в новой шкале стала выражаться дробными числами, он просто пренебрег. Кстати, именно в термометре Фаренгейта впервые совместились атрибуты современных градусников – ртуть, отметки таяния льда и кипения воды.
В 1725 году француз Реомюр предложил свой вариант спиртового термометра с теми же, что у Фаренгейта, точками отсчета, но со шкалой, разделенной не на 180, а на 80 градусов.
Чуть позже, в 1742 году, на свет появилась шкала Цельсия. Да-да, та самая температурная система координат, по которой мы сверяемся и сегодня. Впрочем, та, да не та. Действительно, шведский астроном Андерс Цельсий первым догадался разбить шкалу на 100 равных частей. Но изначально у него было все вверх тормашками: при 100 градусах таял лед, а при 0 – закипала вода. Лишь после того, как соотечественник Цельсия Мартин Штремер, образно говоря, поставил ее с головы на ноги, появилась привычная нам шкала, где нормальная температура человеческого тела – 36,6. С исторической точки зрения было бы справедливо называть эту шкалу – Цельсия-Штремера. А то получается, что имя Цельсия известно всем, в то время, как про Штремера знают лишь узкие специалисты да историки.
Как говорится: все просто, когда докопаешься. Но на то, чтобы докопаться до температурной истины, ушло почти два века напряженных научных поисков, ошибок и новых поисков.
