До середины ХIХ века считалось, что животный и растительный мир Сибири ничем существенным не отличается от европейского. Это утверждение опроверг уроженец Минщины Бенедикт Дыбовский. Годы ссылки он претворил в годы интенсивного труда и научного поиска.Бенедикта Дыбовского многое роднит с Зыгмунтом Минейко, о котором уже шла речь в рубрике «Соотечественники»: оба родились в дворянских семьях средней руки, участвовали в восстании 1863 года, были приговорены к смертной казни, позже замененной на каторгу в Сибири. Но дальше каждый выбрал свой путь: Минейко сумел уехать в Западную Европу, а Дыбовский отбыл наказание в Прибайкалье и потом снова вернулся туда уже известным ученым.
Адамаринские воспоминания
Впервые Бенедиктом Дыбовским я заинтересовался ровно полвека назад, когда работал в радошковичской газете «Сцяг Iльiча». Во время одной из поездок по району залюбовался зарослями шиповника, которые, как правило, красуются на месте старых усадеб. Тамошний краевед рассказал, что здесь раньше располагалось имение Адамарин. Название показалось мне знакомым. Но откуда? И вспомнилась книжка Януша Доманевского «Бенедикт Дыбовский» (Варшава, 1954), привезенная еще в студенческие годы польскими друзьями. В ней говорилось, что последовательный революционер, сторонник учения Дарвина Бенедикт Дыбовский родился 29 апреля 1833 года в имении Адамарин Минской губернии. Окрыленный совпадением, я заказал по межбиблиотечному обмену сибирские воспоминания и некоторые труды ученого, написал о нем статью для молодечненской областной газеты «Красное знамя», сделал еще две публикации и считал тему исчерпанной.
Однако в последнее время удалось напасть на след нескольких забытых публикаций в периодике, архивных материалов. Еще, оказалось, память о Дыбовском жива в Сибири, среди белорусской диаспоры Иркутской области, в то же время личность ученого весьма неполно охарактеризована в 18–томной «Беларускай энцыклапедыi». Вот почему решил вернуться к этому незаурядному герою, так сказать, на новом уровне.
Рядом с природой
Окружающей природой Бенедикт стал интересоваться еще в детстве. Выучив под наблюдением гувернера уроки, мальчик обыкновенно бежал к небольшому пруду в саду, и, улегшись на помосте, часами смотрел на рыб и другое «население» водного царства. Или вместе с бабушкой шел на луг собирать лекарственные травы. А потом они несли их больным крестьянам. Уже тогда он твердо решил, что, выучившись, станет врачом, чтобы облегчать людям страдания.
Свет и тени Минской гимназии
Увлечение животным миром усилилось во время учебы в Минской гимназии. Хотя это и не требовалось программой, учащиеся, вспоминал Дыбовский, «разводили млекопитающих животных, птиц, рыб, сделали в саду Подолинских маленький аквариум. Обитателей для него доставлял нам Филипп Кунцевич, рыбак, живший над Немигой; нередко мы сами ловили рыб в реке. Однажды я чуть было не открыл интересное и важное явление, а именно метаморфозу рыб».
Однако в целом годы, проведенные в Минской гимназии, оставили у Дыбовского не лучшее впечатление. «Преподаватели не оказывали на нас влияния (...). Присланный из Полоцка учитель русского языка и литературы Гребенщиков преследовал всех и все. Не зная ни литературы, ни языка, он мучил учеников странными требованиями и тем отталкивал от учебы (...). Единственной светлой личностью, отличавшейся от других преподавателей, был Родевич. Выпускник Московского университета, бывший ассистент при кафедре физики в Москве, он восхищал нас всесторонними знаниями, тактичностью и отличным преподаванием. Сразу же после приезда в Минск организовал в гимназии метеорологическую станцию, учил записывать наблюдения: в кабинете физики мы сами делали разные опыты. Родевич понемногу знакомил нас даже с необязательными предметами, например, с началами химии».
Молниеносный путь из студента в профессора
Полученных в Минской гимназии знаний оказалось достаточно, чтобы осенью 1853 года поступить в Дерптский (потом Юрьевский, теперь Тартуский) университет. Там Дыбовский сразу заинтересовался рыбами Балтики, посвятил им несколько серьезных работ. Благодаря необыкновенным способностям быстро окончил учебу, получил степень доктора медицины и остался при университете, чтобы подготовиться к профессорской деятельности. Однако участие в дуэли, а затем в антиправительственных демонстрациях помешали ему. Пришлось выехать в Германию. Несколько лет наш земляк работал над эмбриологией насекомых на кафедрах Берлинского и Вроцлавского университетов.
В 1862 году молодого ученого избрали профессором зоологии и сравнительной анатомии Главной школы (фактически университета) в Варшаве. Студенческая молодежь восхищалась свежестью и революционностью его лекций. Дыбовский сблизился с подпольной организацией, готовившей восстание против самодержавия, и стал выполнять ее поручения. В письме к профессору Талько–Гринцевичу ученый вспоминал: «С 1862 года я входил в состав тайного Виленского общества в Варшаве. В секретариате Литвы и Беларуси выполнял обязанности чрезвычайного комиссара. Накануне восстания 1863 года меня послали в Беларусь, чтобы узнать о проведенной подготовке; весной, во время восстания, меня направили с такой же целью в Литву».
Царские власти не простили Дыбовскому участия в восстании. Весной 1864 года его арестовали и заключили в пресловутый Х павильон варшавской цитадели. Только вмешательство немецких ученых спасло патриота от смертной казни, которую заменили каторгой, а потом бессрочной ссылкой в Сибирь.
Во глубине сибирских руд...
Дыбовского везли тем же путем, что и Минейко: через Петербург, Москву, Нижний Новгород. «В вагоне, — вспоминал он, — когда поезд тронулся, вернулось равновесие, опять почувствовал себя крепким и уверенным в будущем. Тогда пришли на память пушкинские строки:
Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье...»
Действительно, гордое терпение не покидало Дыбовского в Сибири. По дороге он оказывал больным медицинскую помощь, подбадривал их задушевными беседами. Любовался тайгой, восхищался Байкалом и Ангарой. «Какое–то трудно передаваемое чувство интереса появилось у меня к этой реке и, особенно, к этому озеру», — записал ученый в дневнике.
Из Читы Дыбовского направили в селение Симаково. Условия там оказались невыносимые. Но русские ученые не забыли коллегу. Вскоре при содействии Сибирского отделения Русского географического общества он получил разрешение на переезд в селение Дарасун, где начал исследования животного и растительного мира Прибайкалья. До Дыбовского в биологической науке господствовало мнение, будто фауна Байкала весьма скудна и вообще не заслуживает внимания. Дыбовский же настойчиво доказывал, что каждый регион в зависимости от существующих там физико–географических условий должен иметь свой отличный животный и растительный мир. Это подтвердилось открытием десятков видов птиц, рыб, насекомых, простейших организмов, которые не встречались больше нигде.
В 1868 году Дыбовскому наконец разрешили поселиться в Култуке, деревне на берегу Байкала. Начались трудоемкие исследования озера. Вместе с бывшими ссыльными Годлевским и Ксенжопольским Дыбовский брал пробы воды, замерял глубину, скрупулезно изучал животный мир. В итоге было открыто еще 18 неизвестных ранее видов рыб, в европейские музеи отправлено свыше 2.500 экземпляров искусно изготовленных чучел птиц, свыше ста тысяч насекомых (некоторые из них и сегодня сохраняются в музеях Москвы и Санкт–Петербурга, Варшавы и Львова, Кракова и Вены). В 1876 году ученый провел первую и единственную до 1925 года серию замеров температуры воды в Байкале до глубины 1.320 метров, а затем сделал первый химический анализ воды. За все это географическое общество наградило исследователя малой золотой медалью.
Заслуженное признание в Европе и Азии
Благодаря ходатайству того же географического общества в 1877 году Дыбовскому разрешили вернуться на родину. Он побывал в Адамарине и Варшаве, обновил связи с петербургскими коллегами. Ему предлагали кафедру в Томском университете, работу в столичных музеях. Но Дыбовскому уже тоскливо жилось без бескрайних просторов Сибири, ее мужественных людей. И поэтому он неожиданно для всех попросил назначение окружным врачом на Камчатку. Там Дыбовский повел самоотверженную борьбу с проказой и другими заразными болезнями, занялся антропологией: старался доказать, что местные жители не относятся к некой низшей расе, редактировал словари камчадальского, бурятского и других восточных языков. Желая улучшить материальное положение камчадалов, за собственные деньги закупил и завез на полуостров оленей. Наблюдения этого периода Дыбовский очень живо и интересно описал в книге «О Сибири и Камчатке», выдержавшей несколько изданий.
В 1884 году Дыбовский вернулся в Европу, возглавил кафедру зоологии Львовского университета, занялся систематизацией и обобщением собранных материалов, изданием трудов. Но связи с Сибирью, Прибайкальем не порывал и до революции, и после нее — давал советы животноводам и рыболовам, предложил построить на озере гидробиологическую станцию (одно из судов станции сегодня носит имя Дыбовского). Прогнозы и выводы ученого были учтены при проектировании Братской ГЭС на Ангаре. В 1927 году нашего соотечественника избрали членом–корреспондентом АН СССР. Хоронили его в 1930 году с воинскими почестями — как последнего оставшегося в живых участника восстания 1863 года.
...А «дыбовскиана» между тем продолжает пополняться. Вот и в последнем дошедшем до меня номере иркутской «Маланкi» (2007 г. № 85) находим такие неизвестные ранее строки из письма ученого о Прибайкалье: «...жители селений Култук и Тулка происходят от белорусов, а не великороссов. Мое мнение подтвердил фольклорист Повинский. Я обратил его внимание на интересное обстоятельство: култучане не употребляют матерных ругательств и у них в рубахах нет косых воротников». Значит, Дыбовский замечал, видел отличия. Тогда, в ХIХ веке, это было дано не многим...
