Народный артист, профессор Белорусской государственной академии музыки. Более двадцати лет службы в должности начальника военно-оркестровой службы и главного военного дирижера оркестров КБВО... Тысячи выступлений. Его называют крестным отцом таких выдающихся деятелей нашей культуры, как Владимир Мулявин и Михаил Финберг...
Сотни самых разных фотографий своего отца принесла в редакцию Нина Борисовна Кутлунина. Я перебираю снимки, пытаясь выбрать лучшие. Странное это дело — пристально рассматривать чужую жизнь: черно–белую, цветную, парадную, протокольную, домашнюю. Ловлю себя на мысли, что Борису Пенчуку повезло. Почти все этапы его жизни отражены на фото. Хотя нет, не все...
Была весна 1942 года
Нет фотографии из полевого госпиталя, куда попал раненый лейтенант Красной Армии, где ему могли отрезать, а точнее, пользуясь медицинской терминологией, — ампутировать левую руку. И не стал бы потом Борис Михайлович дирижером. «Ну, капельдудка! Ты левой рукой еще валторнам покажешь, — сказал военный хирург в санбате. — В тыл его!»
Так будущий народный артист благодаря милосердию хирурга сохранил в круговерти полевого санбата руку. И все последующие годы он сокрушался, что не узнал имя своего спасителя, не отблагодарил его...
— Нина Борисовна, кто у вас бывал в доме?
— Прежде всего, выдающиеся музыканты. Дирижер Кондрашин, Хайкин... Отец все время говорил о других. Он о них заботился. Все время звучали фамилии валторнистов, дирижеров, воспитанников. Для отца работа была на первом месте, а уж потом все остальное. Семья находилась где–то на последнем месте. Он любил всех людей, которые с ним служили и работали. Очень трогательно относился к своим студентам. Рассказывал об их успехах. Он — интроверт.
— Интересовался вашей жизнью, проверял школьный дневник?
— Сколько себя помню, а это с трех–четырех лет, он меня учил музыке. Как только приходил с работы, разувался, сразу ставил меня спиной к фортепьяно и начинал развивать слух. Результат не заставил себя ждать — слух у меня абсолютный: могу без камертона воспроизвести любой звук. А вот у отца был великолепнейший слух. И его оркестр играл очень чисто. Это отмечали все специалисты. У него была мощнейшая энергетика, и он ее отдавал не жалея.
— Как он восполнял такие энергетические затраты?
— Из космоса... В еде был очень сдержанным человеком. Всегда подтянут, собран. Успевал реагировать на все инструменты. Очень быстро читал оркестровую партитуру, а это чрезвычайно сложно.
— Он ведь потомственный музыкант?
— Да. Его отец — кубанский казак — был капельмейстером казачьего полка, имел незаурядные музыкальные способности. Окончил Петроградскую консерваторию с серебряной медалью, которую получил из рук ректора А.К.Глазунова. Но мой дед, как ни странно, был категорически против того, чтобы его сын стал музыкантом–духовиком. Наверняка зная горькую цену этого хлеба. Мне известно, бабушка говорила, что и прадед по отцовской линии тоже был музыкантом.
— А почему ваш отец стал именно военным музыкантом?
— Он очень сильно ценил службу. Даже в гражданском костюме ходить не любил. Это и по фотографиям видно. Костюмы он, конечно, покупал, но они без надобности устаревали неношеными. Он для меня всегда слит с военной формой. А еще отец как–то умудрился впитать в себя, как бы точнее выразиться, гусарские, рыцарские черты: благородство, ответственность, красивые поступки, уважительное отношение к дамам... Как–то, еще ребенком, я сломала плечо. Отец отвез меня в больницу, а когда мы вышли из нее, кто–то незнакомый попросил отца подвезти. Мне плохо, на глазах слезы, а он посадил в машину людей и повез куда–то далеко... Вот так всегда был готов прийти на помощь другим.
— Он любил рассказывать о войне?
— Нечасто, но случалось. Вспоминал, как сидели в болоте. Как он достал корку хлеба, макнул в воду и ел... А рядом в той же воде плавали разбухшие трупы.
В 1936 году, еще 18 лет не исполнилось, он ушел добровольцем в Красную Армию — стал солистом–трубачом оркестра 201–го стрелкового полка. Были училище, а потом консерватория.
В сентябре 1941 года консерваторию эвакуировали в Саратов. А уже в январе 1942–го Пенчук прибыл по выпуску в Курган, где формировалась одна из дивизий, в которую он получил назначение.
Ему поручили сформировать оркестр. Однажды рассказал, что некоторые солдаты обманывали, выдавая себя за музыкантов. Хотя и инструмента никогда в глаза не видели. Вот из этих людей он умудрился сделать оркестр с репертуаром. С ним и выступал на передовой. Репетировал в свободное время. Случалось, и под обстрелы попадали, но концерты давали.
Закончилась война для отца Парадом Победы на Красной площади в июне 1945–го. Вот тот день он очень любил вспоминать.
Июнь 1945–го
Начался великий парад. Под торжественные звуки лучших военных маршей в исполнении сводного тысячетрубного оркестра прошли сводные полки фронтов, флотов, а также части Московского гарнизона. Ночные тренировки не пропали даром. Маршалы, генералы, офицеры, солдаты стройными рядами шагали под боевыми знаменами.
Пошла конница. Лошади цокали по площади. Вдруг один всадник, не доезжая до Мавзолея, упал с коня, нога застряла в стремени... Его потащило по брусчатке. Затаив дыхание, музыканты следили за развитием событий. Офицер беспомощно дергался, бился о мостовую, а рысак крупом прикрывал наездника от других лошадей. Буквально перед самым Мавзолеем всадник, собрав все силы и волю, поднялся, закинул на коня вторую ногу и сел в седло...
Кульминацией парада стала церемония, когда в тишине, нарушаемой только звучной дробью барабанного боя да звенящими ударами шагов воинов, к подножию Мавзолея бросили двести захваченных в боях знамен поверженных частей разгромленной фашистской армии. Этот гул чеканных шагов, этот приглушенный звук падающих стягов вермахта Борис Михайлович запомнил на всю жизнь. Ведь он приложил немало сил к сложнейшей подготовке парада.
В 1956 году его отправили начальником военно–оркестровой службы в Венгрию, в Южную группу войск. Когда летел туда, их самолет обстреляли, и только благодаря мастерству летчиков они смогли долететь до аэродрома. А через год он и семью забрал к себе. Жили мы в школьных классах, в казармах.
Сила музыки
Дело было на крытом стадионе Чепельского комбината, выпускавшего знаменитые автобусы. Пенчук, как всегда, дирижировал оркестром. Послушать собрались местные жители. Венгры — народ певучий. Сначала играли «Венгерский танец», затем «Катюшу» — и они вдруг стали подпевать. Потом зазвучала «Москва майская» — и венгры, забыв о политическом смысле слов, увлеченно подпевали. Настроение было создано! Встреча прошла в теплой обстановке.
Так дирижер своей палочкой смог сделать то, что казалось не под силу танкам. Позже член военного совета группы войск, присутствовавший на этом мероприятии, скажет: «Как ловко наш дирижер заставил всех полюбить Москву. Ай да молодец!»
— Как Борис Михайлович оказался в Минске?
— После Венгрии, в 1962 году, он был направлен в Минск. Здесь и служил до выхода в отставку. Жили мы сразу в гостинице возле Дома офицеров. Окна смотрели на площадь, на которой потом оркестр много раз играл. Затем дали квартиру на улице Карла Маркса. Потом получили квартиру побольше, но в этом же доме. Очень хочу увидеть мемориальную доску с именем отца, которая скоро появится на стене дома номер 8.
— Нина Борисовна, ваш отец пешком ходил на работу?
— Нет. Он очень любил ездить на машине. Еще в Венгрии ездил. Машину водил очень аккуратно и внимательно. Но ему надо было быстро перемещаться по городу здесь, в Минске, и естественно, что на машине делать это проще. Представьте себе: консерватория, где он преподает, штаб, где служит, оркестры в Уручье, Мачулищах, Масюковщине, которыми руководит. Все это находится в разных местах, а время не бесконечно, опаздывать нельзя... Да и по республике все время приходилось ездить. Машина выручала. Как–то однажды в декабре он был без автомобиля и пришлось долго стоять на остановке. Одет легко. Сильно простыл, заболел воспалением легких, и потом очень долго его преследовал кашель.
Но и пешком, конечно же, ходил. Многие с ним здоровались, узнавали. Он любил угощать знакомых, мог иногда и сам с ними выпить, пошутить, поговорить. Ведь отец был веселым человеком и никогда не унывал. Он не мог представить себя без работы.
Я помню, как по праздникам в наш дом приходили его друзья. И они, эти очень достойные люди, написали ему: «Нам доложили прямо из Ставки, что для Бориса не будет отставки!»
— Какую музыку любил Борис Михайлович?
— Он так любил джаз... Всегда...
Минск. Нет дирижера Бориса Михайловича Пенчука. Я не один раз видел его на улицах столицы. Видел, как он руководил оркестром, как красиво, высоко подняв голову, он шел и улыбался...
Советская Белоруссия №49 (24432). Суббота, 15 марта 2014 года.
