Встретив как-то в Сураже своего очень хорошего приятеля, который много лет проработал шофером в Суражском лесхозе, и зная его как прекрасного рассказчика, я попросил вспомнить какую-нибудь интересную историю. Мой приятель немного подумал, затем рассмеялся и спросил: «Хочешь, я расскажу тебе, как у нас австрийцы охотились?» Я с радостью согласился.
— Ну, тогда слушай. Приехали однажды к нам на охоту трое австрийцев: профессор с женой и его друг, с ними переводчик. Карабины у них были свои.
Приобрели они лицензию на отстрел одного лося, и поехали мы на нашем автобусе в район деревни Каныши Городокского района. Несколько загонщиков-егерей, австрийцы и мы с переводчиком. Старшим был охотовед Заикин.
Заикин – большой специалист по охотничьим делам, да и егеря ему под стать. Я ничуть не сомневался, что охота будет для наших гостей удачной.
Сначала высадили загонщиков: они знали, куда нужно загонять лосей. Потом, километра через два, остановились и мы на краю поляны, с многочисленными окопами вокруг нее, при виде которых наши гости спросили:
— Партизанен?
— Да, все тут были: и армия, и партизаны, и немцев немало, — ответил за переводчика Заикин. А по пустым гильзам (их можно найти в окопах, если порыться) легко было определить, кто в них находился – наши или немцы. Наши гильзы от винтовок были в то время из стали, а немецкие – латунные.
Загнали мы автобус в кусты, накрыли его камуфляжной сеткой. Заикин поставил австрийцев возле одного глубокого окопа на краю поляны, чему они были несказанно рады. А сам отошел на другой ее край, предупредив, что он не будет стрелять, если появятся лоси. Это право предоставляется только гостям. Мы с переводчиком остались возле автобуса, неподалеку от австрийцев, и нам прекрасно было видно, как они себя ведут.
Профессор с другом прислонили свои карабины к дереву, уселись на раскладные стульчики, достали из сумки термос с кофе, налили в три стаканчика и протянули один женщине, стоявшей с прижатым к груди карабином и тревожно оглядывавшейся по сторонам. Та от кофе отказалась, произнеся при этом еще какую-то фразу, чем вызвала взрыв смеха. Сидят мужики, пьют кофе, разговаривают, гогочут, указывая пальцем на женщину: «Смотрите, как она партизан белорусских боится». Охота между тем уже началась, и нам были слышны голоса загонщиков и стук их палок по деревьям.
А австрийцы даже карабины в руки не берут. Продолжают пить кофе, смеяться и разговаривать. И вдруг раздался топот и треск кустов. На поляну выскочил громадный лось. Ну танк настоящий, только с большущими рогами. И попер он прямо на австрийцев.
Те заорали: «Майн готт!» — и сиганули в окоп, только жена профессора продолжала стоять неподвижно, как изваяние, прижав к груди карабин.
Я от смеха чуть на землю не упал, а переводчик рот ладонью прикрыл и кинулся австрийцев из окопа вытаскивать. Вылезли они из окопа бледные, как мел, что-то лопочут и руками над головами крутят: «О, гросс! О, гросс!» — приговаривают, мол, какие у лося рога были большие.
А женщину как подменили, теперь она хохочет, аж приседает. И пальцем на горе-охотников показывает. Друг профессора постоял немного, похлопал руками себя по штанам и направился какой-то неестественной походкой к автобусу. Идет и все над головой пальцами крутит, приговаривает: «О, гросс! О, гросс!» Зашел в автобус, положил что-то за пазуху из своей сумки и в кусты направился. Пробыл там несколько минут, а когда вышел из кустов, смотрю – штаны на нем совсем другие. Но виду я не подал, копаюсь в карманах, будто сигареты ищу. Глянул он на меня как-то умоляюще, палец к губам приложил и обратно к окопу подался.
К этому времени и загонщики подошли, а осмелевший профессор через переводчика рассказал, как они в окоп с другом прыгали. Смеялись все так, что слезы из глаз выступили. И друг профессора тоже смеялся. Ну смех смехом, а раз в первом загоне австрийцы не смогли добыть лося, то мы переехали в другое место. Там они отличились. Теперь уже не садились на свои стульчики, а встали за толстые деревья. В выскочившего на поляну лося они одновременно всадили по пуле. Профессорша отказалась от участия в этой охоте. Сидела в автобусе и время от времени тихо смеялась. А когда мы вернулись с охоты и подъехали к конторе лесхоза, друг профессора подошел ко мне, крепко пожал руку и тихо промолвил: «Данке шён».
