10 октября 1923 года за час до полуночи скорый поезд сообщением Минск — Москва находился на белорусском отрезке пути между станциями Крупки и Бобр. В роскошном международном вагоне с обитыми бархатом стенами, кожаными сиденьями, дверьми из красного дерева и бронзовыми ручками ехала компания иностранных подданных. Когда паровоз прибыл на станцию Славное, господа в мундирах отправились в вагон–ресторан испить шампанского и отведать знаменитой каспийской икры. Вскоре состав тронулся и вновь набрал скорость, но, пройдя метров триста, внезапно подпрыгнул, заскрежетал о рельсы и быстро остановился. Грохот бьющейся посуды и крики светских дам перекрыл зычный уверенный голос: «Прошу сохранять спокойствие, и все останутся живы!»
Дерзкий грабеж
Утром следующего дня на столе у председателя Государственного политического управления Феликса Эдмундовича Дзержинского лежал секретный документ с подробным изложением случившегося.
«...Поезд № 1/2 Минск — Москва на 582–й версте у станции Приямино налетел на рельсовое повреждение, потерпел крушение, которое не сильно отразилось на самом составе. Обошлось без человеческих жертв. Произошел разрыв сцепления состава, в результате один из вагонов оказался упавшим на бок. Поезд был окружен людьми с винтовками, револьверами и гранатами, которые начали грабить пассажиров...»
Нападение на скорый поезд было решено не освещать в советской прессе. Дело в том, что экспресс Минск — Москва считался фирменным поездом, который полностью соответствовал международным стандартам. Им охотно ездили дипломаты и торгпреды. А тут такое громкое происшествие, поставившее под вопрос безопасность иностранных граждан.
Когда в поезд ворвались бандиты, один из них, интеллигентного вида, явно руководитель налета, вошел в международный вагон и вежливо обратился к иностранным дипломатам с просьбой предъявить документы. Заглянув в паспорт полковника польского военного ведомства, главарь громко объявил сообщникам, что это атташе дружественной страны, его нельзя грабить, обращаться с ним следует уважительно.
«Интеллигентом» был Георгий (Жорж) Адамович Монич, уроженец деревушки Малые Жаберичи Борисовского уезда. После учебы в семинарии Жорж в совершенстве знал польский язык и военному атташе на нем же сообщил, что в его группе борцов против Советов есть и польские партизаны.
Полковника никто не тронул. Остальные же пассажиры, среди которых были представители австрийской и итальянской дипломатических миссий, лишились денег, драгоценностей, а некоторые и теплой одежды. Напоследок налетчики прихватили вино и папиросы из вагона–ресторана, дабы отпраздновать удачный исход дела. Когда за окнами поезда раздался свист, бандиты спешно собрались и организованно скрылись.
По следу налетчиков
Когда о происшествии доложили властям, из красноармейцев был спешно сформирован отряд по поимке дерзких грабителей. Наследили налетчики немало: будучи уверенными в безнаказанности, на всем обратном пути к своему логову они опрометчиво оставляли пустые бутылки от портвейна, упаковки от папирос, сорванные знаки отличия и нашивки с похищенных у дипломатов военных мундиров. Грабители переодевались и пили вино прямо на ходу.
Следы привели отряд красноармейцев к деревне Денисовичи. Здесь им рассказали, что в этих местах действительно шастает группа людей, которая состоит из местных жителей. Оказалось, что у крестьян Борисовского уезда с недавних пор возник странный обычай: когда нужно было поправить материальное положение (дом отстроить, сыграть свадьбу, купить живность в домашнее хозяйство), мужики шли к атаману проситься «на дело». Атаманом и был Жорж Монич. Называлось это все «поденщиной» и уже стало для местных таким же обычным занятием, как сенокос, уборка урожая или заготовка дров на зиму.
Возврат награбленного
Органы ГПУ развесили по Борисовщине суровые листовки с требованием вернуть вещи и ценности, отобранные у пассажиров поезда. Участникам нападения было предложено сдаться добровольно. Однако сначала возвращать награбленное никто не спешил.
Шаг за шагом, собирая оперативную информацию и проводя обыски, сотрудники Особой группы по борьбе с бандитизмом под руководством Юрия Мартынова стали получать результаты. Сперва гражданин Осташко добровольно выдал валюту (две купюры — 10 долларов и 50 тысяч польских марок), пиджак мужской и отрез шелка 3 с половиной метра длиной. Затем при обыске у его земляка Моцкевича нашли еще десяток тысяч итальянских лир, доллары и польские дензнаки.
Но это была лишь часть добычи от громкого налета. Рассказывали, что в соседних деревнях изумленному взору сельчан Жорж Монич и его правая рука Демид Букаткин демонстрировали золото и рассказывали об отобранной ручной сумочке с наркотиками. Крестьяне в недоумении интересовались, что делают с загадочным порошком? Им выдали по небольшой дозе и проинструктировали: «Вдыхают носом, пьянеют и весело проводят время».
Не все из награбленного удалось отыскать. Стало лишь известно, что сам атаман Жорж нажитое преступным путем отдал на развитие некоей подпольной партии «Зеленый дуб». Монич агитировал всех желающих влиться в ряды этой партии для борьбы с большевиками. Вот такой идейный налетчик.
Ищите женщину
Атамана Монича уверенно можно назвать любвеобильным. В исследовании архивных документов, проведенном кандидатом исторических наук Ириной Нежинской, встречаются сразу две Маруси, Татьяна и Хавронья, связанные с атаманом. Судьба последней, пожалуй, наиболее примечательна. Таких девушек (а Хавронье было немногим более 20 лет) часто называют пацанками. Она рано сбежала из дому, совершенно не интересовалась ведением хозяйства и быстро заработала себе прозвище Сонька — имя знаменитой Золотой Ручки, легендарной российской преступницы–авантюристки.
Сонька–Хавронья постоянно каталась за границу и при этом обладала чутьем контрабандистки. Своему Жоржику (так она называла атамана Монича) Сонька доставала оружие, патроны, умело обходила засады контрразведчиков и хвасталась, как перевела через границу 12 бандитов. А попутно промышляла гаданием на картах.
Тем временем у Соньки был муж Иван, который ее очень любил. По романтической версии самой Соньки, Жорж Монич выкрал ее и на какое–то время увез в Польшу. Хавронья изменяла мужу с атаманом, но потом была прощена и вернулась к Ивану. Где почти сразу была арестована вместе с мужем. Их обвинили в ограблении поезда Минск — Москва: во время обыска на квартирке Ивана и Хавроньи в местечке Щары были найдены краденые вещи пассажиров.
2 марта 1924 года Сонька и еще шестеро ее подельников предстали перед судом. Законы того времени были беспощадны: все семеро приговорены к расстрелу.
Последний день атамана
Какова же судьба главного фигуранта этой истории Георгия Монича? Еще более полугода он с членами группы устраивал грабежи и налеты, ловко избегая поимки.
К середине 1924 года чекисты столь плотно работали над ликвидацией бандитизма на Минщине, что в их рапортах значились десятки деревень, хуторов, где были обнаружены хотя бы малейшие признаки сочувствия к бандитам. Те крестьяне, кто поддерживал атаманские группировки, предоставлял им еду и ночлег, наравне с преступниками оказывались на скамье подсудимых. И число таких пособников перевалило за 70 человек.
Ряды бандитов редели, и наконец в ГПУ поступила оперативная информация: Жорж Монич прячется в лесной чаще недалеко от станции Крупки. Спецотряд выдвинулся к указанному месту на рассвете. Позже газеты напишут, что во время перестрелки в лесу атаман Монич получил смертельное ранение в шею. Было это 23 мая 1924 года. Руководил операцией по уничтожению преступника комиссар Аркадий Корнеичев. Он и еще пятеро красноармейцев согласно решению Президиума Центрального Исполнительного Комитета БССР получили награды и поощрения.
Из более 130 человек, допрошенных по делу об ограблении поезда и другим налетам, особая сессия Верховного Суда в общей сложности признала виновными более 50 человек, 30 из них расстреляли. Таким был финал «подпольной группы Монича», которая под знаменами идейной борьбы занималась обыкновенным разбоем.
Справка «СБ»
В октябре 1923 года передовицы газет Европы донесли до читателя новость из далекой страны СССР. Заголовки гласили: «Под Минском ограблен поезд с представителями дипломатических миссий», «Акция партизан–белогвардейцев на советской железной дороге», «Контрреволюционеры дают Советам бой»...
26 февраля 1924 года в газете минских большевиков «Звезда» появилась заметка «В медвежьих углах», в которой, в частности, сообщалось: «...на шестом году Советской власти есть такие медвежьи углы, для которых слово «Советы» — пустой звук. Одним таким углом является Борисовский уезд. По словам местных жителей, власть в их деревне имеют те, кто выставляет из кармана револьвер».
Никита ШПАКОВСКИЙ.
