Одиссея матроса Максименко

Гибель конвоя PQ–17 по сей день называют крупнейшей и загадочной военно–морской катастрофой Второй мировой...
Гибель конвоя PQ–17 по сей день называют крупнейшей и загадочной военно–морской катастрофой Второй мировой. 27 июня 1942 года из Исландии в Архангельск вышел конвой с грузами боевой техники и горючего для поддержки армии СССР. Путь, которым шли корабли конвоя, был самым коротким и самым опасным. Об этой истории Валентин Пикуль написал роман «Реквием каравану PQ–17», сняты несколько художественных фильмов. К месту гибели кораблей конвоя в Баренцевом море регулярно организовываются экспедиции, но многие тайны, связанные с этой трагедией, так и не разгаданы. К сожалению, участников и очевидцев тех далеких событий практически не осталось. Тем драгоценнее сохранившиеся свидетельства. Много лет в семье гомельчанина Андрея Воронина хранились воспоминания его двоюродного деда Виктора Максименко, который был на борту голландского судна в том роковом караване. Запись была сделана еще в 1991 году. К сожалению, сегодня старого матроса уже нет в живых. Но услышать его воспоминания мы, к счастью, имеем возможность.

Я участвовал в четырех конвоях PQ, в том числе в самом первом и в последнем — PQ–17. Мне было тогда 23 года, я ходил в море кочегаром на большом торговом судне «Родина» водоизмещением 16 тысяч тонн.

В действующую армию и в Военно–морской флот я не попал по той причине, что у меня был ослаблен слух. Детство мое прошло в Ленинграде, и я, как многие мальчишки, страстно мечтал стать военным моряком. Считая, что должен быть закаленным, тайком от родителей с апреля по октябрь купался в Неве, ледяная вода вещь коварная — у меня серьезно заболели оба уха и с мечтой детства пришлось распрощаться. И не только поэтому. Мой отец Павел Семенович Максименко был офицером русской царской армии, имел чин полковника, но после Октябрьской революции принял ее идеи и добросовестно служил в Красной Армии военспецом. Служил в штабе Ленинградского военного округа, был дружен с маршалом Тухачевским, который командовал ЛВО. Дружили и наши семьи: часто Тухачевские приходили к нам на пироги да и мы захаживали к ним на чай. Во время сталинской кампании против Тухачевского арестовали и отца. Он получил «всего» пять лет лагерей. Стать морским офицером или поступить в гражданский вуз «сын врага народа» уже не мог. Но море влекло, и я устроился кочегаром на один из кораблей нашего Дальневосточного торгового флота.

Начало войны застало меня в Архангельске, где я работал на транспортном судне «Родина». На корабль установили пару зенитных пулеметов системы Дегтярева, но это было скорее для отпугивания: без опыта стреляли мы беспорядочно и безрезультатно по низко летящим самолетам. С начала войны сделали две ходки из Кандалакши в Архангельск. В Кандалакше брали на борт не менее двух с половиной тысяч эвакуированных людей, шли по Белому морю. В Архангельске брали военный груз для фронта и шли обратно. В третий раз уже приняли на борт людей и были готовы выйти в море, но поступил приказ высадить пассажиров и грузить на борт лес.

Загрузились мы этим лесом под завязку и в сопровождении одного нашего эсминца пошли через Белое, Баренцево, Норвежское и Северное моря в Великобританию, а точнее, в Шотландию, в Эдинбург. Было это в августе 1941 года. Немецкий военный флот развернул боевые действия вовсю. Однако дошли до порта благополучно.

О первом РQ В это время в британских портах стал формироваться первый конвой PQ. Мы стали принимать на борт различные военные грузы — от обычных боеприпасов до самолетов и танков. Загрузившись, несколько дней стояли на рейде, поджидая, когда загрузятся остальные корабли нашего конвоя. За это время британцы установили на нашем корабле кое–какое вооружение. На носу поставили две 76–миллиметровые пушки, на корме — 102–миллиметровое орудие, несколько 20–миллиметровых скорострельных пушек «Эрликон» и несколько уже устаревших к тому времени пулеметов системы «Льюис». Впрочем, все равно это было лучше, чем наши «дегтяревы», дававшие 120 выстрелов в минуту.

Отношения с англичанами были очень дружелюбные. И хотя между нами и был языковой барьер, понимали мы друг друга прекрасно. Чувствовалась искренняя заинтересованность англичан в том, чтобы все грузы дошли до наших портов и использовались потом в борьбе с фашистами. Пока мы грузились, местные жители постоянно и радушно приглашали нас к себе в гости. Но почти всегда приходилось отказываться — очень много работы на корабле. В экипаже нашего корабля было несколько женщин. Служили они в качестве простых моряков, и приходилось им нелегко. Англичане тепло и с уважением смотрели на них. Они понимали, что женщины выполняют трудную морскую работу за своих мужчин, которые ушли с транспортных кораблей бить врага в военный флот, в морскую пехоту, в сухопутные части. Ватные штаны и рабочие бушлаты женщин не мешали англичанам принимать их восторженно.

Караван собрался крупный. В прикрытии у нас были четыре наших боевых корабля — лидер «Баку», миноносцы «Решительный», «Грозный», «Сокрушительный». Англичане выставили крейсер «Ливерпуль» и несколько эсминцев, названий которых я уже не помню.

Забот у меня прибавилось. Если раньше после четырех часов вахты в кочегарке я шел отдыхать, то теперь по боевому расчету приходилось дежурить на «Эрликоне». Однако стрелять в этом конвое мне не пришлось. Прошел он в целом удачно, и примерно через 10 суток мы пришвартовались в порту Мурманска.

Впечатления от службы на сухогрузе «Родина» у меня остались хорошие. Физически, конечно, было тяжело. Труд моряка, особенно кочегара, несладок. В кочегарке всегда стояла жара: градусов за сорок, независимо от температуры воздуха и воды за бортом. За четырехчасовую смену перелопачивали мы горы угля, сходило с нас семь потов. Работали в трусах и в грубых ботинках, чтобы не поранить ноги. Перед сменой набирали в ведра холодную морскую воду, заносили ее в кочегарное отделение. Через четыре часа вахты, когда мы обмывались этой водой, была она уже горячая, как парное молоко. Команда корабля была дружная, сплоченная — каждый знал, что в случае беды товарищи всегда придут на помощь. А главное, у нас у всех без исключения была одна цель, одна задача — не дать фашистской сволочи поработить нас, нашу страну. Лично я с самого начала войны ни минуты не сомневался в том, что мы победим.

О катастрофе на «Шелони»

Позднее конвои стали формироваться в фьордах Исландии, недалеко от Рейкьявика. К этому времени прямо на «Родине» я окончил специальный курс и был назначен механиком на большой транспортный корабль «Шелонь» водоизмещением 12 тысяч тонн. Англичане установили на этом корабле много крупнокалиберных пулеметов, несколько пушек, оборудовали установкой для сбрасывания глубинных бомб и оснастили специальными противовоздушными ракетами.

Плавать на «Шелони» мне пришлось недолго. Торпедировала нас немецкая подводная лодка. В тот день я отстоял свою вахту и сменился в двенадцать ночи. Перекусил и пошел спать в каюту. Забрался на верхнюю полку и моментально уснул. Ничего не слышал, ничего не почувствовал, только вдруг сквозь сон различил топот по всему кораблю. В каюту заскочил какой–то матрос. Ударил меня ладонью по спине и, крикнув мне в ухо: «Полундра! Спасайся, тонем!» — убежал на верхнюю палубу.

Я был уставший, очень хотел спать. Сначала подумал, что это глупая шутка, ведь толчка судна я не почувствовал и взрыва не слышал. Повернулся на другой бок и решил спать дальше. Но тут в каюту заскочил наш корабельный пес по кличке Машкон. Он стал яростно лаять и прыгать ко мне на верхнюю полку. Сна как не бывало. Мгновение я еще лежал, соображал, что к чему. Но тут почувствовал, что корабль, мелко вздрагивая, медленно кренится вправо. Я в чем был — в брюках, рубахе и носках — за считанные секунды вылетел на накренившуюся верхнюю палубу. Она уже опустела. Вся команда была в шлюпках, которые уже отвалили от борта судна. Лишь одна еще не отплыла. Лезть в эту шлюпку по штормтрапу не было времени. Товарищи внизу, из шлюпки, махали мне руками, и я, схватив в охапку Машкона, разбежавшись, прыгнул в нее с высоты примерно пяти метров. Как я не поломал себе ноги, не свернул шею никому из сидящих в шлюпке — я не знаю. За минуту–полторы мы успели отойти от корабля на несколько десятков метров, когда он завалился на бок. Внутри него стало что–то взрываться, думаю, котлы, и еще через мгновение он со страшным ревом скрылся под водой. Это было ужасно. До сих пор помню, как у меня колотилось сердце. Как крепко прижимал я своего спасителя Машкона. Пожалуй, если бы мы не подобрали щенком этого дворнягу на одной из улиц Мурманска, я бы так и уснул навсегда в своей каюте.

Из трюма, из кочегарки, из машинного отделения успели выбраться все. Команда «Шелони» спаслась. Еще врезалось в память, что я неловко чувствовал себя без обуви, у меня мерзли ноги.

Вскоре к нам подошел английский корвет, который принял всю нашу команду на борт. Корвет был небольших размеров, и мы с трудом разместились так, чтобы не мешать действиям его экипажа. Днем на шлюпках нас перевезли на крейсер «Ливерпуль», который через несколько суток пришвартовался в порту города Абердина, где мы и сошли на берег.

На борту большого боевого корабля мне понравилось. Там мне выдали новые ботинки и теплую морскую куртку. Обойти весь корабль я не смог, но и там, где побывал, поразился его силе. Крупнокалиберные орудия в бронированных башнях, несравнимо большее количество зенитных орудий и пулеметов, громадные трубы торпедных аппаратов, сложные приборы и механизмы — все это поражало воображение. Наблюдая вблизи наши боевые корабли, испытываешь такие же чувства, но это были мои чувства стороннего наблюдателя. Тут же я несколько суток находился как бы членом команды, и это захватывало. Импонировало мне и то, что, находясь среди моряков иностранного военного корабля, я не ощущал себя чужаком. Дружелюбие, поддержка и внимание со стороны матросов и офицеров позволяли мне комфортно чувствовать себя среди них. У многих из членов экипажа «Ливерпуля» под бомбежками погибли или были ранены родственники, друзья, соседи, знакомые. Война никого не обошла стороной, и при упоминании о главных виновниках этих бед — Гитлере и его банде кулаки британских моряков в гневе сжимались. Главное же, что я почувствовал и что мне понравилось больше всего, это спокойная решимость моряков в любой момент сразиться с фашистами и обязательно выйти победителями из этой схватки. О советских моряках и солдатах англичане отзывались с большим уважением и выражали твердую уверенность, что советская Россия выстоит и одержит верх в борьбе с нацистской Германией.

Корабли, которые шли в составе конвоя в наши северные порты, несли различные флаги. Их составляли советские, английские, канадские, американские транспорты, корабли других стран мира. Несмотря на то что такие государства, как Польша, Франция, Голландия, были захвачены гитлеровской Германией, корабли этих стран, находившиеся в портах союзников, свои национальные флаги не спустили. Таким образом они вносили свой скромный вклад в большую Победу.

Нас, моряков экипажа «Шелони», из Великобритании морем доставили в Исландию и распределили по различным транспортным кораблям. Одиннадцать человек, в том числе и меня, направили на судно «Паулус Поттер», ходившее под голландским флагом. Официально мы числились пассажирами. Каждому из нас в специальной сумке выдали резиновые сапоги желтого цвета и такого же цвета прорезиненный непромокаемый комбинезон с капюшоном. Комбинезон был очень хорош — он сохранял тепло, не продувался, не стеснял движений и в нем можно было даже плавать, надев сверху спасательный капковый жилет. Минусом было только то, что комбинезон абсолютно не пропускал воздуха. Постоянно находясь в таком комбинезоне можно было просто сопреть. Однако это давало шанс выжить в том случае, если вдруг предстояло оказаться за бортом в холодной воде.

О роковом караване

Конвой был сформирован в июне 1942 года. В него вошло, не считая сил сопровождения и охраны, 37 кораблей: 33 торговых, 3 спасательных судна и 1 танкер. Код и номер конвой получил PQ–17.

27 июня, в субботний день конвой вышел с рейда Хвольсвёдлура (Хваль–фьорд), расположенного к юго–востоку от Рейкьявика. Шел сильный проливной дождь. Мы все посчитали, что это к удаче.

В конвое было 22 американских транспорта, восемь английских, два советских — «Донбасс» и «Азербайджан» — и один голландец — наш «Паулус Поттер».

Сопровождение было очень мощное. Особенно мне было приятно узнать, что среди огромного количества корветов, эсминцев, миноносцев, тральщиков, крейсеров и линкоров в нашем сопровождении идет и «Ливерпуль», с экипажем которого мне пришлось близко познакомиться.

Транспорты шли двумя кильватерными колоннами. Караван растянулся на многие километры. «Паулус Поттер» шел первым в левой кильватерной колонне. Первым в правой кильватерной колонне шел «Донбасс». Наши корабли разделяло всего–то около 600 — 800 метров. Мы недоумевали, почему нас не распределили сразу на советское судно.

Плыть домой только в качестве простых пассажиров мы не хотели и решили помогать команде по мере возможности. Я постоянно находился возле одного из «Эрликонов» и, крутя головой то вправо, то влево, следил за обстановкой в воздухе и на море. Через несколько дней пути наши боевые корабли сопровождения неожиданно развернулись и ушли на юг, как мы посчитали, для сражения с силами гитлеровцев. Мы сразу же стали беззащитными перед возможными атаками самолетов противника и его подводных лодок. Те малочисленные огневые средства, которые располагались на транспортах, не могли гарантированно отразить атаку противника с воздуха, а для вражеских подлодок мы были почти идеальной беззащитной мишенью. Низкая скорость транспортных судов не позволяла делать качественные противолодочные зигзаги. Те три или четыре малых корабля сопровождения, которые остались с нашим караваном, конечно, не могли его защитить.

Некоторое время все транспорты шли вместе, но после того как противник начал нас атаковать с воздуха, караван судов стал рассыпаться.

Поначалу наш «Паулус Поттер» выручало то обстоятельство, что немецкие летчики всегда начинали атаку справа, и основной удар приходился по судам правой кильватерной колонны.

Ясно помню одну такую атаку фашистских торпедоносцев и бомбардировщиков. Прицелились в корабль, который шел справа от нас. Несмотря на отчаянный огонь из всех артсистем и пулеметов судна, немецкому летчику удалось удачно сбросить торпеду. Набирая высоту, он пролетел над нашим кораблем. Летел он так низко, что я четко разглядел лица летчика и штурмана. Наши пулеметы тоже строчили по самолету. Но результата я не увидел — торпеда поразила атакованный транспорт. Взрыв на его борту был такой силы, что меня отбросило воздушной волной от «Эрликона» на стенку рубки. Я чуть не задохнулся от нестерпимо горячего воздуха, заполнившего все пространство. Какой груз был на том судне, остается только гадать. С корабля не успели спустить ни одной шлюпки. Он с огромной пробоиной в борту очень быстро ушел под воду.

Наш сухогруз не пострадал, но многие другие корабли были окутаны черным дымом и языками пламени. Несколько кораблей после бомбового удара и торпедной атаки утонули. Были сбиты и несколько фашистских самолетов. На том месте, где они попадали в море, горели бензиновые костры.

Конвой окончательно распался, и каждый корабль самостоятельно стал добираться до порта назначения. Многие корабли повернули на север, поближе к кромке льда и подальше от самолетов противника. Наш корабль присоединился к американскому и английскому транспортам. Теперь «Паулус Поттер» шел третьим в этой маленькой колонне. Довольно долго шли без особых приключений. Но вот вдалеке показался одинокий самолет. Он сделал вокруг наших кораблей несколько больших кругов и улетел. У всех стало на душе тревожно. Пытаясь развеять тревогу, спустившись в кубрик, стали играть в карты. Но не успел картонный колпак поменять и нескольких хозяев, как нас атаковали два вражеских бомбардировщика. Бомбы, к счастью, упали в море метрах в двухстах от корабля.

Во время тревоги мы побросали карты и все поднялись наверх. Но самолеты улетели, наша помощь не понадобилась. Мы снова спустились вниз.

Неожиданно я обратил внимание на то, что наш пес Машкон забился в угол и как–то странно дрожит. Нам всем стало страшно. Мы прекратили игру. Оделись потеплее, влезли в свои желтые комбинезоны, накинули сверху спасательные жилеты. Конечно, в комбинезоне двигаться труднее, но в случае падения за борт оставался шанс выжить. Глядя на нас, то же сделали и голландские моряки.

Последующие события не заставили себя долго ждать. Высоко в небе в сопровождении многочисленных истребителей показалось около двадцати бомбардировщиков противника.

Бой был коротким и яростным. Сначала самолеты врага атаковали первое в колонне американское судно. После попадания нескольких крупных бомб корабль загорелся как свечка. Мы наблюдали, как его команда спустила шесть шлюпок и поплыла в сторону. Страшной оказалась участь английского корабля. Пикирующие бомбардировщики буквально вколотили в него четыре огромные бомбы. Груженный чем–то тяжелым, корабль раскололся пополам и затонул мгновенно. Никто не спасся.

Третьим на очереди был наш сухогруз. Две бомбы с пикирующего бомбардировщика пробили палубу на носу корабля. Одна из бомб, не взорвавшись, прошила борт корабля и, упав в воду, ушла на дно. Другая своим взрывом разворотила всю носовую часть корабля. Судно потеряло ход и остановилось. Самолеты противника стали его расстреливать из пулеметов и пушек. Мы отстреливались отчаянно, понимая, что терять нам нечего. Наши пушки и пулеметы не умолкали. От постоянного дикого грохота вокруг я буквально оглох. В ушах стоял такой звон, что раскалывалась голова. Я весь взмок в своем комбинезоне, подавая к «Эрликону» обоймы с боеприпасами. Механических элеваторов подачи боеприпасов на корабле не было, боеприпасы таскали на плечах из трюма. Несколько бомб помельче разорвалось на палубе корабля, убив и ранив многих членов экипажа. Нам тоже удалось зажечь несколько самолетов противника. Один из них, кувыркаясь, упал в море метрах в пятистах от корабля, два задымившихся самолета развернулись и улетели на юг. Израсходовав свой боекомплект, за ними улетели и другие самолеты противника.

Только после этого мы смогли перевести дух. Спустившись в трюм, убедились, что заделать носовую пробоину невозможно. Корпус корабля лопнул во многих местах. Забортная вода отовсюду в большом количестве поступала в отсеки. Корабль был обречен и медленно тонул. Все кочегары и машинисты выбрались из своих отделений. Убедившись, что судно придется оставить, я первым переоделся в сухое. Из старой одежды буквально выжал несколько литров пота. Вновь натянув на себя комбинезон, я со своими товарищами стал спускать на воду четыре уцелевшие шлюпки. Корма судна поднималась все выше и выше. Понимая, что в любую минуту корабль может пойти на дно, мы быстро погрузились в шлюпки и что было сил стали грести в сторону. Судно разваливалось у нас на глазах. Буквально за несколько секунд оно ушло под воду.

О море без корабля

Дико находиться в шлюпке, видеть вокруг себя лишь безбрежное холодное море и ни одного корабля вокруг. Началась самая мучительная часть нашего пути домой. На веслах нам предстояло пройти больше сотни миль до ближайшего берега. Мы гребли больше недели, сменяя друг друга на веслах. Те несколько фляг с водой, которые мы успели захватить с собой, скоро стали пустыми. Немного тушенки и хлеба, находившихся в шлюпках, мы тоже быстро съели. Был самый разгар лета, но мы сильно мерзли, поскольку в Арктике никогда тепло не бывает. Многие мои товарищи заболели и температурили. Другие, несмотря на плюсовую температуру воздуха, отморозили себе ноги. У меня вновь стали болеть уши. Изнывая от жажды и голода, мы продолжали упорно плыть на восток. Терпение было вознаграждено — нам удалось достигнуть одного из островов Новой Земли. Там мы встретились с матросами американского корабля «Вашингтон», которые, потеряв, как и мы, свое судно, на нескольких шлюпках добирались вдоль берега Новой Земли до материка. Дальнейший путь продолжили вместе. Плывя вдоль берега, повстречали большую колонию птиц. Руками мы поймали несколько уток. Подкрепившись, вновь тронулись в путь вдоль берега. На следующий день наткнулись на севшее на мель американское судно «Уинстон Салем», которое также входило в состав нашего конвоя.

После стольких дней в шлюпках мы, наконец, на борту корабля смогли отогреться и утолить голод. Однако существовала угроза, что нас обнаружат и атакуют либо самолеты, либо подводные лодки противника. Экипаж корабля постоянно нес вахту у орудий и пулеметов, а мы помогали им в этом деле.

Через несколько дней в бухту, где стоял на мели «Уинстон Салем», зашел небольшой советский корабль. Это было китобойное судно — в носовой части у него была гарпунная установка. Когда корабль показался на горизонте, мы решили: если это окажется фашистский корабль — встретим его огнем. Всех больных и обмороженных людей на шлюпках переправили на берег, где они спрятались среди скал и камней. Но вступить в бой нам, к счастью, не пришлось. После всего пережитого мы были очень рады встретить наш корабль и наших моряков.

Еще через день китобоец доставил нас к другому уцелевшему американскому транспорту «Эмпайр Тайд», стоявшему на якоре в одной из бухт на восточном побережье Новой Земли. «Уинстон Салем» сняли с мели несколько позже подошедшие военные корабли.

«Эмпайр Тайд» был переполнен спасшимися моряками с других кораблей, которых в конвое постигла участь нашего «Паулуса Поттера».

Примерно через сутки корабль вышел в море и присоединился к группе из пяти уцелевших транспортных судов, входивших в состав конвоя PQ–17. На этот раз нас охраняли и сопровождали два наших эсминца, шесть боевых кораблей Великобритании и три боевых корабля французских сил Сопротивления.

25 июля (эту дату помню точно) я и все мои товарищи высадились на родную землю в порту Архангельска. Из состава конвоя до наших берегов дошли всего семь американских сухогрузов, два английских и два русских танкера — «Донбасс» и «Азербайджан».

Меня сразу по прибытии отправили в госпиталь. Принимать участие в последующих конвоях мне уже не пришлось — по состоянию здоровья.

Воспоминания записал Андрей ВОРОНИН, Гомель.

P.S. На самом деле PQ–17 был не последним, а предпоследним конвоем. После него был еще PQ–18. Но из–за трагической известности многие называют PQ–17 последним. С декабря 1942 года конвоям стали давать другие кодовые обозначения. В документальной повести–трагедии Валентина Пикуля «Реквием каравану PQ–17» Виктор Павлович Максименко находил некоторые неточности, но всегда был очень высокого мнения об этой книге. Говорил, что все почти так и было...
Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter