Мне приходилось стоять в разных очередях. За хлебом, когда тяжелая буханка стоила всего четырнадцать копеек, а случалось, что продавали только по две в одни руки и все в очереди боялись, что тот, еще теплый, хлеб закончится... За разливным молоком. Его привозили в магазин в серых и помятых алюминиевых флягах, вокруг прилавка толпились женщины и дети с разноцветными бидончиками. Галдели, теснились, расплескивая молоко... Стоял в тихих очередях за таблетками в аптеке. Толкался в чисто мужских очередях за вином, водкой и сигаретами. За билетами на автобус, самолет, поезд, в кино, за книгами...
Но самые странные, другое слово не могу придумать, — это очереди за деньгами, за зарплатой, за гонорарами, а иногда за тем и другим вместе. Сегодня хорошо и просто: подошел к банкомату, вставил пластиковую карточку, нажал кнопки, ввел четыре тайные цифры и получил требуемую сумму. Если у одного банкомата очередь, то можно пойти ко второму, третьему, пятому. Можно через час, через день или два. А можно и не толпиться, не толкаться и не ждать. Ведь почти в любом магазине или кафе примут карточку и рассчитают, принесут чашку кофе...
Есть что–то странное в сочетании вроде бы привычных слов — «очередь за деньгами». Есть некая неправильность, когда одно слово будто исключает и унижает другое...
Раньше было так: если ты не пришел получать гонорар, то его пересылают почтовым переводом. Через неделю или еще позже. Но творцы — люди скуповатые и нетерпеливые. Поэтому очереди за деньгами бывали длинными и долгими. Обычно их начинали выдавать во второй половине дня. В коридорах издательств к тому времени становилось тесно и темно от желающих получить вознаграждение за труд. Говорили в тех очередях негромко, преимущественно по–белорусски. А как по–иному, ведь стояли в них писатели и поэты, литературные критики и журналисты, художники и фотографы.
Было что–то как торжественное, так и постыдное в том стоянии, в тихом топтании у стены, в медленном, почти черепашьем продвижении к заветной двери или окошку кассы. Но стояли все: народные и заслуженные, лауреаты Государственных премий и орденоносцы, известные, знаменитые и именитые, здоровые и больные, старые и молодые... В томительном ожидании денег существовал и положительный момент. Если ты стоишь, значит, тебя напечатали. Вот у окошка кассы и можно было услышать первый отзыв, первую рецензию на публикацию.
Однажды в Доме печати у кассы меня взяла за локоть поэтесса Женя Янищиц и прочитала нервную лекцию о том, как надо писать стихи. Из ее слов я понял, что пишу неправильно, грубо, неинтересно, что так нельзя. Очередь двигалась медленно. Тут же Янка Сипаков сказал Янищиц, что только так и надо писать. Они начали спорить, а я стоял между ними и слушал.
Нет Сипакова, нет Янищиц... Нет Янки Брыля, Максима Танка, Анатолия Гречанникова и Толика Сыса... Нет Коли Селещука и Петра Драчева. Нет Алеся Письменкова и Алеся Асташонка... Многих из тех очередей уже нет. Они получили свои гонорары.
Однажды, в 1989–м, в издательстве «Мастацкая лiтаратура» я томился в плотной очереди, чтобы получить скромные деньги за оформление книги стихов Валентина Тараса. Очередь большущая, кассира долго не было. Только начала работать, как появился Иван Петрович Шамякин. Он был в зимней меховой шапке и сером пальто. Посмотрел на цепочку, поздоровался. Немного помялся, а потом попросился, чтобы пропустили его без очереди. Начал объяснять, что ему срочно по важному делу в Совет Министров надо, а если он будет стоять, то опоздает. Он даже шапку снял и пальто расстегнул. Кто–то громко сказал: «Пусти тебя, Иван Петрович, так нам денег и не останется!» В очереди начали смеяться, а Шамякин смущенно переминался да разводил руками. Из кармана его пальто торчал, поблескивая фольгой, уголок шоколадки. Шамякина уважили, пустили.
В тех очередях мне открылась тайна шоколадки. Я не один раз замечал, что многие писатели и художники идут получать гонорар с плитками в кармане, иногда и в руках. Помню, как Иван Чигринов вышел раскрасневшийся из кассы, волосы ко лбу прилипли, распухший портфельчик к груди прижимает. Вышел и тут же встрепенулся, спохватился, шоколадку из кармана выхватил — и к кассе.
Шоколадка вручалась кассирше, чтобы она гонорар выдавала крупными купюрами, а не пятерками, троячками и рублями...
Никогда мне не доводилось стоять в тех очередях с Василем Быковым и Михасем Стрельцовым... Очереди за деньгами исчезли, оставшись только в воспоминаниях.
