Стою я со своим блендером в руках, а на меня смотрят две пары несчастных глаз.
— Почините?
— Посмотрим... — говорят они хором. Обреченно. И вздыхают тяжело.
Совсем плохонько одетая приемщица заказов и пожилой мастер по ремонту бытовой техники, видимо, хотели бы, чтобы все вышло как–то иначе. А тут еще я со своим блендером. Пропахшая растворимым кофе, несвежими свитерами и табачным дымом мастерская сервисного центра — не лучшее место для счастья. Но кто сказал, что оно единственно возможное?
Несчастность — особая форма человеческого существования. Очень даже уютная. Идет по жизни человек с печальными глазами и никому не хочется его отвлекать. Еще, чего доброго, расскажет, отчего он такой несчастный: «Да–а, у меня совсем не так как у тебя...» Простите. Извините. Я просто так. Не хотела, в общем, подчеркнуть и обозначить этот когнитивный диссонанс. И, как бы это сказать, — несчастье для меня невыносимо. И больно. И отвратно. Я пошла!
Говорят, оптимизм — недостаток информации. Вот мастер пошел в свою комнатуху, врубил Pink Floyd, стал крутить в руках мой блендер, вздыхать в такт Your Possible Pasts.
«Она стояла в дверном проеме с призраком улыбки на лице...
Он сказал: «Я был просто ребенком, теперь я всего лишь человек.
Вы меня помните? Какими мы были раньше?»
Вспоминаю я, о чем там поется в песне. Самое страшное, что со мной бывает, — встреча с теми, с кем мы были детьми. Отрывались, с ума сходили. Борзели. Мы мечтали так: я стану самой–самой! И буду там и там. И вот я встречаю в магазине мою подвыпившую одноклассницу, бросившую на меня взгляд и теперь изо всех сил пытающуюся уйти от нежелательной встречи. Бог с тобой, Света... Я тоже не хочу.
Я не хожу на вечера встречи выпускников. Мне больно знать, что трое из нашего класса умерли, двое в тюрьме, остальные в каком–то порядке. Я тоже в порядке. Борюсь за счастливость.
Моя дочь разобралась с Новым годом и Дедом Морозом одним махом:
— Подари мне настоящие крылья! — потребовала.
— Хо–хо–хо...
— Не можешь? Мама, идем отсюда!
И потом объясняла строго: «Лучший подарок — это крылья! Куколку я и у тебя могу попросить».
Я теперь думаю, как ей рассказать про образность человеческих крыльев. Мол, они у тебя есть в душе, люди летают по–другому, ты можешь научиться жить с ощущением полета.
Ведь бывает же! Просыпаешься и, кажется, — я готова. И оказывается, что не обязательно ненавидеть свою работу, быт, повседневность. Можно что–то изменить. Но почему тогда так много несчастных глаз?
Помню, в институте училась, репетировали отрывок. Я говорю режиссеру: «У меня сейчас такое ощущение, просто хочется парить. Представь, если бы я сейчас взяла и полетела?!»
«Ничего хорошего, — бубнит (режиссеры — они такие). — Пришлось бы тебя табуреткой сбить. Скоро сдача спектакля, а у нас ничего не готово».
Вот оно и нарисовалось. Скоро. Что–то земное, что должно скоро произойти, всегда отвлекает нас от полета. Скоро премия и зарплата — нельзя увольняться сейчас. Скоро он на мне женится, а другой — не скоро. Мне скоро сорок. Скоро лето.
— Не починим ваш блендер, — почесывая голову, резюмировал мастер.
— Спасибо большое. Огромное! Вы мне очень помогли. Я не знала, о чем статью написать, а тут вы. Можно, я напишу о вас?
— Так... С руководством согласовать нужно. Вы про сервис хотите написать? Чем–то недовольны? Так перегорел мотор в вашем блендере, прибор неразборный — нужно весь блок менять. Я могу дать официальное заключение...
— Не беспокойтесь, я в общих чертах буду писать.
Бедный человек, его глаза стали еще печальнее. Потому что вдобавок ко всем его несчастьям еще я добавилась. Так всегда с несчастными — им, что ни делается, все хуже некуда.
А все потому, что в детстве мама ему плохо про крылья рассказала. Или скоро у него аванс. Совсем немножко пострадать осталось.
Т.С.
P.S. Написала и захотелось придумать название для статьи какое-нибудь романтичное. Не абы какое. Чтобы крылья расправились и стали мы с вами — унесенные ветром...
