Кальварийское кладбище — самое старое в Минске. По официальной версии, ему около 170 лет, но есть данные, что здесь захоронения ведутся уже как минимум 6 веков. Это древнее последнее пристанище людей известных, уважаемых, целых родов. Но повсюду — могилы заброшенные, неухоженные, хоть сейчас, под снегом, все это не так резко бросается в глаза. Невзрачные металлические крестики, покосившиеся надгробия, стертые надписи... А еще — везде пестрят ярко–оранжевые таблички–листовки: «Просим вас обновить пришедшие в ветхость надмогильные сооружения. В противном случае администрация предприятия обязана будет предпринять необходимые меры в соответствии с законодательством». Казалось бы, лишь просьба навести порядок, покрасить ограды, обновить цветники, если требуется, отремонтировать памятники. В общем, благоустроить захоронение, как того требует статья 44 правил содержания мест погребения. Но за этим запустением — огромная моральная проблема забытых могил, которая постепенно превращается в примету наших городов. Ведь если на сельском кладбище за могилками часто по доброте душевной присматривают соседи, то на 23 столичных погостах уже каждая двадцатая могила — бесхозная, а к каждой третьей родственники давно забыли дорогу. И эти цифры постоянно растут.
Кладбища трещат по швам
Примерно такая же картина и по всей стране. Да что там, в мире! Выход ищут по–разному. Скажем, американцы организовывают так называемые придорожные кладбища вдоль автомобильных магистралей. В Швеции бесплатный участок на погосте предоставляется на 25 лет, а дальше — либо аренда (если родственники захотят), либо эксгумация и повторное захоронение. В России уже несколько лет близким усопших на каждое место погребения выдаются электронные паспорта. Но вот что делать с заброшенными могилами, так пока и не решили. Тем временем сегодня московские кладбища «трещат по швам». Введен лимит на погребение: из 400 человек, ежедневно уходящих в мир иной, предать земле за день могут не более 30. Остальных или кремируют, или отвозят на сельские погосты, или... ставят в лист ожидания. Очередь — больше недели!
Но и у нас все острее ощущается дефицит новых участков для погребения. Минское кладбище «Колодищи» будет закрыто к декабрю, кладбище «Михановичи» — уже к маю. И останется только одно, «Западное», в районе ТЭЦ–4 у деревни Старое Село. Увы, ездить на родные могилки людям приходится все дальше и дальше. Естественно их недовольство. Но ведь это, пожалуй, отчасти и обратная сторона проблемы заброшенных захоронений — чьего–то равнодушия, черствости, игнорирования элементарных этических норм и установленных правил.
Порой доходит до абсурда. Как–то в Гомельский облисполком пришло письмо–требование — разыщите–ка через 35 лет после захоронения могилу дяди, похороненного где–то в вашем регионе, приведите в порядок и впредь исправно следите! Иначе, мол, мы, родственники, подадим иск в международный суд за неуважение к памяти умерших...
Пробелы в законе
— Найти родственников покойного, когда с момента погребения прошло 50 и более лет, очень сложно, — объясняет технолог по кладбищам УП «Спецкомбинат коммунально–бытового обслуживания» Ольга Кукса. — В те времена фиксировали лишь последний адрес усопшего. Сегодня уже нет ни тех улиц, ни тех домов. Что касается новых кладбищ, то на всех учет захоронений ведется с момента их открытия. И согласно пункту 47 Закона «О погребении и похоронном деле» мы обязаны уведомлять родственников о ветхих надмогильных участках. Ведь установленные на кладбищах надмогильные сооружения считаются их собственностью, а если родных нет — собственностью юридических или физических лиц, установивших эти сооружения. Но, увы, порой ни звонки, ни письма не действуют. И в результате специализированная организация остается один на один с ветхим и аварийным надгробием. Надо навести здесь порядок. Но вопрос о сносе не стоит.
Интересен в этом смысле опыт Лиды. Кладбище у Свято–Георгиевского храма, построенного еще в 1875 году, практически «ушло» под землю, заросло «хмызняком» и высокой травой. Хуже того — превратилось в место неформальных встреч. Мат–перемат, пьянки... Ни прихожан, ни коммунальные службы города такая ситуация не устраивала. И вот сегодня на месте заброшенных захоронений — ровный зеленый газон, у самого забора — пару качелей для малышей (пока мамы в храме, ребята заняты своими детскими забавами), а посреди церковного участка — своеобразный мемориал, сложенный из оставшихся могильных плит. Отдельно на мраморной доске перечислены все до единой фамилии, которые удалось разобрать на разрушенных временем камнях. В планах — точно такая же реконструкция и второй части кладбища. И тогда на месте старого погоста появится Георгиевский парк памяти. С июня на минском кладбище «Колодищи» тоже появится участок по европейскому образцу: травяное поле, небольшие памятные знаки и никаких замысловатых оград, памятников и деревьев на могилах.
К сожалению, пока это единичные примеры. Во многом потому, что законодательно вопрос завис в воздухе. Нет трактовки самого понятия «заброшенное захоронение», да и признать место погребения бесхозным можно только через суд. По действующему же закону нельзя повторно использовать места захоронений даже по истечении трех кладбищенских периодов, то есть 60 лет. Хотя, кстати, по канонам церкви это позволительно уже через полвека. Что делать? Бросить все силы на поиск родственников и принудительно возложить на них обязанности, которые сейчас на плечах государства? Едва заметные могильные холмики сравнивать с землей и снова использовать эти места для захоронений? Пропагандировать кремацию (за колумбарием уход намного проще)? Ведь у нас кремируют только 40 процентов усопших, причем исключительно минчан. В Европе же — до 70 процентов.
На законодательном решении этого совсем непростого вопроса настаивает и директор КУП «Спецкомбинат КБО» Николай Ракевич, председатель совета директоров ритуальных предприятий, который был создан несколько лет назад:
— Во–первых, тогда отпадает необходимость в отводе земель для создания новых кладбищ и строительстве соответствующей инфраструктуры. Во–вторых, значительно снизятся расходы на эти цели из республиканского и городских бюджетов.
Это видимые плюсы, материальные. Но, конечно, главное здесь — нравственная сторона. Забытые, заброшенные могилы — как укор нам, живым, не помнящим родства своего.
Фото автора.
