Публикация материала М.Вишневского в «СБ» по проблемам философии («СБ», 18 июля) симптоматична. И потому, что в наш прагматичный и креативный век существует, как оказывается, потребность в абстрактном знании на первый взгляд не связанном с решением сугубо материальных задач. И в связи с тем, что вечные вопросы нас сегодня волнуют так же, как и во времена Платона и Цицерона. Немаловажно и то, что редакция поддерживает этот интерес, очевидно, вовсе не потому, что подобного рода задачи прописаны в решениях партии и правительства.
Связано это прежде всего с тем, что общество в очередной раз приходит к старой, жеваной–пережеваной мысли о том, что решение материальных вопросов вовсе не закрывает для нас решение вопросов духовного, нематериального плана. Никуда не уходит проблема жизни и смерти, целей существования, смысла жизни, самопознания, то есть всех тех вопросов, которые стоят в центре философии. Рано или поздно, любовно оглядывая дом, новую машину, вертя в руках путевку на Канары, пробьется все то же желание что–то понять за пределами курса валют и цен на энергоносители. Это очевидно, и потому кто–то обращается к классикам литературы, кто–то — к религиозным авторитетам, а кто–то берет в руки томик Мишеля Монтеня или Альбера Камю. Но здесь есть и иные проблемы, о которых имеет смысл поговорить публично.
Первая из них — это все же констатация того, что интерес к философии у нас стал носить скорее любительский характер. Причем крайности здесь сформировались двоякого рода. С одной стороны, проявилось вполне понятное стремление развивать научно–техническое, инновационное знание, то знание, от которого можно поиметь что–либо осязаемое — новые технологии, иные реальные результаты, которые, в свою очередь, можно «конвертировать» в столь же внятные финансовые средства. На трибунах разного рода официальных форумов слышны голоса о необходимости зарабатывать, давать практический результат, причем это проявляется и в конкретных вузах, где, скажем, кафедре философии могут довести план по привлечению внебюджетных средств. И заведующие кафедрами совсем не по–сократовски чешут затылок, тоскливо размышляя о путях нахождения этих самых средств. С другой стороны, проявилось желание ряда представителей философского знания уйти в «астрал» постмодернистских новаций, рассуждая о том, что «мяне няма» и что подлинная сущность чего угодно заключается в том, что этой сущности не существует.
Обратите, кстати, внимание, как изменилась в этом аспекте ситуация в философском цехе. Раньше существовал четкий госзаказ на философское творчество. Скажем, нам говорили: хорошо бы, ребята, обосновать что–либо развитое, например, социализм. Мы и обосновывали — когда с умом, когда и без оного. Одновременно имели место кухонные разговоры о недостатке свободы, о том, что мышление в оковах и т.д. Потом вдруг все пропало: и этот самый госзаказ, и сам социализм. Казалось бы, национальные «Энциклопедии философских наук» и прочие «Опыты» вытеснят низкопробные детективы, и по утрам в метро и троллейбусах граждане новой страны будут с наслаждением внимать откровениям новых Марселей Прустов, Владимиров Соловьевых и Людвигов Фейербахов. Но не случилось. И потому, что откровения не снизошли на умные головы, и потому, что читать то, что опубликовано, широкие массы трудящихся как–то не желают, как–то скучнеют при нахождении названий вроде «онтологические и гносеологические аспекты бытия». К этому надо добавить, что сегодня отсутствует, не сформирован общественный интерес к философии.
Чтобы доказать последнее утверждение, достаточно указать на новации в преподавании общественных дисциплин. Профессор Вишневский деликатно обошел эту тему, ограничившись указанием на то, что в рамках сокращения часов работать стало интереснее. Возможно, и так. Но как работать, если, например, такая дисциплина, как логика, фактически ушла из учебных программ и ее существование зависит исключительно от доброй воли университетских чиновников. Вот ведь интересно: на пресловутом Западе логику читают, причем достаточно большое количество часов и во всех ипостасях — логику в праве, логику в рамках исторических исследований и т.д. А вот у нас посчитали, что Аристотель слишком намудрил со своими силлогизмами, модусами и прочими фигурами и потому, уважаемые мои, можете читать, а можете и не читать. Очевидно, что на многих факультетах решили эту проблему в пользу тех курсов, которые профильные, которые «роднее». И сложно понять, почему на том же юридическом факультете логика стала ненужной! Стало ненужным рациональное мышление? И это касается не только логики, но и иных философских дисциплин.
Философия ведь, по большому счету, отражает уровень духовной состоятельности общества. Что значит фраза: «У нас нет философов»? Это значит, что отсутствует понимание принципиальных вопросов нашего бытия. Ну набрали денег, машин, построили дома и наконец–то эффективно функционирует система ЖКХ. И что дальше? На этом ставим точку? Никто ведь не говорит о философии как единомыслии, все понимают, что слова «философия» и «единомыслие» — это нонсенс. Но вот говорить о философии именно как о школе мышления обязательно надо и надо привлекать внимание к этой теме.
Сократ ведь, если разобраться, ничего толком не сделал. Он ведь даже писать не желал, так, рассуждал на улицах и на берегу моря, приставая к мирным афинянам. Но ведь — мудрец, ведь признан духовным отцом нации без всяких там кавычек. Диоген вот в бочку залез — и что ему там надо было, что, не нашел иного способа жить, зарабатывать деньги, чтобы «подняться»? Выходит, не нашел. Конечно, не надо идеализировать философов. Тот же Аристотель, говорят, был скуп: искупавшись в ванне из оливкового масла, потом сбывал это масло как свежее, нетронутое. Было много людей несчастных (хотя и философов), больных, их перечисление заняло бы не одну страницу. Но ведь, как очевидно, дело не в скупости, лености отдельных мыслителей, не в том, закончили они жизнь в собственной постели или все же в сумасшедшем доме. Дело в том, что были поставлены вопросы такого уровня, были даны варианты ответов на эти вопросы такой глубины, которые затрагивают самые потаенные этажи нашего сознания и к которым мы будем возвращаться ровно столько, сколько живем.
Нельзя не сказать и вот о чем. Сегодня мы ужимаем философское знание по тем или иным причинам (главное — денег нет, прагматичности мало), но это с одной стороны. С другой стороны, говорим о важности разработки принципиальных вопросов нашего бытия, что уже есть противоречие. Потому что призывать «изучать, знать то общество, в котором мы живем» и исключать из учебных программ логику, резко уменьшать количество часов на преподавание философии — это вступать с собой в противоречие. Скажем, есть вопрос: в чем специфика общества, которое строится на наших глазах? Слоган про «процветающую Беларусь» востребован, но этого мало, нужно наполнять его конкретным содержанием. Но это работа, в том числе и философов. Помните известную постановку вопроса Ю.Андроповым, который, став Генеральным секретарем партии, тут же поставил эту проблему: а где мы вообще–то живем, что вокруг нас, какое общество будут строить наши дети? Теоретический журнал партии «Коммунист» начал тогда интересную дискуссию, которая благополучно «скончалась» вместе с лидером страны. Но ведь похожие проблемы стоят во всем мире. Вот разговоры о «новой Европе и старой Европе», куда идет континент, ждать ли «конца истории», какой фактор первичен в понимании сложнейших процессов — этнический, религиозный или мультикультурный. «СБ» недавно поместила материал о кризисе в США, о прогнозах, согласно которым заокеанская страна может повторить путь СССР, — это правда или нет, хорошо бы подискутировать и на эту тему. Тем, проблем масса, и решить их исключительно прагматично, при помощи цифр и проверенных фактов вряд ли получится. Общество должно думать, рассуждать, спорить, должно согласиться с наличием взаимоисключающих взглядов, и вовсе не потому, что они именно взаимоисключающие. Просто иных альтернатив у нас нет. Спор ведь — он не ради спора, не ради того, чтобы чубы трещали. Наша развивающаяся система — причем динамично развивающаяся система — требует адекватного осмысления. Нельзя сказать, что такого рода осмысление отсутствует, но надо признать, что этому процессу не хватает последовательности системности. И разговор об актуальности философии — именно в этом ключе.
Правильна постановка вопроса о том, что информационное давление на общество усиливается, что у ряда категорий людей на информацию устойчивая аллергия. Какова здесь роль философии? Очень простая и ясная: не в поглощении максимального количества информации дело и в ее натужном переваривании. Дело именно в школе мышления, умении отсеять ненужное, выбрать то, что может иметь ценность для тебя лично, твоей семьи, общества, в котором ты живешь. Иногда возникает такое чувство, что информационная гонка дошла до своего предела, что мы вот–вот захлебнемся сведениями о том, кого убили–застрелили, где и кто утонул и спасся, как опустился евро и за счет чего держится доллар. Наверное, это неизбежный процесс, но преградой здесь может стать только критическое мышление, только умение мыслить, только желание думать. «Думать» — это вообще ключевое слово для философии. И, по большому счету, не важно, в каких категориях мы будем думать — сугубо рационалистических, иррационалистических или неких иных. Должна быть привычка думать — и эта постановка вопроса решает все.
Советская Белоруссия №135 (24272). Среда, 24 июля 2013 года.
