О цензурных рогатках

Правила жизни Саши Варламова

Цензура в моде существовала всегда. Во–первых, в виде художественных советов предприятий, изготавливающих одежду. К сожалению, очень часто они сознательно идут на упрощения моделей. Делают одежду неинтересной, чтобы исключить из конвейера, технологического процесса и всей производственной цепочки моменты, усложняющие им жизнь. Зачем искать дополнительную фурнитуру? Или новые отделочные материалы, варианты кроя? Самое сложное — перестроить конвейер.

Цензура существует и на предприятиях с маленькими мощностями. Пробить свою идею и переломить ситуацию можно только в том случае, если дизайнеру хватит убедительности, энергетики и силы характера ее отстоять. В свое время у меня постоянно происходили конфликты с директорами предприятий, где я работал. Потому что им надо было работать как можно проще, а не продуктивнее в творческом смысле. Хотя по–своему они, бесспорно, были профессионалами. Людьми, отвечающими за финансы и документацию, противопожарную безопасность, охрану труда.

Второй серьезной цензурой после художественных советов является торговля. Именно она диктует предприятиям, сколько и каких товаров им надо выпускать. Потому что, если торговля заказала юбки и штаны определенного фасона, она обязана взять их на реализацию. Вы заказали — мы для вас сделали. Но иногда бывает так, что заказ недостаточен. Или то, что заказали, расходится плохо, а то, чего мало, — удивительно быстро. Предугадать ничего нельзя, и деньги, вложенные в товар, просто висят в воздухе.

Во всех европейских учебных заведениях, специализирующихся на моде, курс подготовки дизайнеров моды и курс менеджеров по продажам ведется параллельно. Потому что менеджеры должны знать все о конъюнктуре рынка. Лекции о тканях, цвете, фактуре, модных тенденциях и способах конструирования должны идти вместе с маркетинговыми знаниями.

В Беларуси основная масса товароведов, к сожалению, ими не обладает. Они ориентируются исключительно по количеству продаж того, что они вывесили. А сколько не вывесили? Никто не знает, сколько из–за этого было загублено талантливой одежды.

На Западе есть такое понятие, как конкурентоспособность. А кто у нас будет конкурировать с нашими крупнейшими ведущими предприятиями? Некому. И эта монополия — тоже своеобразная цензура. Точно так же конкурентоспособность ГУМа, ЦУМа и универмага «Беларусь» сомнительна. Большая ли между ними разница? Между собой они, конечно, конкурируют, но все это приблизительно один и тот же товар, одни и те же поставщики. Если я купил в ГУМе десять ложек, то остальные пять таких же всегда могу докупить в ЦУМе.

Но самым главным цензором является покупатель. И я тоже — один из них. Часто я никак не могу найти то, что мне нужно. Например, черный нейлоновый гольф, который был моден в 1970–х годах. Не могу его купить ни в Берлине, ни в Минске, ни в Москве. Потому что промышленность их просто не выпускает. Единственный способ — сшить его по индивидуальному заказу. Но я больше чем уверен: появись они в продаже — их бы раскупили моментально.

Кстати, ко мне постоянно обращаются женщины, которые говорят, что они не могут найти в наших магазинах какого–нибудь элемента, все того же гольфика к юбке. О чем можно говорить, если в Минске есть одно–единственное трикотажное ателье на улице Революционной: малюсенькое, размером 36 квадратных метров. И это на двухмиллионный город! Потому и заказов у них выше крыши.

Наносит ли цензура вред моде? На мой взгляд, наибольший вред наносит безобразная подготовка специалистов, которые занимаются продажей одежды и руководством предприятий. Это один и тот же сегмент. Специалисты в экономике моды, организации швейного предприятия просто не владеют конъюнктурой рынка. Потому белорусская мода живет не торговлей, а индивидуальным пошивом. Это наша особенность.