Умер российский критик Бенедикт Сарнов

О признании и критике

Умер российский критик Бенедикт Сарнов

«Если бы Пушкин жил в наше время, мы бы его на руках носили и устроили бы поэту сказочную жизнь».


Это сказал в свое время Михаил Зощенко, желая озвучить идеологически верную мысль об отношении советской власти к талантам.


Что не помешало самому Зощенко попасть в жернов репрессивной машины. А вышеприведенные его оптимистические слова стали названием одной из книг известного русского литературоведа Бенедикта Сарнова, исследовавшего отношения писателей и власти. Выводы автора беспристрастны и неутешительны... Какую «сказочную жизнь» устроила советская власть писателям, он показывает на примерах Маяковского и Блока, Булгакова и Бабеля, Мандельштама и Есенина... Книга Сарнова «Пришествие капитана Лебядкина. Случай Зощенко» начинается с анекдота:


«У одного летчика–испытателя спросили:


— А бывают у вас какие–нибудь профессиональные болезни?


Подумав, он ответил:


— Кроме преждевременной смерти, как будто никаких».


Эта невеселая острота невольно вспоминается, когда думаешь о судьбах выдающихся наших писателей — тех, чьи имена составляют ныне славу и гордость советской и русской литературы XX века. Путь одних закончился трагически. Другие, пережив гонения и преследования, благополучно умерли в своей постели. Третьи никаким гонениям не подвергались, но тем не менее их тоже настигла «преждевременная смерть»: они погибли как художники. Продолжали писать, печататься, но это были уже как бы не они, а кто–то другой...»


В отличие от многих позднейших «изобличителей» Сарнов писал об этом, еще когда было нельзя, когда подобные рукописи были обречены осесть в «шуфлядах» письменного стола.


Бенедикт Сарнов умер 20 апреля 2014 года в Москве на 88–м году жизни. Кроме четырехтомника «Сталин и писатели», книг о литераторах и поэтах, остались и его книги о литературоведении для школьников. Они написаны в форме детективов — Шерлок Холмс и доктор Ватсон разбираются, как создавался «Хаджи Мурат», может ли у одного героя быть несколько прототипов и так далее. Сегодня, когда мы ломаем голову, как заинтересовать тинейджеров чтением, самые нужные тексты...


Хотя сегодня что только не придумывают ради сей высокой задачи... Например, во время акции «За чтение» в научной библиотеке Белорусского национального технического университета презентовали выставку «Улыбчивые чуда». Мастера изготавливали из плюша и керамики, войлока и металла героев современных книг для детей и подростков. Получилось действительно чудо! Если можешь подергать за хвост Лисенка Фокстрота, захочется и прочитать о нем. Изысканная героиня книги Тамары Лисицкой «Поцелуй аиста» нашла бы место на любой художественной выставке. А вот к моей книге «Ночы на Плябанскiх млынах» был необычный экспонат. Макет минской Ратуши, где живет призрак шляхтича XIX века Михала Володковича, можно и даже нужно трогать — он предназначен для работы со слепыми и слабовидящими детьми по программе «Мивия».


Бенедикт Сарнов рассказывал правду о преследовании творческой мысли в сталинскую эпоху. А вот в саму эту эпоху, да и ранее, в годы послереволюционного энтузиазма, прогрессивным считалось иное... Например, критик–большевик Борис Арватов, создатель теории «производственного искусства», хотел ликвидировать станковую живопись и слить искусство и производство. Недавно перелистывала том «Библиотеки русской критики», и глаз зацепился за текст 1923 года «Контрреволюция формы», в котором Арватов подсчитывал, сколько раз Валерий Брюсов в сборнике из 56 стихов называет иностранных имен и «буржуазных» слов («мечта» — 19 раз, «нега» — 11, «трепет» — 7, «томление» — 6 и так далее). «Если в жизни все нормальные люди говорят «ветер», то поэт должен возглашать по–церковнославянски: «ветр». «Глаз» заменяется «оком»; «сторож» — «стражем», «рука» — «дланью» и т.п.», — возмущается автор и делает вывод, что все стихи Брюсова состоят из «реакционно–архаических шаблонов».


Что ж, всем молодым талантам хочется начинать с перестройки искусства. Белорусский критик Адам Бабареко в 1920–х годах придумал «витаизм» — «жыццятворчую сутнасць мастацтва». А еще — «аквитизм», «тую iмклiвасць, якой прасякаецца мастацкi твор у сваiм iдэале». Бабареко попал в ссылку, затем в сибирские лагеря... В одном из его «ссыльных» блокнотов есть запись: «Жыццё абярнулася ў «дзiкую» гульню, якая завецца «барацьбой класаў». Адсюль i незайздросны стан сучаснага, палоненага вiрам плоцевых iнстынктаў мастацтва».


По воспоминаниям дочерей, в ссылке, под дамокловым мечом новых репрессий, отец вместе с ними пел, читал вслух классику, смотрел на звезды... Многие ли сегодняшние отцы делают то же с детьми? Отмазка «некогда», «сил нет» не работает, если у ссыльного полунищего литератора хватало на это душевной теплоты.


«Аквитизм» — это от слова «живая вода» — кстати, любимый образ Бенедикта Сарнова, возможно, последнего выдающегося литературоведа. Пусть эта моя колонка будет ему эпитафией...


Советская Белоруссия №89 (24473). Пятница, 16 мая 2014 года.

Заметили ошибку? Пожалуйста, выделите её и нажмите Ctrl+Enter