Когда–то толстые литературные журналы выходили огромными тиражами, их названия знали все. Сегодня, увы, это далеко не так. До сих пор, наверное, не всем известно, что в нашей стране выходит такой журнал, как «Всемирная литература». Не так давно у журнала появился новый редактор — писатель Алесь Наварич. Несколько лет назад Алесь получил за свой исторический роман «Лiтоўскi воўк», события которого происходят во времена восстания 1863 — 1864 гг., специальную премию Президента. Хотя творческий коллектив редакции невелик — всего четыре человека, но имена авторов впечатляют: Мишель Уэльбек, Гюнтер Грасс, Чеслав Милош, Надин Гордимер, Джон Стейнбек... Есть и имена–открытия. Например, сейчас в переводе Юрия Сапожкова печатается философская поэма великого арабского поэта Халиля Джебрана «Пророк». Исследователи называют эту поэму шедевром, но на русский язык она до сих пор не была переведена...
— А это принцип нашего издания, — объясняет Алесь Наварич. — Печатать только то, что до этого не выходило в переводе на русский язык. Хочу заметить, что нынешний высокий уровень «Всемирной литературы» — заслуга предыдущего редактора Геннадия Бубнова, у которого есть опыт работы с шедеврами. Еще в 70–х он был сотрудником «Немана», в котором публиковался роман Габриеля Гарсии Маркеса «Осень патриарха». Событие было — на весь Советский Союз! Ведь в повести усматривали намеки на Сталина... А еще Геннадий Федорович, в советское же время, добивался защиты авторских прав Стивена Кинга.
— Вот–вот. Как же с авторскими правами? Извини за недоверие, но у вас столько печатается актуальных литературных звезд, а мы привыкли к культурным контрафактам...
— Как раз с этим у нас все в порядке. По закону. Мы ведь государственное издание. Там, где необходимо, — находим средства и платим. Активно сотрудничаем с французским посольством. В рамках «Программы Максима Богдановича», которая популяризует французскую литературу в Беларуси, можно получить право на перевод интересного автора. Но у нас неизвестны и произведения, которые уже стали классикой. Например, у английского писателя Дэйвида Лоренса, автора романа «Любовник леди Чаттерли», есть еще один замечательный роман — «Сбежавший петушок», о жизни Иисуса Христа после воскресения. Понятно, почему в Советском Союзе первый роман был переведен, а второй — нет. Наши специалисты нашли это произведение, получили право на перевод... Из последних находок — монография американских писателей Энн и Сэмюэль Чартерс о любви Маяковского и Лили Брик. Печатаем и российских писателей, правда, есть проблема: они предпочитают первую публикацию осуществлять в российских толстых журналах. Идем на компромисс, договариваемся о «параллельных» публикациях...
— Кто ваш потенциальный читатель?
— В первую очередь интеллигенция. Для редактора читать рукопись — это труд. А читатель ищет в книге эстетическое наслаждение...
— То есть ты считаешь, что главный стимул чтения — гедонистический принцип? Получать наслаждение? А ведь есть мнение, что высокая литература — это переживание катарсиса, духовный труд, преодоление сопротивления текста...
— Моя писательская позиция — текст должен быть занимательным. Точнее, захватывающим. Как говорил Достоевский, идеи должны быть так объяснены, чтобы их можно было пощупать и увидеть.
— Белорусскую литературу упрекают как раз в том, что в ней мало по–настоящему захватывающих произведений...
— Целиком согласен. Если произведение интересно, оно найдет читателя, независимо от того, на каком языке написано. Вспомним Янку Мавра. Его читали не меньше, чем Жюля Верна. Или Владимир Короткевич... Его будут воспринимать всегда. А вот Мележа читать современным городским людям, которые не знают реалий крестьянской жизни, уже тяжело. Конечно, в школе будут «проходить», кому–то и понравится...
— Наше поколение белорусских литераторов, которое пришло в белорусскую литературу в восьмидесятых, поколение «Тутэйшых» как раз и ставило целью создание читабельной белорусской литературы...
— Да, я помню, как на одном из заседаний прозвучало предложение: каждый из нас должен написать минимум одно занимательное белорусское произведение. Повесть, роман, рассказ... В стиле Короткевича или в своем. Главное, чтобы оно читалось. Похожая ситуация была в Чехословакии: молодые чешские писатели собрались и решили, что нужно писать приключенческую, историческую, детективную литературу по–чешски, чтобы привлечь внимание к национальной культуре. И за несколько десятилетий активной работы такая литература на чешском языке появилась.
— Значит, писатель должен создавать миф, даже если он не совпадает с историческими фактами, как это делал Короткевич?
— Писатель ничего не должен. Мое убеждение: литература — это инструмент реализма. Микроскоп, под которым исследуется жизнь. И влияние Короткевича на читателей оказалось не во всем полезно. Он создал иллюзорную Беларусь, которую некоторые молодые восприняли слишком всерьез, что мешает им в жизни. Ведь реальность совсем иная. И отгораживаться от нее томом «Каласоў пад сярпом тваiм» неправильно. Хотя некоторое время я тоже так прятался. Это получается просто игра на шляхетско–рыцарский лад.
— А как же тогда роман «Лiтоўскi воўк», в котором есть и шляхетская Беларусь, и мистика?
— Это — дань возрасту. Говорят же, что человек целиком меняется каждые семь лет. Считаю, писателю достаточно раз в семь лет написать одно крупное произведение. Если он напишет в этом промежутке два романа — он повторится.
— С другой стороны, подсчитано, что автор бестселлеров должен издавать по роману в год — чтобы его не забыли читатели... И если роман удался, почему бы не быть еще шести похожим? А потом автор напишет семь романов другого плана... Ведь наша литература не так уж перенасыщена качественными произведениями...
— Не думаю, что количество здесь полезно. Мы начинаем печатать дневники Жоржа Сименона «Когда я был стариком...» Он пишет: «Грустно при мысли о том, что через каких–нибудь 20 лет мои романы будут пылиться на чердаке. Для потомков я буду обычным бумагомарателем, который что–то сочинял, живя в промежутке между двумя войнами». Так вот, за свою жизнь Сименон написал около 200 романов, точное количество он и сам назвать не мог. Шесть раз его номинировали на Нобелевскую премию. Но ведь не дали! И называют его «уникальнейшим в истории литературы графоманом».
— Следовательно, твой новый роман будет радикально отличаться от предыдущих?
— Да, это будет нечто абсолютно иное, реалистическое. А реальность такова, что хотя общество наше стало продвинутым, техногенным, но национальную литературу по–прежнему не научились уважать. И творческого человека это очень угнетает. Сегодня многие писатели, особенно старшего поколения, жалуются, что писать им психологически трудно. Страшно — творить всю жизнь, быть искренним патриотом и под старость стать никому не нужным.
— Упадок интереса к «высокой литературе» — явление глобальное. Такая литература перестала быть профессией.
— Да, мы печатаем эссе французского писателя Паскаля Лене, лауреата Гонкуровской премии и автора сорока книг, которое называется «Клин клином вышибают, или Жизнь писателя». Лене утверждает, что «издательская среда может существовать лишь при условии, что нет объективного различия между настоящим писателем и ремесленником». Что автор превращен в раба. Что в цену книги — а средняя цена французской книги 23 евро — заложены и средства на ее утилизацию. То есть читатель оплачивает процесс превращения миллионов непроданных книг в бумажную солому.
— В чем же выход для современного писателя? Бросить писать? Сделать это занятие своим хобби?..
— Если писатель может не писать — пускай и не пишет. Его никто не заставляет. А если не можешь без этого — будь доволен теми условиями, которые есть. Под конец жизни Марка Твена забросали рукописями графоманы, просили рекомендаций для издателей. Твен отвечал примерно так: «Почему вы, дама, решили написать роман? Потому что умеете писать? Вот петь — вы умеете? Умеете, да? Так почему не идете в оперу и не просите дать вам партию героини?» Если тебе не хватает читателей — ну напиши рассказ, распечатай и давай людям читать.
— На улицах?
— Может, и на улицах. По большому счету, как развивалась русская литература? Что, тысячи крестьян читали Пушкина? Это потом, когда на этих книгах стало можно наживаться, появились тысячные тиражи.
— Извини, у меня возникает вопрос: как журнал «Всемирная литература» связан с белорусской литературой?
— Для меня, писателя, пишущего и думающего по–белорусски, это вопрос принципиальный. Но ведь еще в первом номере «Всемирной литературы», в предисловии, которое написал министр информации Владимир Русакевич, сказано, что журнал должен служить тому, чтобы вводить белорусскую литературу в контекст всемирной. Мы время от времени печатаем лучшие рассказы белорусских литераторов. Было бы еще более логичным, чтобы журнал выходил на белорусском языке, ведь у нас теперь выросло новое поколение молодых переводчиков. Может быть, так в перспективе и получится. А возможно, для этого нужно создать новый журнал... Еще мы расширили рубрику рецензий, потому что еще одна наша задача — ориентировать читателя в огромном море современной литературы.
