Хирург, который едва ли не каждый день помогает тяжелым больным, абсолютно не верит в суеверия. Но есть вещи, которые он ни при каких обстоятельствах не сделает. Что же это?
— Я не стану оперировать своих родных и близких, если такая помощь понадобится, а доверю коллегам. Возможно, они сделают это качественнее и менее эмоционально, — довольно сдержан в своем откровении заведующий кафедрой общей хирургии БГМУ, доктор медицинских наук, профессор Сергей Алексеев.
— А ведь считают, что медиков, повидавших многое, ничем не проймешь.
— Возможно, внешне хирурги действительно не слишком эмоциональны, но внутри у каждого наверняка буря чувств. Скажите, как можно смириться со смертью пациента? И неважно — молод он или стар.
— Но хирурги — тоже не боги...
— Смерть для любого нормального человека — шок. Но в такие минуты у нас не принято напоказ демонстрировать свои чувства, хотя каждый такой случай не проходит бесследно. Требуется время, чтобы восстановиться. А главное — докопаться: что же было не так? Хотя, понятно, что люди умирают по разным причинам. Есть травмы, несовместимые с жизнью, есть состояния, когда ресурсы человеческого организма практически исчерпаны, и т.д. Помню, во время работы в 10-й клинике Минска пришлось оказывать экстренную помощь женщине, которой ма-ньяк нанес более 20 ножевых ранений. Хотя пациентка была молода и мы боролись за ее жизнь, но женщину привезли в больницу в состоянии клинической смерти, когда помочь просто невозможно...
— Но бывают и ошибки специалистов.
— Увы...
— Вам трудно их признавать?
— А кому это приятно? Ошибка хирурга — это не описка в школьной тетради. Если о ней промолчать, в следующий раз подобного не избежать. Вот поэтому мы и обсуждаем в коллективе все летальные случаи. Хотя и говорят, что у каждого хирурга свое кладбище, мы иногда, в шутку, конечно, добавляем, что и свой музей славы тоже...
— Но лично для вас это вовсе не шутка. Послужной список такой, что позавидуешь! Автор 222 научных работ, 12 изобретений, 33 рацпредложений. А сколько званий! Даже академик Академии военных наук и Академии проблем безопасности, обороны и правопорядка Российской Федерации. Не слишком ли много на “душу населения”?
— Я как-то об этом никогда не задумывался, мне всегда интересно работать и заниматься наукой. Хирургия — дама капризная: стоит ей изменить хотя бы раз, и она жестоко отомстит. В нашей профессии подходят к хирургическому столу не только по желанию. Спасать людей в экстренных случаях приходится в любое время суток. И чем чаще ты это делаешь, тем опытнее становишься.
— Сколько операций вы уже сделали?
— Никогда не считал. Но в минувшем году пришлось составлять отчет о работе кафедры. Даже сам удивился, что за три года выполнил 418 операций — это и банальные, как многие говорят, аппендициты, и сложнейшие операции на поджелудочной железе, когда приходится удалять злокачественные опухоли.
— Сергей Алексеевич, зачем хирургу заниматься наукой? Многие ваши коллеги успешно обходятся и без нее. А вы в 30 с небольшим уже защитили кандидатскую.
— Наука позволяет двигаться вперед. Кандидатскую я защищал по теме “Выбор кишечного шва в условиях перитонита”. Спустя 10 лет — докторскую. Работа была посвящена актуальной теме — диагностике, лечению и прогнозированию воспалений брюшины. Если коротко, при таком состоянии в брюшной области накапливается патологическая жидкость, происходит воспаление кишечника, других органов. У больного развивается крайне тяжелое состояние. Несмотря на достижения современной науки, летальность при перитоните 20—40 процентов, а у пожилых больных, с септическим шоком может и все 60—80. Над этой проблемой я работаю до сих пор.
— По чьим стопам вы пришли в медицину?
— Мой отец — человек военный, мама — фельдшер. Наверное, благодаря ее стараниям я оказался в минском мединституте. И никогда об этом не пожалел. После окончания вуза по собственному желанию поехал на три года в Буда-Кошелевскую райбольницу, где и началась моя профессиональная жизнь. Помогать приходилось и взрослым и малышам. До сих пор помню, как удалял аппендицит двухлетнему мальчику. Настолько волновался, что даже пытался вызвать заведующего, но не удалось. Пришлось выполнять операцию самому.
— Если на работе неприятности, домашние это ощущают?
— Я стараюсь свои проблемы оставить за дверью дома. Это мой крест, который нужно нести в одиночку. Но, признаюсь, это удается не всегда.
— Знаю, что многие хирурги — белоручки.
— Обижаете (смеется)... Хотя я не фанат дачных грядок, но строительными работами занимаюсь самостоятельно. Пригодились навыки, полученные в семи студенческих стройотрядах: здесь я получил 3-й разряд каменщика и освоил другие строительные специальности. Но вообще люблю активный отдых. Выезжать на природу, рыбачить.
— Кто вас ждет дома?
— Жена, которая работает учительницей, и двое сыновей.
— У вас есть любимые блюда?
— Я их сам могу готовить. Не зря говорят, что мясо любит мужскую руку. У меня неплохо получаются антрекоты и отбивные. А мое фирменное блюдо — драники с “секретом”. Их научила меня готовить мама, у которой всегда были отменными драники и клецки с грибами.
— Поделитесь рецептом.
— Нужно измельчить картофель на “бурачной” терке. После того, как драники поджарились, следует сложить их горкой в сковородку с растительным маслом и недолго потушить под крышкой. Хотя я понимаю, что это блюдо не самое полезное и здоровое, но зато очень вкусное...
— О чем мечтает такой успешный человек?
— О многом. Но главное — хотелось бы, чтобы оба моих сына, 10 и 12 лет, пошли по стопам отца. Но я не буду навязывать им свои желания. Как-то младшего сына завел в операционную. Парень нашел все очень интересным. А вот у его старшего брата душа пока к медицине не лежит. Понимаю, что все еще может измениться.
— А ваши парни радуют вас?
— Они хорошие ребята, занимаются спортом. Старший сын стал чемпионом Европы по каратэ среди юношей на турнире, который прошел в Праге. Вместе с сыновьями плаваем в бассейне. И маму стараемся приобщить к спорту. Семья ведь должна жить общими интересами.
