Мой добрый знакомый художник Губарев однажды удивлялся: "Десять лет дружу с французами, сколько раз приглашал в гости - не решаются и все! О причине догадался, когда вместе с ними как-то стал смотреть по французскому ТВ репортажи о нас: старики на улицах, одеты бог знает во что, перепродают у магазинов мелочевку или вовсе просят милостыню. Мрак! Какое уж здесь путешествие..."Что взять с парижан-эстетов? Что они понимают в нашей жизни? Все правда: старики наши бедны, но эту правду нам на хлеб не намазывать. Разве они, да и мы, их внуки, дети, не трудимся всю жизнь? И кто виноват, что большинство все равно живет, будто в ожидании удара - без всяких сбережений, без твердых надежд на будущее?.. Если в магазине у кассы скапливается очередь, это, как правило, значит, что рассчитывается за продукты пенсионер. Вы видели, как старики достают из кошельков деньги? Медленно, по одной бумажке, щурясь, что-то считая про себя. "Еще? - переспрашивают у кассирши. - Неужели еще?"
Рассказывают, что есть на нашей Земле страны, где люди ждут не дождутся своей пенсии как официального выхода "на волю": достаток, покой, занятия по интересам. У нас же пенсия - это почти всегда приговор: бедность. "Леночка, - окликает меня соседка, - вы что, газеты идете выбрасывать? Отдайте лучше мне! Я так давно газет не читала". И буквально из ведра достала их руками. На лице - улыбка. А мне стыдно: до чего мы довели своих стариков, господи... Мама позвонила: "В коммерческую аптеку требуется на работу уборщица. А что, если мне?.. Вон Шура в супермаркете корзинки теперь выдает". (Шура - бывший главный специалист большого министерства. Но, конечно, все накопления ее давно ахнулись.) Замолчала. Вздохнула и я: бедность - это что, инфекционное? Или как страх: перекидывается от одного к другому волнами? "Пойдем, - говорю, - лучше в театр". А другие куда от тяжелых мыслей уйдут?..
Прочитала недавно у коллеги из Москвы в хорошей статье: "За последние годы мы забыли, какими красивыми могут быть старики". Забыли... А ведь на пенсию не оденешься. Наши старики не носят - они донашивают: или от детей, или свое, но в брежневские времена купленное. А старости, между прочим, достаток нужен, знаете ли, еще больше, чем молодости, - уход за внешним достоинством в пожилые годы бо?льших денег требует, нежели в юности. Но пенсия - это только на скромную еду, на существование. Вот и ходят они у нас тихие, замученные, в пальто, булавками сколотых, да в бурках, веревками завязанных. Одну такую старушку переводила недавно по гололеду до магазина. Она стояла с изжеванным полиэтиленовым пакетом у своего подъезда, но о помощи не просила, только ноги циркулем расставила и застыла в оторопи, глядя себе под ноги. Схватилась за мою руку, я ее через ледяные надолбы почти что несла. Божья птичка - сухонькая, маленькая. "Почему, - спрашиваю, - в дом престарелых не пойдете? Виданое ли дело, чтоб в ваши годы - одной и без помощи?" - "Фу, - ответила она внятно и без промедления, - общий дом, жизнь по распорядку... А сто грамм водочки?" Мы посмеялись. Дотопали по гололеду до продуктового. И такое я, по астафьевскому выражению, сердечное высветление почувствовала от своей попутчицы... Действительно, что мы себе понавыдумывали о старости? Да, физическое увядание, но душа-то человеческая всего просит! И желания есть, и форс, и кураж на "сто грамм водочки". Вспомнила даже случай из жизни английской королевы-матери - ей уже вообще больше ста. Как известно, почти все придворные, закончившие службу в Букингемском дворце, садятся за мемуары. Так вот, в одной из книг упоминается, как престарелая леди, выпив за ужином 6 бокалов сухого вина, сказала, что этого вполне достаточно, что теперь ей бы хотелось просто немного шампанского. Мемуарист язвит: мол, шампанское в Букингемском дворце - вместо воды, запомнить нужно.
Думаете, наши бы не смогли показывать такой класс? Не смогли бы... Потому что мы сами к старикам издавна без пиетета. В транспорте можем "тыкнуть" - вроде бы незлобно, но и неуважительно. В магазине - толкнуть. Нечаянно, конечно. Потому что у нас же сплошной "драйв", а они медленные, осторожные, неуверенные. И однажды мне был преподан урок. Не грубо, но отчетливо, внятно. Было это в Варшаве. С режиссером Кшиштофом Занусси мы договорились встретиться в полдень у храма. Он вышел из церкви под руку с очень пожилой дамой, которая была, как принято у "гжэчных полек", в шляпке и перчатках. Я узнала ее, это была мать Занусси, накануне он познакомил меня с ней. Но что до этого? На всех парах я мчалась к знаменитому режиссеру: "Добрый день, пан Занусси!" Протянула руку. Он не принял ее, укоризненно показав глазами на мать! Конечно, дошло тут до меня, сначала я должна была поздороваться со старой пани - и без всяких амикошонских рукопожатий, она первая подала бы мне руку, если бы соизволила. Пришлось исправляться, как "двоечнице"...
Вот так чтут старость талантливые сыновья. А неталантливые в беспамятстве спрашивают: "Вы чье, старичье?" А после удивляются, что некому вокруг них ответить на "вечные" вопросы "Кто виноват?" и "Что делать?".
