Новогодний клад

Ничего такого нового — снова ожидание Нового года. Предчувствия. Надежды. Смущение перед собственной сентиментальностью — подумаешь, Новый год...

— Вчера по всему городу зажгли новогоднюю иллюминацию! Репетировали, наверное...

— А вы елку уже поставили?

Когда–нибудь мы расскажем своим детям, как в былые времена все тащили на снег свои уставшие от жизни ковры и топали по ним ногами, и хлопали пластмассовыми выбивалками. И эхом по панельным лабиринтам новых микрорайонов разносились эти предновогодние аплодисменты. А потом ковры укладывались обратно на пол и торжественно пахли свежим снегом и чуть–чуть мокрой шерстью, так что кот сходил с ума, катаясь по прохладной поверхности.

А по всему двору мрачно серели прямоугольные отпечатки прошлогодней грязи, от которой мы избавили наши дорожки.

Практически в самый канун Нового года появлялась елка. Почему–то часто через слезы и скандалы.

— Дети спрашивают: где елка?!

И пристыженные папаши, уже успевшие накануне не единожды поднять рюмку в кругу коллег и сослуживцев за год уходящий, потирали тяжелые головы и мчались на елочные базары для того, чтобы схватить уже то, что осталось, и гордо втащить в узкий дверной проем главной комнаты в квартире — в зал!

— Тише, перевернешь вазу!

— Отодвигай телевизор!

— Уберите наконец кота!

— Фу! Слава Богу, ничего не разбили.

— Немного лысовата... И кривовата...

— Ничего! Давайте наряжать!

Старые игрушки доставались с антресолей. В прошлом году, чтобы украшения не разбились, мы завернули их в газеты. А поскольку и в позапрошлом году мы оборачивали шары прессой... И в позапозапрошлом... И всегда. Так они и хранятся — игрушки разных времен в газетах разных времен. Освобождаешь красный шар из этой упаковки и, бывает, даже зачитаешься речью дорогого товарища Брежнева или программой телепередач на 1985 год.

— «...С легким паром!»

Тоже дань традиции. Как будто этот фильм, точно по какой–то иронии судьбы, раз и навсегда оказался в зеркальном лабиринте. Идем коридорами нашей жизни, и прожитые годы отмеряются количеством раз, когда в глазах появлялось облачко светлой грусти оттого, что «...вы больны не мной...»

— Мы перестали делать глупости... — вздыхал Ипполит.

— Кстати, а заливную рыбу делать?

— Ну и гадость эта ваша заливная рыба! — отвечали мы хором на мамин вопрос.

Неделя... День... Два часа... Пять минут...

Торжественная речь с экрана телевизора.

— Открывайте шампанское! Быстрее!

Взрыв! Брызги! Звон бокалов!

И наступает Новый год. Тысяча девятьсот... Две тысячи... И сколько–то еще раз. Так было и так будет.

И несмотря на то что все в мире переменчиво, мы все же жутко консервативный народ. Попробуй отбери у нас Новый год! Но как–то так уже получается, что на столе вдруг вместо салата «Оливье» оказываются суши и сашими, а вместо водки — виски, и кто–то нет–нет да и вспомнит с грустью о том, как мягко было лежать в этом салате, а что суши...

Санта–Клаус какой–то...

Да и с коврами придется что–то придумывать — снега–то нет, глобальное потепление...

Видимо, что–то с годами все же меняется.

Постепенно мир становится другим. И наша память остается единственным хранителем набора из десятков Новых годов. Они накладываются друг на друга и образуется фотоснимок, где запечатлено сразу множество кадров — причудливо и красиво получается. Полюбуйтесь в канун очередного Нового года созданной вами картиной.

Мне даже кажется, что это самое ценное, что у каждого из нас есть.

С наступающим!