«СБ» продолжает публиковать мемуары военного летчика Григория Шишова «Ночное небо войны»

(Окончание. Начало в №№ 93 – 95.)

«СБ» продолжает публиковать мемуары военного летчика Григория Шишова «Ночное небо войны», которые были обнаружены его сыном спустя 43 года.

Голубая линия на карте — сильно укрепленная полоса от Новороссийска до Азовского моря. Крепко насыщенная линия ПВО. Сюда были стянуты отборные авиачасти врага. Он стремился любыми силами удержать Таманский полуостров и Крым. Здесь велись самые ожесточенные воздушные бои. Нам, ночникам, приходилось летать не только в темноте, но и в плохих метеоусловиях, при сильном заградительном огне, при большом количестве вражеских истребителей. Ночью попадали даже под огонь своих зениток. В районе своего аэродрома приходилось соблюдать максимальную осторожность, так как немцы настойчиво пытались его найти. Бортовые огни включали только в исключительных случаях. Садились чаще всего вслепую, на ощупь.

В одну из таких ночей, заполненную беспрерывными полетами, перед самым рассветом, когда мы только что вернулись и готовились к следующему полету, на аэродроме начали взрываться бомбы. Нас выследили!.. После этой бомбежки мы потеряли 8 человек погибшими, много самолетов было сожжено.

Присмотревшись к действиям ночной авиации, гитлеровцы перестроили систему своей противовоздушной обороны. Они стянули свои прожекторы в группы и расположили их на таком расстоянии, чтобы передавать пойманный лучами самолет от одной группы к другой, до полного уничтожения. Также на Таманский полуостров прибыли немецкие асы–истребители, чтобы сковать действия нашей ночной авиации. Но как ни трудно, как ни опасно становилось, мы не уменьшали количества вылетов. Тонны бомб летели на головы фашистов: осколочные, фугасные, зажигательные, а также из контейнеров под крыльями, сыпали на врагов гранулированный фосфор. С таким грузом летать опасно, но летали.

Летчики буквально валились с ног. На седьмой–восьмой вылет уставали так сильно, что с трудом забирались в кабину. Но когда самолет поднимался в небо, усталость пропадала, глаза становились зоркими, а руки крепкими...

16 сентября 1943 года Новороссийск был освобожден. Наш полк получил звание Таманский, и перед ним поставили задачу не дать отступающим частям укрепиться на новом плацдарме.

Полк расположился неподалеку от Керченского пролива, на дне высохшего лимана, а может, озера. Аэродромное поле ровное, грунт твердый. С этого аэродрома мы и летали на Крым. Готовилась высадка нашего морского десанта в районе поселка Эльтиген. Нашему полку и женскому полку Бершанской предстояло поддержать высадку десанта в ночное время, а потом прикрыть с воздуха, не давая подойти к берегу вражеским кораблям. И самая трудная задача — поддерживать десантников, обеспечивая их боеприпасами, продуктами и медикаментами.

Операция началась с 1 на 2 ноября 1943–го. Казалось, что на берегу не осталось ни одного метра земли, не перепаханного снарядами и бомбами. Весь берег на много километров заволокло дымом. Десант смог высадиться на маленький клочок земли и закрепиться на нем.

Навсегда запомнилось, как в штормовую погоду приходилось по нескольку раз заходить на курс, чтобы сбросить десантникам мешки с грузом, которые крепились к бомбодержателям под крыльями. Самолет от них становился неповоротливым, медлительным. На аэродром возвращались те, кому повезло прорваться сквозь шквал огня. Самолеты иногда были изрешечены осколками так, что механики удивлялись, что они еще держатся в воздухе, что долетели. Много моих товарищей там и погибло, не вернулось... Не прилетел и мой друг Коля Тарасенко.

Ставилась задача делать за ночь по 7 — 8 вылетов, но мы делали и больше. Сокращалось время на доклад после вылета и заправку горючим. Тяжело приходилось экипажам, но и техникам, мотористам, оружейникам было не легче. Работа вооруженцев проходила почти вслепую, в темноте, даже не пользуясь фонариками, они подвешивали тяжелые бомбы. Поступать таким рискованным образом заставляла обстановка. Враг был рядом, он нас разыскивал. Бомбы привозили в густой жирной смазке, от которой быстро пропитывались рукавицы, становясь скользкими. Бомбу удержать тяжело, а если она падала в грязь, то еще сложнее — поднять. Голыми руками удобнее, но сильно коченеют пальцы. Острые края хвостовых стабилизаторов до крови режут руки.

А то, что творилось зимой, так лучше и не вспоминать. На пронизывающем ветру, на морозе приходилось к каждой бомбе ввинчивать взрыватель. Голыми руками, с величайшей осторожностью. Лица покрывались ледяной коркой, на ресницах висели сосульки. А кто не знает, что бывает, когда на лютом морозе дотрагиваешься до металла? Мотор приходилось прощупывать распухшими от холода пальцами. В подобные ночи каждому вооруженцу доводилось подвешивать к самолетам до двух тонн тяжелых бомб.

Иногда только им, скромным аэродромным труженикам, мы были обязаны не только боевыми победами, но и жизнью. Благодаря им техника работала почти безотказно, хотя нагрузка на нее была невероятная. Если летчики после ночных вылетов могли поспать, то для технического состава отдыха почти не было. Часто сутками они не отходили от самолетов. Их подвиг не меньший, чем тех, кто воевал в небе, — летчиков и штурманов. А что касается опасности, то на войне она подстерегает и караулит повсюду. Аэродромы и бомбили, и обстреливали, а часто приходилось работать под огнем наступающего врага. Но даже в таких тяжелых условиях технический персонал справлялся со своей задачей — обеспечивал непрерывную боевую работу летных экипажей.

Многие боевые эпизоды хранит память. Некоторые озарены радостью, но большинство — печалью...

Мы с пилотом Иваном Кравченя получили боевое задание. Ночь была звездная. Наш самолет, набрав высоту, лег на курс. До цели долетели благополучно, дальше нас схватили прожекторы. Заработали зенитки, но мы смогли сбросить бомбы. Начали уходить, но как ни старались, уйти от прожекторов не получалось. Осколки пробили правое крыло и фюзеляж. Когда вырвались из лучей, справа полыхнул разрыв — и осколки впились мне в руку... Пилот дернулся, опустился на сиденье, наклонил голову. Сумел сказать, что ранен. Хотя я это понял и без слов — его кровь забрызгала мое стекло, даже на лицо мне попала. Самолет начало кренить, я взял управление на себя. Наблюдать за приборами не мог, их закрывала разбитая голова моего товарища. Кое–как я отодвинул Ивана, начал набирать высоту, а за нами еще долго шарили по небу голубые лучи прожекторов и длинные трассы прошивали небо, улетая в зенит.

По вспышкам на земле я понял, что перелетаю линию фронта, оставалось только дотянуть до аэродрома. Местность горная, тут и днем летать сложно, а уж ночью совсем тяжело, да еще и без пилота. Но кое–как, то и дело отодвигая тело полуживого пилота, который наваливался на ручку управления, я смог развернуть самолет к аэродрому. Сделал круг и пошел на посадку. При снижении почувствовал, что ручка управления отходит, не слушается. Самолет чудом сел, но опрокинулся на нос. Не успел я овладеть собой, как подъехала скорая помощь. Достали из кабины уже на последнем издыхании пилота. Глаза широко открыты, в лице ни кровинки, на губах пузырится красная пена...

Меня отправили в санбат, а назавтра самолетом — в госпиталь.

Может, за всю долгую войну у меня не было такого тяжелого чувства, хотя перед каждым полетом возникает одна и та же мысль: а вернешься ли на этот раз?

И случается же такое? Тесен мир войны. В начале 45–го при штурме Кенигсберга встретил я боевого товарища, с которым много раз летал на разные задания. Мало осталось в живых из первого состава нашей эскадрильи. Может быть, только он, пилот Николай Плахов, да я. От удивления мы даже разговаривать не могли, только смотрели друг на друга, даже обняться боялись. Ведь он был уверен, что я погиб. Да и у меня была такая же мысль. Мы присели на бревно, лежащее на аэродроме, и долго молчали. Потом начали говорить, вспоминать всех тех, кого знали, кто погиб молодым...

Я спросил Николая о семье и тут же пожалел. Его лицо дрогнуло, улыбка пропала. Его семья была уничтожена фашистами.

Обнялись. Расстались. Мы служили в разных воздушных армиях. Встреча была короткой, как все на долгой войне.

ladzimir@tut.by

Советская Белоруссия № 96 (24726). Суббота, 23 мая 2015