Мемуары военного летчика Григория Шишова «Ночное небо войны»

(Продолжение. Начало в № 93)

«СБ» продолжает публиковать мемуары военного летчика Григория Шишова «Ночное небо войны», которые были обнаружены его сыном спустя 43 года.

В нашем предписании был указан конечный пункт маршрута — станция Насосная возле города Баку. На дороге нам повезло, в направлении Кировограда шли грузовые автомашины.

В город мы вошли пешком, так как машины пошли в объезд. Кировоград горел, а мы не узнавали знакомые улицы, по которым ходили совсем недавно, еще вчера... Повсюду валялись столбы, груды кирпича, обгоревшая техника, провода. Все было в дыму, стоял удушливый смрад, вызывавший приступы кашля. Гнетущая тишина, пустые улицы, ни одной живой души. Лишь изредка из оконного проема выглядывало испуганное лицо — женщины, ребенка. Ночевали в ту ночь на соломе, за городом, у знакомых. Я, глядя в небо, вспоминал, как днем над нами волна за волной пролетали фашистские самолеты, несущие под крыльями смерть...

Не дождавшись рассвета, мы стали пробираться к железнодорожной станции. Вокзал был разрушен, часть вагонов лежала вверх колесами, взорванные рельсы торчали... Раздался жуткий вой вражеских самолетов. Они, как коршуны, набрасывались на невинных людей, расстреливая их из пулеметов. После налета повсюду оставались трупы. Вместе с сотнями беженцев мы направились по дороге к станции Знаменка в надежде, что там удастся сесть на поезд.

День выдался погожий, дорожная пыль, поднятая машинами и тысячами ног, почти неподвижно стояла в воздухе, прилипая к потным лицам, делая их серыми. Все машины были переполнены женщинами и детьми, ранеными бойцами. К живому потоку присоединялись группы красноармейцев и гражданских. Все двигались на восток, всех тогда угнетало сознание, что завтра, послезавтра здесь будет враг, будет бесчинствовать на нашей земле.

Уже прошли порядочно, когда снова налетели вражеские самолеты и на бреющем полете стали безнаказанно расстреливать колонну. Жуткое зрелище. Люди падают, разбегаются кто куда, пытаются спрятаться в траве, в придорожных кустах. А самолеты вновь и вновь атакуют...

Наша группа потеряла двоих. Убитых похоронили прямо у шоссейной дороги. На небольшой холмик положили несколько камней. Все это выглядело до обидного убого. Оставили могилы без надписей и примет. А что мы тогда могли сделать?..

Для оперативности и быстрейшего продвижения разделились на две группы. Со мной осталось десять человек, и мы теперь пошли не по шоссе, а по проселочным дорогам через хлебные поля, луга и перелески. Здесь все выглядело привычно, мирно, совсем не верилось, что еще недавно нас расстреливали, что мы хоронили товарищей, что на дороге лежали убитые и раненые, что рядом идет война...

Добрались до городка Пятихатки. Обрадовались, но радость оказалась недолгой. Появились бомбардировщики, и началась бомбежка. Земля закачалась и задрожала. Все до самого горизонта заволок черный дым. Горели дома, один за одним. Мы спрятались в копну сена, будто это могло нас спасти от бомбы. Когда пыль опала и развеялся дым, мы увидели много убитых, раненые истекали кровью, кричали, звали на помощь. Один тяжелораненый солдат умолял, чтобы его пристрелили, чтобы прекратили мучения. Картина была страшная. Кто остался жить — бежал лишь бы куда, лишь бы подальше от смерти. А кто потерял от ужаса рассудок, тот сидел или стоял на одном месте как вкопанный и смотрел в пустоту...

Хотя мы и видели весь ужас и смерть, но старались не падать духом. Верили, что все это не продлится долго, cкоро кончится. Эта вера подкреплялась поддержкой всех тех людей, которые встречались на нашем тяжелом пути. Единого управления и руководства по отступлению не было. Все отходили беспорядочно, кто как мог. Механизированные части немцев зачастую оказывались впереди нас, и мы наталкивались на них...

Добрались до Днепропетровска, обошли его южнее и с большим трудом оказались на восточной стороне Днепра, двинулись на Горловку. С каждым днем расстояние до станции Насосная сокращалось. В основном шли ночью, боясь натолкнуться на немецкий десант. Само слово «окружение» нас пугало. К горлу подступала горькая обида, что мы не можем идти открыто по своей родной земле, а вынуждены прятаться, как будто в чем–то провинились.

Днем прятались. Перед Горловкой на КПП, на перекрестке, нас остановили. Там было много наших военных. Командовал пожилой офицер с четырьмя шпалами в петлицах. В лесу дымилась кухня, рядом был продпункт, где по аттестатам мы получили паек. Здесь уже была организована оборона. Стояла зенитная артиллерия, пулеметы и даже танки. Все техника замаскирована, а стволы нацелены на запад. Все двигалось: копались окопы, строились блиндажи, связисты тянули провода, разгружались боеприпасы. Здесь царили порядок и дисциплина.

В этот же день после обеда нас всех построили, доложили полковнику, стали проверять документы, делая отметки, кто к какой части причисляется. Потом полковник выступил перед строем. Сказал, долго подбирая слова: «Товарищи, сейчас, наверное, каждый хочет знать, где находится фронт. Отвечаю: фронт для нас с вами здесь. И скоро нам придется вступать в бой! Наш долг — задержать врага. Любой ценой!» Он говорил, а ветер полоскал красное знамя. После паузы, пройдя вдоль строя, он спросил: почему здесь так много авиаторов? Я вышел из строя и объяснил все как есть. Он выслушал, поднял голову, глянув в небо, и сказал: «Вы там очень нужны, так нужны, как человеку нужен воздух... Сам посуди, ну какие из вас вояки на земле?.. Идите быстрее, садитесь на самолеты и воюйте там, где вам положено».

И снова дороги. Они казались бесконечными, белыми, пыльными, жаркими. День за днем, ночь за ночью мы идем на восток. Не помню, как называлась деревня, где старуха по имени Марфа накормила нас, на чем свет проклиная Гитлера. Рассказала, что и ее два сына служат в армии, старший — офицер. Потом вернулась ее невестка, сказала, что Славянск и Краматорск захвачены и что неподалеку сброшен большой десант. Мы уходили через деревню, а к нам выходили люди, все больше пожилые женщины и дети. Они давали нам что могли — яйца, хлеб, сало — и плакали. Несколько детей побежало нас проводить, показать дорогу на Дебальцево. На шоссе нам повезло. Остановились машины, которые шли к Новочеркасску...

Мы видели, как немцы бомбили Таганрог. Заградительный огонь наших зениток был плотный. Вдруг вражеский самолет загорелся и, как комета с пылающим хвостом, полетел в землю... Мы радовались как дети...

Не доезжая до Аксая, машины остановились, нас попросили освободить места для раненых, которых надо отправить за Дон. Мы двинулись к переправе. Встретили нас мужчины, перегонявшие большое стадо коров на тот берег. Напоили молоком, дали хлеба. Молока можно было пить сколько влезет, ведь коров надо доить, а куда его девать — неизвестно... К переправе шло очень много народа, самого разного. Севернее Аксая берега Дона встретили нас воронками, разрушенный мост упирался концом в воду. Все двинулись к переправе у города Богаевский. Не успели мы подойти, как опять появились самолеты и с ходу сбросили бомбы, а потом начали расстреливать из пулеметов тысячи людей у реки. Переправлялись кто на чем мог. Мы разобрали какой–то сарайчик, сделали небольшой плот. Бревна связывали веревками и ремнями. Работа уже подходила к концу, как опять появились самолеты. Нашего моториста убило наповал — осколок попал в голову. Хоронить товарища было некогда, тело перенесли на плот. Комсорг Тарасенко достал из кармана убитого документы и завернутый в непромокаемую бумагу комсомольский билет. Плыли под прикрытием дымовой завесы, но начался очередной налет. Бомба разбила плот, плывший рядом, а наш разметало. Кто как мог добирался к берегу.

Дальше мы шли в сборной колонне с отходящей пехотой. Настроение у всех мрачное, силы на исходе. Не укладывалось в сознании, что от Балтийского до Черного моря уже идут бои, что наши войска один за другим оставляют города. Почему так? Ответить никто не мог...

Продвигаясь лесами под бомбежками и обстрелами где пешком, а если повезет, то на машине, добрались до Кропоткина. Питанием нас стали обеспечивать продпункты. Дальше через Махачкалу до Насосной ехали поездом. На сборном пункте собралось много летчиков. На другой день меня и несколько товарищей отправили в учебный центр города Кировобад. Тут не слышно было грохота канонады, не воевали в небе самолеты, не рвались тяжелые бомбы — кругом тишина.

Сводки последних известий, передававшихся по радио, не приносили ничего утешительного. Наши войска пока отступали... А вот 9 августа мы узнали, что наша тяжелая авиация бомбила Берлин, Кенигсберг...

ladzimir@tut.by

Советская Белоруссия № 94 (24724). Четверг, 21 мая 2015