Известная оперная певица Нина Шарубина о любви к лошадям, огромных партиях и слушателях за рубежом
Солистке Большого театра оперы и балета Беларуси Нине Шарубиной, кажется, подвластны самые сложные партии мирового оперного репертуара. Ее голосом пели и Абигаиль в «Набукко», и Амелия в «Бале-маскараде», и Сантуцца в «Сельской чести», и Чио-Чио-сан в «Мадам Баттерфляй»... Не только в Беларуси. Солистка гастролировала в Австралии, Германии, Голландии, Испании, Франции и многих других странах. Пять лет назад за выдающиеся творческие достижения и большой вклад в национальное искусство Нина Шарубина была награждена медалью Франциска Скорины, в 2010-м удостоена звания «Заслуженный артист Республики Беларусь», а в этом – Государственной премии Беларуси. Как артистке удается удерживать такую высокую планку, как она запоминает огромные партии, отдыхает ли вне музыки и как ей работается в одном театре с мужем, узнала корреспондент «СВ».
– Нина Владимировна, приходя в театр, зритель видит состоявшуюся артистку с сильным голосом и успешной карьерой. А ведь когда-то любой артист был ребенком, играющим с куклой или машинкой. Какой вы были в детстве?
– Я выросла в прекрасном месте, деревне Калиновая на Могилевщине. Детство было не таким, как у современных детей, скажем, моего сына. Родители держали огород, большое хозяйство с домашней живностью. За всем нужен был уход. Поэтому уже класса с первого-второго мы с сестрой вовсю помогали родителям. Никаких каникул, лагерей... Летом начиналась самая работа, сенокос. Помогала отцу. Он работал конюхом. Просто обожала лошадей, это была моя страсть. Ухаживала за ними, гоняла с мальчишками верхом. Вплоть до того, пока не поступила в музыкальное училище.
– В такой атмосфере – природа, лошади, луг, лес – о чем мечталось тогда вам?
– Во-первых, я любила петь. Как бы это банально ни звучало, но пела я всегда. Слушала пластинки, выучивала слова, напевала. Даже на непонятных иностранных языках. А во-вторых, любила «учительствовать». Собирала детей, усаживала на скамеечки, нарезала тетрадки и проводила уроки. А серьезно стала думать о будущей профессии, когда пришла в музыкальную школу в четвертом классе. У нас была прекрасный руководитель хора Татьяна Кузина. Просто влюбилась в нее – и как в дирижера, и в человека. Появилась новая мечта – стать дирижером хора.
– А музыкальные гены у вас есть?
– Может, в каком-то колене были профессиональные музыканты. Но, к своему стыду, настолько глубоко не знаю свои корни. Среди бабушек-прабабушек, насколько мне известно, музыкантов не было. Но мама и дядя у меня хорошо играли на гармошке. Причем оба самоучки.
– Могли вы тогда подумать, что судьба приведет на большую сцену?
– Нет. Не могла представить это, даже учась в музыкальном училище. Я знала, что голос у меня неплохой. Но что я буду оперной певицей? Я даже не думала в этом направлении. У меня была цель окончить училище, поступить в консерваторию и быть дирижером хора. Все изменилось где-то на третьем курсе училища, когда я попала в класс по постановке голоса к педагогу по вокалу Людмиле Браиловской. Она помогла открыть возможности моего голоса. Я до этого пела неплохо эстраду, даже ездила на гастроли в Нижневартовск и Ташкент. Но не думала, что могу петь в такой высокой тесситуре. Пару уроков – и все, я влюбилась в это дело. Поняла, что эстраде очень далеко до такого настоящего пения. Правда, сложновато складывался мой творческий путь. В консерваторию поступила не сразу. И с театром тоже было все непросто. Но знаете, говорят, что сильным Господь Бог посылает испытания. Смотрю, порой у солистов складывается все гладко. Заканчивают консерваторию, уже где-то на пятом курсе попадают в театр, начинают работать. А у меня вот так – со сложностями.
– Если бы можно было выбрать – легко попасть в театр или же снова пережить то, что пришлось, как бы поступили?
– В моем случае лучше пережить. Считаю, в театр надо приходить готовой певицей, не только вокально, но и психологически. Театр – очень сложный и порой жестокий организм. Приходя в него, должен понимать – будут и удачи, и неудачи, и очень важно устоять перед неудачами, найти в себе силы работать дальше, не загонять себя в угол. Я через все это прошла. Не в театре – до него. В театр пришла вокально готовой, с партией Амелии из «Бала-маскарада» Верди и до сих пор пою ведущий репертуар. Не было ввода в профессию, вторых партий, постепенного роста – сразу в бой!
– Нина Владимировна, а что помогает постоянно держать эту высокую планку?
– Певицей, певцом нужно родиться. Одного голоса, который дает тебе Бог, очень мало. Нужна постоянная работа над собой – техническая, вокальная, эмоциональная... Сколько бы ни пел, какой большой опыт ни имел бы, в каждой оперной партии все равно будешь находить свои подводные камни. Казалось бы, что может быть сложнее той же леди Макбет Верди? Но вот беру новую партию Ярославны в «Князе Игоре» Бородина или Сенты из оперы «Летучий голландец» Вагнера – а там свои особенности, сложности. А текущий репертуар! Это масса материала, партии – «по километру». Еще и не на родном языке. И все надо держать в голове.
– А есть ли какая-то техника запоминания?
– У меня очень сильно развита зрительная память. Если мне начитывают текст, я его не запоминаю. Мне надо его видеть. Многое помечаю карандашом. Очень помогает. Даже помню, на какой странице находится та или иная ария.
– На сцене вам приходится быть и страстной Тоской, и жертвенной Аидой, и беззащитной Чио-Чио-сан. А какая вы в жизни, с друзьями, родными? Какой образ вам ближе всего?
– Откровенно говоря, у меня от всех есть понемногу. К примеру, когда хочется мечом взмахнуть – я Абигайль, когда поплакать – Аида. Всех моих героинь объединяет одно общее качество – все они женщины. И любящие женщины. Все до одной. Даже Абигайль. Многие считают ее кровожадной. Но я ее так не трактую – она несчастная, любящая женщина, готовая, как и другие героини, пожертвовать собой ради любви.
– Есть ли роль, которую вам хотелось бы сыграть?
– Очень хотела бы в сценическом варианте поработать над партией леди Макбет из оперы Верди. Я пела ее два раза в концертном исполнении. Образ очень сложный. Первое впечатление – Макбет «кровавая» женщина. Но на самом деле она не такая. Опять же, она делает все ради любви. Есть над чем поработать как драматической актрисе.
– К слову, где вам комфортнее выступать – в сольных концертах или в спектаклях?
– В спектаклях. Самое сложное – это спеть сольный концерт, где приходится один за другим сменять образы, характеры, костюмы, если это костюмированный концерт. В спектаклях есть антракты, партнеры, сценические движения – это определенно легче.
– У вас уникальный голос, который отмечают и наши, и зарубежные критики. А как вы его бережете? Ограничиваете ли себя в чем-либо?
– От мороженого и газировки я давно отказалась. Но лишь потому, что я их просто не люблю. А вообще я не сторонник того, чтобы от чего-то отказываться. Пытаюсь просто вести здоровый образ жизни. Высыпаться, нормально питаться. Стараюсь не петь чужой репертуар. За несколько дней до спектакля отказываюсь от всяких компаний, вечеринок, от которых устаешь и эмоционально, и физически. И вообще пытаюсь жить так, как комфортно. Будет тебе комфортно – будет и голосу комфортно.
– Вы выступали во многих странах мира. Чувствуете ли разницу в восприятии оперного искусства в Беларуси и за рубежом?
– Последние гастроли были в Англии. Белорусская опера была представлена там впервые. Нас предупреждали перед поездкой, что страна сырая, холодная и зритель холодный. Я этого не заметила, честно скажу. На одном спектакле зритель даже встал, что для англичан вообще не характерно. Так что большого различия не вижу. Единственное, вот в Германии зритель более раскованный. В Испании то же самое. Если что понравилось, вообще гвалт стоит в зале. Они даже ногами могут потопать. Наш зритель более стеснителен, сдержан.
– Нина Владимировна, репетируете ли вы дома?
– Как правило, нет. Могу «помычать» немного. Но не больше. Есть где заниматься. В театр можно приходить хоть за час, хоть за два до уроков. Да и соседей надо тоже немного пощадить. Дом новый, акустика там... Только запоешь – все звенит. Дома продолжаю работу над материалом, просто сижу с клавиром и учу текст.
– Скажите, а есть ли желание заниматься музыкой у вашего сына?
– Знаете, нет. С шести лет хотели отдать его в музыкальную школу, и все без успеха. Но он мальчик музыкально одаренный. У него очень хорошие слух, чувство ритма. Недавно исполнилось семнадцать лет, стал вырисовываться такой басок. Может, он и будет петь. Все для этого есть. Он часто напевает эстраду, иногда меня парадирует, довольно неплохо. В настоящее время хочет получить экономическое образование. А там будет видно. Все равно серьезно заниматься вокалом, считаю, мальчишкам стоит после двадцати лет, когда мутация голоса пройдет. К слову, муж у меня окончил строительный институт и только потом поступил в музыкальное училище и консерваторию. Мы на одном курсе учились, там познакомились. Так что, может, и у сына что-то подобное будет...
– Насколько знаю, вы с мужем работаете сейчас в одном театре. Сложно или легко работать супругам вместе?
– Муж работает заместителем генерального директора по производству. Но мы редко видимся в театре. У нас разные направления. Я в гримерке, он у себя. Существуем совершенно нормально в театре.
– Есть ли у вас отдых помимо музыки?
– Нет, к сожалению. Закончился урок по «Летучему голландцу» – хочу не хочу, напеваю партию... Ну как отдохнуть?! И дома все равно включаю запись и беру клавир. Даже с друзьями встречаемся, как бы ни хотелось, разговоры все равно о театре. Это жизнь. Иногда спрашивают о хобби. Какое хобби?! Вот мое хобби. Я занимаюсь любимым делом. Когда я пришла в театр, счастью не было предела. Я мечтала, добивалась, и я добилась своей цели – я солистка Большого театра Беларуси.
