Любимый актер, интеллектуал, сердцеед народный артист России Валентин Гафт создал собственный стиль в кино, театре и литературе. Он признанный мастер эпиграмм. Его герои — мятущиеся, импульсивные, благородные. Они не будут нервно курить в сторонке и жевать обиду, а всегда призовут обидчиков к ответу. Отметив недавно 80–летний юбилей, актер приехал в Минск с большим творческим вечером и нашел время для читателей «СБ».
— Валентин Иосифович, вы продолжаете писать эпиграммы, написали даже на Григория Лепса.
— Лепс такого темперамента исполнитель, что меня просто разрывает на части, когда его слушаю. И у него все это наполнено настоящими эмоциями, а не просто вой собачий. Получилась доброжелательная пародия:
Вчера весь вечер слушал Лепса
И до сих пор не успокоюсь,
Он так орал, идя по рельсам,
Что испугался встречный поезд.
Мне, кстати, сегодня приписывают много чужих стихов и эпиграмм. Таких, что мне и в голову никогда бы не пришли. Выходят сборники с моей фотографией и подписью... А там всякие мерзости про Мишку Боярского, про Наташу Гундареву. Чушь собачья! Но люди почему–то в это верят. Сейчас про Украину приписывают все время какие–то слова, которые я не говорил. Безобразие! Уже устал с этим бороться.
— Поработать в Минске вам, кажется, не довелось?
— В конце 60–х я снимался на «Беларусьфильме» в роли дрессировщика лисиц в картине про цирк «Жди меня, Анна». Была прекрасная актерская команда — Ольга Аросева, Ролан Быков. Как–то мы собрались вечером, и Ролан Быков написал на меня первую эпиграмму:
Что такое Гафт? Может, шкаф?
Или так не выговаривают МХАТ?
Может, это лай, лай сплошных лисиц
В шорохе своих и чужих ресниц?
Что такое Гафт? Вряд ли кто поймет.
Гафт– это, наверное, факт наоборот.
Наверное, он меня на это дело и вдохновил. Гениальный человек! Если бы в свое время Ролан стал министром культуры, у нас была бы совсем другая культура. Ему я показывал свои первые сочинения, и именно он сказал мне: «Тебе надо продолжать...»
— Вы снялись в обеих версиях «Мастера и Маргариты» у Юрия Кары и Владимира Бортко. У первого сыграли Воланда, у второго — Каифу и собирательный образ Человека во френче. Вы совсем не суеверны? Многие ваши коллеги считают, что от романа Булгакова стоит держаться подальше.
— Я абсолютно не суеверен. Тем более что Воланд для меня никакой не дьявол. По крайней мере, я так его для себя трактовал. Он просто заезжий авантюрист, может, актер провинциального театра или экстрасенс. В любом случае, Воланд — это сила, которая как может противостоит окружающему идиотизму.
— Какая из экранизаций вам ближе?
— Бортко уловил много вещей, которые Кара пропустил. Это разные фильмы и цели у них разные. Я считаю, вообще нельзя снять картину «Мастер и Маргарита», сравнимую с литературным материалом. Это невозможно. А еще главное отличие — у Бортко были деньги, а у Кары — нет.
— К вашему юбилею канал «Культура» показал ретроспективу спектаклей с вашим участием. В том числе «Сон Гафта, пересказанный Виктюком» по вашей пьесе. Что вы хотели ею сказать? Кажется, сводите свои счеты с советским прошлым.
— Сводить счеты со временем я не хотел. Потому что получил все. Гораздо больше, чем заслуживаю. Когда умер мой отец, я у него в столе нашел десять сталинских портретов, которые он хранил. Помню, долго на них смотрел... И когда умер Сталин, это была трагедия для таких, как я. Хотя весь дом был полон детей «врагов народа». Я не был особенно интеллектуально развит, многого не понимал, не видел.
Мне захотелось вернуться в то время, и я написал пьесу. Я хорошо знаком с Эдвардом Радзинским. Играл в его произведениях «Обольститель Колобашкин», «104 страницы про любовь» у Анатолия Эфроса. Послушал, что говорит Радзинский о сталинском времени. И когда писал свою пьесу, пользовался его книгой о Сталине.
— Многие считают, что Радзинского вы там высмеяли.
— Да, высмеял, но сам того не желая. Я никого не хотел высмеять. Там Зюганов у меня есть, Жванецкий, но я был тогда с ним в ссоре и кое–что написал сгоряча. Теперь уже вычеркнул.
Для меня сталинская эпоха — время моей молодости. А молодость всегда прекрасна. К фигуре Сталина еще будут возвращаться. Она не будет просто так забыта. Слишком сильно этот образ вошел в наши гены. У меня в пьесе есть такие стихи:
«Цирк» кинофильм смотрело много поколений,
Страна трудилась, полстраны сидело.
Рубили головы мы прямо на арене,
Но почему так сладко сердцу пелось?
— Вы упомянули Анатолия Эфроса, которого называете вашим любимым режиссером. Почему многие его спектакли запрещали?
— Он шел избранным путем. Находил новый материал. Но говорил в спектаклях больше, чем было написано. Умел определить новый смысл, который вдруг прорывался в совершенно неожиданных местах. Штампы уходили на задний план. Хотя мы ничего не делали особенного на сцене. Просто разговаривали, и вдруг в каком–то месте — остановка, взрыв! Что произошло? Произошло вскрытие взаимоотношений. Режиссер вскрыл рану — дальше герой либо будет жить, либо умрет. Эфрос в режиссуре вел себя, как врач. Он брал простую пьесу и находил в ней болевую точку. А рядом были идиоты, которые кричали: «Я буду громить власть! Я буду громить эту систему!» И в конечном итоге Эфрос был сильней.
— Вам часто предлагали роли военных: «О бедном гусаре замолвите слово», «Анкор, еще анкор!», «Жизнь Клима Самгина»...
— Я не считаю себя выдающимся киноартистом и никогда не говорил о себе так. Всегда, когда собирались великие, я сидел с краю и не смел о себе говорить. Сейчас, когда прошло время и многие ушли, понимаю, что шел в правильном направлении. Роль офицера Трифонова в фильме «Жизнь Клима Самгина» — моя лучшая роль в кино. Виктор Титов снял прекрасный фильм по грандиозному произведению Горького, в котором писатель решился сказать правду о России. С годами стал близок персонаж из «Анкора...». Я благодарен Пете Тодоровскому за то, что он меня пригласил. Я все–таки не очень подходил на роль полковника Советской Армии. Когда проходит 20 лет, и я смотрю на себя, как на чужого человека, мне даже что–то в этой роли нравится. Картина не совсем получилась целиком, но там есть хорошие актерские работы. И Петя вложил туда свой смысл. Плачешь, когда смотришь ее сегодня. Она, кстати, имела большой успех в Японии. Мы были на фестивале в Токио. Фильм получил там приз. Японцы русское искусство как–то по–особому понимают.
— В одном интервью вы говорили, что вам нравится актер Максим Суханов.
— Да, Максим Суханов. Кроме него — Сергей Маковецкий, Владимир Вдовиченков. Работа всей актерской компании в «Евгении Онегине» Римаса Туминаса в вахтанговском театре — полет высокого класса. Очень мощный спектакль.
— Одно дело, когда играет почти вся труппа, и совсем другое, когда три часа на сцене два актера, как в вашей премьере «Игра в джин», где вы играете с Лией Ахеджаковой. Расскажите об этой работе.
— Там много тем, но, наверное, главная — тема одиночества. Когда играем с Лией, начинаем пробиваться к сути через какие–то характерные вещи. Начинаешь меньше изображать и больше понимать. Мой герой всего лишился. Он проиграл свою жизнь. И тут ему выпадает шанс что–то вернуть. Это очень сильная пьеса. Будем играть, пока силы будут.
pepel@sb.by
Советская Белоруссия № 179 (24809). Пятница, 18 сентября 2015
