Серебряный призер Олимпийских игр в Сеуле Игорь Лапшин с радостью принял приглашение вспомнить события, очевидцем которых был. Однако признание Тайсона Гэя и допинговый скандал в сборной Ямайки заставили начать разговор не с воспоминаний, а с впечатлений.
— Не кажется ли вам, что сегодня мы начинаем наблюдать за закатом невероятной команды спринтеров из Ямайки?
— Я бы не спешил так говорить. Многое будет зависеть от политики Всемирного антидопингового агентства. Там, как широко известно, далеко не ко всем относятся одинаково. А тут Ямайка и, самое главное, — икона мирового спорта Усэйн Болт... Мне трудно сказать, что в последних историях правда, что — нет. Кажется, как будто многие в своих «откровениях» откровенно недоговаривают. Но факт есть. А это значит, что и среди ямайских бегунов отнюдь не все святые.
— Помнится, в 1988 году был тоже один спортсмен, который, как и сегодня Болт, рвал всех соперников в клочья. Звали его Бен Джонсон. Он побил тогда мировой рекорд на стометровке (9,79), побил знаменитого Карла Льюиса, но золотая медаль была у него всего несколько часов. Потом были анаболики и невероятного размаха скандал. У вас, участника той Олимпиады, не было ощущения, что мир рушится?
— Нет, я всегда рассматривал те события как трагедию одного человека. Джонсон тогда буквально на глазах превратился из кумира в изгоя.
— Один из своих мировых рекордов (на 200 м) Флоренс Гриффит–Джойнер установила там же, в Сеуле. Вам довелось увидеть забег?
— Вживую не видел, хотя, конечно, впоследствии пересматривал его много раз. И скажу вам как специалист: от ее движений я получал наслаждение. Человек настолько хорошо владел своим телом, что, даже устанавливая рекорд, делал это легко, с улыбкой на лице, как будто не прилагая особых усилий.
— Однако внезапная смерть, согласитесь, позволила многим усомниться в законности этой легкости.
— А мне кажется, что в истории Флоренс многое притянуто за уши журналистами. Связывать ее смерть со спортом и, в частности, с допингом, конечно, можно, но я бы так не делал. Слишком много факторов влияет на здоровье.
— Реально ли побить рекорд Кратохвиловой?
— В это верится, потому как непобиваемых рекордов, конечно, нет. Но, учитывая теперешнюю ситуацию, понятно, что это будет сделать очень непросто. Хотя... Одно время многим казалось, что и рекорды Майкла Джонсона никто не побьет, но вот нашелся Болт и их не стало.
— Говоря о мировых рекордах, нельзя обойти вниманием тему правил соревнований. Скажем, когда сместили центр тяжести у копья, отсчет достижений копьеметателей начали с нуля. В противовес этому изменение правил в прыжках с шестом оставило в силе рекорды Сергея Бубки. Нет ли здесь противоречия?
— Я вообще негативно отношусь к переписыванию истории. Тогда были одни правила, сейчас другие. Ну и что? Никому же не приходит в голову переписывать таблицу мировых рекордов в спринте только потому, что сейчас спортсменам вообще не позволено делать фальстарты. А ведь, согласитесь, такое ограничение не может не сказываться в беге на те же 100 метров.
— Многие из старых мировых рекордов установлены отнюдь не на самых элитных соревнованиях. Это не чемпионаты мира и не этапы Кубка мира, что–то типа внутриболгарских состязаний в маленьком городке Стара Загора, на которых вошла в историю Йорданка Донкова (ее рекорду на 100 метров с барьерами, 12,21 секунды, в августе будет четверть века). Может, пришла пора ужесточить правила фиксации такого рода достижений?
— Понятно, что в старые времена, даже на московской Олимпиаде, возникали скандалы с измерениями. Но тогда это был больше не спорт, а политика... Что до мировых рекордов, то ИААФ давным–давно ввела необходимые правила. Совсем на дворовых соревнованиях никто ничего официально не фиксирует. Но уж если Международная федерация зафиксировала то или иное достижение, то значит, рекорд был, все критерии были соблюдены. Зачем сомневаться в этом, не понимаю.
Советская Белоруссия №129 (24266). Вторник, 16 июля 2013 года.
