На белорусской земле рождались как настоящие, так и придуманные подвиги. Первые – благодаря военным, вторые – писателям
23 ИЮЛЯ 1812 года под могилевской деревней Салтановка в ходе трехчасового боя русская армия Багратиона отбилась от войск французского маршала Даву и, вырвавшись из создаваемого им окружения, переправилась через Днепр, взяла курс на Смоленск. Там она соединилась с армией Барклая-де-Толли, похоронив план о блицкриге. Так на белорусской земле был вбит первый гвоздь в гроб намерений завоевателя Европы. Точно такая же картина повторится через 129 лет, когда гитлеровские орды впервые серьезно забуксуют именно на Могилевщине — под знаменитыми Буйничами. Корреспондент «БН» прошел по местам сражения двухвековой давности.
Прадеды воевали, их правнуки – сотрудничали
Мой путь начался от часовни-памятника, что стоит на двенадцатом километре шоссе Могилев — Бобруйск. Символическое, недавно подновленное красивое строение — прекрасный ориентир для исследователя: монумент был поставлен к 100-летию боя, по меркам истории это срок небольшой. Значит, надписи на памятнике о том, что на этой позиции у Фатово-Салтановка был остановлен Даву, верить можно и даже нужно. От этого «маяка» я и оттолкнулся. Особенность памятника, когда белорусы и поляки, воюющие за Александра I, столкнулись с соотечественниками, дерущимися за Наполеона, еще и в том, что его архитектором является Константин Михайлов, чей прадед-артиллерист бился под Салтановкой, а дед скульптора Петра Яцыно, представитель известного польского шляхетского рода с Гродненщины, был кавалеристом и ходил вместе с уланами в атаку на позиции русских пушкарей.
Кроме часовни, никаких легкоузнаваемых примет-ориентиров на месте боя больше не сохранилось. Благодаря «Истории Отечественной войны 1812 года» М. И. Богдановича, а также «Воспоминаниям генерала Брандта о походе в Россию», опубликованным в «Военном вестнике» за 1864 год, можно восстановить перипетии боя.
Раевский, входивший в армию Багратиона, имел примерно пятнадцать тысяч солдат. Русские не располагали сведениями о силах Даву, но их, как теперь известно, было почти вдвое больше — 28 тысяч. Багратион рассчитывал связать противника боем и в то время переправиться через Днепр. В случае же успешного боя русские бы прорвались на прямую дорогу к Витебску или же на хорошую смоленскую дорогу. Но чтобы можно было спокойно переправиться, сначала нужно было измотать Даву.
Французские позиции под Салтановкой были хорошо прикрыты природным рельефом. С фронта их защищал ручей в глубоком овраге, через который по большой дороге была построена плотина из наваленных деревьев и настлан мост. С востока протекал Днепр; местность, прилегающая к реке, была заболоченной и непроходимой для войск.
На рассвете 23 июля Раевский начал атаку силами двух егерских полков 12-й пехотной дивизии. Французские посты были оттеснены за плотину, но взять ее не удалось.
К полудню к месту боя прибыл маршал Даву и взял командование на себя. Раевский поручил 26-й дивизии Паскевича обойти позицию французов слева по лесным тропам, сам же он намеревался одновременно атаковать основными силами по дороге вдоль Днепра. Паскевич с боем вышел из леса и занял деревню Фатово, однако неожиданная штыковая атака четырех французских батальонов опрокинула русских. Завязался бой с переменным успехом; французам удалось остановить натиск Паскевича на своем правом фланге. Обе стороны разделял ручей, протекающий в этом месте по окраине леса параллельно Днепру.
Сам Раевский атаковал в лоб фронтальную позицию французов тремя полками. Перед Смоленским пехотным полком была поставлена задача: наступая по дороге, овладеть плотиной. Два егерских полка (6-й и 42-й) в рассыпном строю обеспечивали наступление на плотину. В ходе атаки колонну Смоленского полка в правый фланг опасно контратаковал батальон 85-го французского полка. Командир Смоленского пехотного полка полковник Рылеев был тяжело ранен картечью в ногу. В критический момент боя Раевский лично возглавил атаку, повернул колонну и отбросил французский батальон за ручей.
Багратион убедился в силе позиции противника. Нарастить свои силы он не мог из-за слишком узкого поля сражения и сложного рельефа. В ночь на 24 июля Раевский отошел от Салтановки к Дашковке, оставив сильный арьергард.
Ручей и «Егерь» помнят все...
По словам Богдановича, опиравшегося на свидетельства участников боя, важным рубежом боя был неоднократно упомянутый безымянный ручей, идущий параллельно Днепру. Раз он действительно разделял войска, значит, 200 лет назад был глубок, и переправляться под огнем через него было вдвойне опасно. Более того, ширина водной преграды и болотистых берегов не позволяла пулям долетать до противника (то есть от берега до берега было свыше 50—70 метров — именно такие были «мощности» у ружей в те времена). Я подумал, что у такой заметной преграды был шанс «дожить» до наших дней, и ручей можно найти. И отправился в Салтановку искать знатока окрестностей.
64-летний Андрей Герасимович стал для меня настоящей находкой: еще мальчишкой в послевоенное время он так излазил лесные окрестности, что потом не раз помогал группам поисковиков-армейцев разыскивать мины, оружие, технику времен Великой Отечественной войны, которые тут можно было найти даже без металлоискателя вплоть до 70-х годов.
— Вдоль Днепра много безымянных ручейков. Но вот плотин на ней ни разу не встречал. Оно и понятно: дерево ведь не вечно. Помню, правда, что отец-партизан, воевавший тут же, на Могилевщине, говорил, что переправы через лесные реки (а плотина строилась наверняка на месте давно разведанного пути) отмечались камнями-валунами. Нечто вроде «маяка», видного над поверхностью воды. Такой обычай существовал испокон веков, а при Екатерине II деревенским старостам было вменено в обязанности следить за «караулистыми камнями». Один такой камень, лежащий недалеко от ручья, я помню. Его отец мой называл «Егерем» или «Егерским».
— «Егерем»? Почему? Если камню и вправду сотни лет, то непонятно: охотников у нас так не звали — немецкое слово закрепилось за служащими охотхозяйств намного позже.
Он привел меня к камню. Тот оказался небольшим — есть риск в темное время суток его и не заметить. До валуна ему расти и расти. Почему таким «малышом» отметили плотину? И тут, заглянув в описание боя, сделанное М. Богдановичем, читаю: «Два егерских полка (6-й и 42-й) в рассыпном строю обеспечивали наступление на плотину». Так, может быть, камень получил название не в честь охотника, а в честь стрелка легкой пехоты! Туда, как известно, брали малорослых — до 167 сантиметров (так, невысокий Михаил Кутузов начал свою строевую службу именно с егерей). Выходит, народная память сохранила это место как полосу наступления легких пехотинцев Раевского. А егеря всегда идут впереди основных сил, следовательно, именно тут три полка Раевского старались взять плотину в лоб.
А вот и сам ручей: действительно, камень точно обозначает «фарватер» плотины, по которому когда-то проезжали телеги. Правда, овраг за двести лет стал уже, да и сама «ниточка» воды бежит по самому его дну — но ручей все-таки сохранился.
«Из меня сделали римлянина...»
Еще один «памятник» боя в картине Николая Самокиша «Подвиг солдат Раевского под Салтановкой». На первом плане — сам генерал со своими сыновьями 16 и 11 лет, одетыми в пехотные мундиры. Стараясь подбодрить несущих большие потери солдат, Раевский словно говорит: «Мы жертвуем собой. Не пожалейте и вы жизней за родину».
Эта красивая история, к сожалению, имела только долю правды. Действительно, старший, 16-летний Александр, и вправду участвовал в атаке, в составе одного из наступавших полков, но вдалеке от отца. А вот присутствие подростка в бою — миф. Не бывало в те времена 11-летних военных, и сыном полка Раевский-младший при живом-то отце быть не мог.
Более того, спустя годы сам генерал Раевский в разговорах с поэтом Константином Батюшковым, отразившим слова героя 1812 года в своей книге «Чужое — мое сокровище. Из записной книжки 1817 г.» утверждал: «Из меня сделали римлянина, милый Батюшков. Про меня сказали, что я под Дашковкой (именно эта деревня, а не Салтановка была ориентиром местоположения боя в XIX веке. — Авт.) принес на жертву детей моих». — «Но помилуйте, ваше высокопревосходительство, не вы ли, взяв за руку детей ваших и знамя, пошли на мост, повторяя: вперед, ребята; я и дети мои откроем вам путь ко славе, или что-то тому подобное?» Раевский засмеялся: «Я так никогда не говорю витиевато, ты сам знаешь. Правда, я был впереди. Солдаты пятились, я ободрял их. Со мною были адъютанты, ординарцы. По левую сторону всех перебило и переранило, на мне остановилась картечь. Но детей моих рядом не было в эту минуту. Младший сын сбирал в лесу ягоды (он был тогда сущий ребенок, и пуля ему прострелила панталоны); вот и все тут, весь анекдот сочинен в Петербурге. Твой приятель (Жуковский) воспел в стихах. Граверы, журналисты, нувеллисты воспользовались удобным случаем, и я пожалован римлянином. Вот как пишется История!»
Пусть это миф, зато все остальное — правда. Удержав Даву у Салтановки, Раевский нанес потери французам, позволив главным силам Багратиона спокойно переправиться у Нового Быхова через Днепр — и уйти на соединение с Барклаем к Смоленску. У белорусской деревни Салтановка был утерян последний шанс Наполеона на блицкриг.
Денис ТРОФИМЫЧЕВ, «БН»
Фото автора
