Сценарии спортивной жизни
(Окончание. Начало в предыдущем номере.)
Итак, мы остановились на Анатолии Кашпировском. Помните, как это было?
Миллионы советских семей собирались у телеэкранов, чтобы избавиться от энуреза и заикания, вылечить мигрень или впасть в легкий приятный транс. В самый что ни на есть прайм–тайм по первой программе советского телевидения показывали сеанс массового гипноза, вы помните? А знаете, как было на самом деле?
Эта история столь туманна, сколь и запутанна. Ее бы можно было сравнить с поисками снежного человека, если бы со снежного человека она не начиналась. В знаменитой телепрограмме «Взгляд» редактором работал некто Вадим Белозеров, он не переставая искал сенсацию и был одержим странной идеей — поехать на Алтай, выследить снежного человека, загипнотизировать его и показать этот сюжет по телевидению. Когда судьба свела его с тренером–психологом советской тяжелоатлетической сборной Анатолием Кашпировским, можно сказать, что они нашли друг друга...
Скромного психотерапевта из Винницы пригласил помочь штангистам Давид Ригерт. Он как раз возглавил советскую сборную и нуждался в новых методиках. Мастер спорта по тяжелой атлетике Анатолий Кашпировский на первом сборе в Феодосии в 1987–м предстал в образе крашеного шатена. Надо ли говорить, что началось сразу. Кашпировский прочитал лекцию, из которой вытекало, что гипнозу поддаются только сильные личности, слабых гипноз не берет. «На следующий день все сильные личности потянулись к нему на прием, — вспоминает бывший член советской сборной Леонид Тараненко. — Остались в стороне только «слабаки»: я, Курлович, Захаревич и Храпатый. Конечно же, мы видели, что происходило на его сеансах с остальными: и руками они мотали, и дыхание у них учащалось». Но самое удивительное открытие поджидало белорусского штангиста несколько позже. «Я разговаривал с Женей Сыпко. Так он мне признался, что притворялся на сеансах Кашпировского. Якобы главный тренер просил, чтобы не обижали психолога...»
Из воспоминаний супруги Давида Ригерта: «Анатолий Михайлович с большим желанием приступил к занятиям с нашими атлетами. Параллельно стал подрабатывать. По его просьбе Давид Адамович договаривался с директорами домов культуры, где Кашпировский проводил сеансы коллективного гипноза. Вместе с Анатолием Михайловичем работал оператор, который фиксировал на видеопленку каждое публичное выступление маэстро. После трудового дня собирались в нашем гостиничном номере. Кашпировский приезжал с огромным букетом цветов от поклонников. Цветы отдавал мне в знак благодарности за оказанные Ригертом услуги. Включали видеомагнитофон, просматривая концерты Анатолия Михайловича, и... от души смеялись. Не знаю, помогли ли заговоры Кашпировского тяжелоатлетам, но в домах культуры его сеансы сопровождались неизменным аншлагом, а кассеты с видеозаписями расходились влет».
Кашпировский проработал с тяжелоатлетами несколько месяцев. Перешедший от занятий штангой к бизнесу Анатолий Писаренко познакомил его с украинским комментатором Валентином Щербачевым, вместе они уже подобрались к киевскому телевидению. Оставалось наладить телемост Киев — Москва, тут–то и подвернулся Белозеров...
Леонид Тараненко не очень любит рассказывать, что «благодаря» Кашпировскому в 1987–м его не взяли на чемпионат мира. Конечно же, психолог припомнил его строптивость и в решающий момент заявил, что спортсмен не восстановился психологически. «От чего?» — пытался спросить белорус, да только и так все было понятно.
Сколько раз он пострадал от московских жуликов, Тараненко и сам не помнит. «Я установил 39 мировых рекордов, но по милости чиновников послано на регистрацию было только 19». Презенты, подношения, взятки — даже в таком очевидном виде спорта, как тяжелая атлетика, они зачастую играют решающую роль. «Меня бы и в Москву на Олимпиаду могли не взять, да только уж очень силен был болгарин Христов — тогда все боялись проиграть...» Впрочем, уже в 1981 году чиновники взяли реванш. Тогда из советской сборной отчислили двоих закадычных друзей, двух олимпийских чемпионов — Леонида Тараненко и Султана Рахманова.
— За что? — хочется спросить сегодня.
— Мы попали под пресс нового главного тренера команды Анатолия Прилепина, — вспоминает Тараненко. — Прежде всего охота шла за Султаном. Может, это была ревность, может, еще что.
— Откуда ревность-то?
— Не удивляйтесь. У Рахманова в Днепропетровске были такие условия, что любой мог позавидовать. Могу, например, сказать, что если у Султана в машине ломался карбюратор, то меняли машину.
В 1981 году спортсменов банально подкараулили на базе в Подмосковье. «Питание там было паршивое, вот мы с Султаном и выехали к нашему другу на парниково–тепличный комбинат, где угостились жареными шампиньонами, свежими овощами и фруктами. Да, приехали с запахом спиртного, но не пьяными же...»
История эта тем горше, что олимпийский чемпион Москвы Султан Рахманов после нее так больше и не вышел на помост. Психологический удар был столь силен, что восстановиться после него победитель самого Алексеева не сумел. Он так и не смог понять, как можно за мелкое нарушение отчислить из сборной стопроцентного будущего чемпиона мира. У него начались аллергии, вообще черт знает что...
В десятом классе он спас своего младшего брата из–под колес машины. Сам получил тяжелые переломы бедра и стопы, долго восстанавливался...
Рахманов, который на тренировках поднимал по 30 — 40 тонн, никак не мог понять, как он, Рахманов, ничего не может поделать с тем, что мышцы на его ногах рвутся, как старая ткань...
В олимпийской Москве Султан был красавцем, который не мог набрать вес более 145 кг. На него заглядывались девушки, и он не был монахом. А после отчисления на нервной почве он страшно поправился. На стыке веков он был уже под двести кило и не соглашался взвешиваться. Он умер 5 мая 2003 года в своем саду в деревне Днепровокаменка...
30 октября 1983 года Султан Рахманов пришел поболеть за своего друга — за Тараненко. Вместе с ним на трибунах московского спорткомплекса, где проходил чемпионат мира, оказался еще один человек, но пока его имя хочется оставить в тайне. Каково же было их удивление, когда вместо Леонида они увидели на помосте Вячеслава Клокова. «Где Тараненко?» — спросил Рахманов. «В ЦИТО». Когда Султан и его спутник оказались в Центральном институте травматологии и ортопедии, Леонида аккурат вывозили из операционной...
Свое начало эта история получила годом раньше. Тогда за месяц до отъезда на мировое первенство в Любляну Тараненко обратился к сыну знаменитого советского спортивного врача Зои Мироновой Сергею с жалобой на боли в спине. «Он сделал новокаиновую блокаду, и, хотя после нее я почувствовал заметное улучшение, из сборной меня поспешили списать как больного. Я поехал на какой–то Кубок в Казань и установил там два мировых рекорда. Так сказать, в пику спортивным дельцам», — за давностью лет Леонид сегодня может быть откровенным. А тогда? Не знал тогда Тараненко, что международная федерация сделает выволочку советским чиновникам за то, что прислали на чемпионат мира отнюдь не всех сильнейших. Не знал он и того, что чиновники не любят и уж тем более не умеют проигрывать. Через год боли в спине повторились, снова последовала новокаиновая блокада, да только вот эффект от нее оказался совершенно иным. «С каждым днем становилось все хуже и хуже. Меня госпитализировали, но причину найти не могли. Это потом я узнаю, что вместе с новокаином мне занесли стафилококковую инфекцию. Развивался воспалительный процесс, происходило разложение жировой клетчатки. Когда уже не мог сопротивляться, Миронов вместе с ассистентом сделали новую блокаду — от боли я погнул прутья на кровати. Лишь спустя две недели после госпитализации мне сделали пункцию из мышцы... Я уже буду выздоравливать, когда мне расскажут, что в тот момент до сепсиса оставались примерно сутки...»
Когда Леонида вывозили из операционной, навстречу уже бежали Султан Рахманов и их общий друг — бармен Леня Коп. Им стоило лишь взглянуть в глаза Сергею Миронову, чтобы понять всю тяжесть ситуации. Для спасения жизни Тараненко требовался немецкий препарат кантрикал, а его в ЦИТО не было... Верните себя в те годы, прочувствуйте весь драматизм. Это вам не сегодняшний мир с его потребительским изобилием. А в восьмидесятые многое, если не все, приходилось доставать по блату, по связям. Леня Коп принес необходимое количество ампул кантрикала через два часа после разговора с Мироновым. Где он его доставал, как, по какой цене? Спустя четверть века после тех событий Тараненко говорит лишь о том, что ему требовалось минимум 50 ампул кантрикала, а одна ампула стоила 50 рублей...
Помните, вчера мы рассказывали вам о том, как удивительно переплелась спортивная судьба Тараненко с судьбой Василия Алексеева? Их породнила не только штанга, но и характер. А ведь все могло быть совершенно иначе, поступи Леонид после школы в Высшее военное летное училище в Чернигове. Но его забраковали. Обнаружили под коленями костные наросты, сказали, что от этого на большой высоте будут возникать дикие боли, отправили домой. Тараненко пробовал поступить в Брестский пединститут, но и тут не получилось. «На отделение физической культуры, куда я шел, взяли команду борцов из Грузии. Они были кандидатами в мастера спорта по вольной борьбе. Собственно, эти два слова они и знали по–русски — «борба волная» и «кандыдат», — Тараненко сегодня соглашается, что его кто–то словно все время вел в одном направлении.
...Тогда, после вузовского фиаско, после возвращения в родную Малориту на завод учеником фрезеровщика, до встречи штангиста с главным тренером в его жизни оставалось всего полгода.
«С детства в моем представлении атлет — это не гнущийся ни перед чем и ни перед кем боец. Сила — ради гордости и чести. Особый дух — сознание значения достойной жизни. Та самая крепкость чувств, которая не ржавеет в невзгодах, та физическая и душевная стойкость, когда человек — всегда человек. Спортивный праздник, спортивные испытания, торжество силы без этого смысла — занятие, не столь уж отличное от развлечений животных». Так пишет о себе сын советского разведчика, олимпийский чемпион Рима Юрий Власов. Выпускник суворовского училища, он в 1953 году поступил в Военно–воздушную инженерную академию имени Жуковского, где и начал заниматься штангой. Он прекрасно помнит, как «выучился тренироваться в одиночку. Слишком часто учебные занятия и различного рода домашние задания занимали вечера, другого времени для них просто не существовало. Поэтому я начинал тренироваться поздно вечером и кончал едва ли не ночью... Сколько раз я вынужден был обрывать тренировки: дежурный администратор отказывался ждать, с каждым из них надо было уметь ладить... Возвращался ночными улицами, Петровским парком, пустым трамваем... Дома уже все спали. Искал на кухне ужин. Мама заботливо заворачивала его в одеяло или придавливала подушками: не остынет».
Он быстро поднимался в силе, очень быстро. На первых соревнованиях в декабре 1953 года (штангу Власов тогда только–только взял в руки) выжал 85 кг, вырвал 80 и толкнул 95 кг (на грудь взял 105, но с груди не толкнул). Уже в январе 1954 года, то есть через месяц, выжал на десять килограммов больше...
Вместе с ростом силы он верил в ее справедливость. Он был насквозь пронизан убеждением, что обязан дать людям пример мужества и физической несокрушимости.
Он был влюблен и был любим...
Леонид Тараненко воспитывался в Малорите в простой семье. Мама — портниха, отец — водитель. «Он был родом с Полтавщины, правда, из раскулаченных. Деда забрали на Колыму, бабушка одна поднимала детей, но умерла. Их осталось четверо, в войну двое «затерялись».
Сколько у нас еще таких простых семей? Сколько сломанных судеб, сколько горьких расставаний!
Вот вам еще одна цитата из исповеди олимпийского чемпиона: «Когда в Малорите открыли ДЮСШ по легкой атлетике, все пацаны рванули туда: там давали кеды бесплатно».
Вроде бы хорошо, что то время ушло безвозвратно. Но на самом ли деле хорошо?
С кандидатом технических наук, автором десятков изобретений Иваном Петровичем Логвиновичем мы спускаемся в легендарный подвал здания НИИМЭСХ Нечерноземной зоны (сегодня это РУП «Научно-практический центр НАН Беларуси по механизации сельского хозяйства»), куда в начале 1974–го он привел Леонида Тараненко, чтобы «вылепить» из него олимпийского чемпиона.
Свой зал тяжелой атлетики Логвинович построил собственными руками. Он «лепил» его из своих представлений, а потому дневал и ночевал тут. Своего будущего чемпиона он заприметил на республиканских соревнованиях общества «Урожай», где Тараненко совершенно неожиданно (и прежде всего для самого себя — как–никак первые в жизни соревнования!) занял второе место. Им хватило всего одного разговора, чтобы дальше пойти по жизни вместе.
Из беседы с Тараненко: «У Ивана Петровича был такой тест. Если мы встречали на дороге лужу, он всегда смотрел, с какой стороны я ее обойду. Если я обходил ее с той же стороны, что и он, значит, в тот момент мы мыслили одинаково. Это ему говорило о многом».
Из беседы с Логвиновичем: «Талантливый человек — это уверенный человек. Он откровенен, у него глаза не бегают, он знает как и твердо идет к своей цели. Таким я и увидел Леню в 1974–м».
...К сожалению, годы и люди сделали свое черное дело. Более 10 лет назад Логвинович, разругавшись с руководством института, поклялся не ходить в свой зал. Нам удалось заставить его нарушить данное себе слово, но, честно говоря, уже сейчас так и хочется воскликнуть: зря мы включали мобильник, чтобы найти выключатель и включить в этой тьме свет. Зал, который когда–то окончательно склонил Тараненко к решению серьезно заниматься тяжелой атлетикой, сегодня напоминает обыкновенную «качалку». На стенах еще висят плакаты со словами Логвиновича, но ленинградской штанги («такой блестящей», как говорил Леонид) нет и в помине. Ей «приделали ноги». Иван Петрович по этому поводу вспоминает Шуру Балаганова, но от его слов совсем не смешно. Обвалившаяся плитка, дыры в полу дополняют картину, которую разум отказывается принимать в качестве реальности...
В 1963 году Юрий Власов выступал на партийном собрании ЦСКА. Неожиданно для собравшихся он предложил ведущим спортсменам армии (и страны) обратиться в ЦК партии. Смысл обращения: «Тот спорт, которым мы занимаемся, не имеет ничего общего с любительским, тем более массовым, более того, он обирает массовый спорт... С другой стороны, так называемый большой спорт — откровенно профессиональный, беспощадный по своей сущности. И вывод: большой спорт в таком виде не нужен стране, его следует ликвидировать...» В своей книге «Справедливость силы» Власов отмечает, что предложение вызвало негодование почти всех армейских спортсменов–коммунистов: «Меня обвинили в том, что я разоружаю нашу идеологию перед буржуазной. Дело приняло такой оборот, что встал вопрос об исключении меня из партии. Доложили обо всем Н.С.Хрущеву, но он одобрил мою принципиальность, и это приостановило дальнейший разворот событий. Потом я выступил точно с таким же предложением в ЦК ВЛКСМ. Мое выступление было третьим или четвертым — после него совещание сразу же закрыли... Я продолжал в интервью, рассказах высказывать сходные мысли и заработал ярлык человека, «враждебного нашему делу». Мне заткнули рот — почти на двадцать лет...»
Леонид Тараненко сегодня возглавляет предприятие по производству соков. Уточняет сразу: «Не абы каких, а класса «премиум». Правда, народ наш в соках не разбирается, стараясь купить продукцию подешевле...
С тяжелой атлетикой он, конечно же, не порвал. Олимпийского чемпиона несколько раз в месяц можно увидеть в «родном» подвале, правда, большей частью он ходит туда, чтобы попариться в баньке, которая до сих пор помнит жар Логвиновича. Дважды Тараненко уезжал в Индию, где тренировал женщин. Одна из его воспитанниц стала призером Олимпийских игр. А например, в настоящее время Тараненко консультирует готовящегося к поездке в Пекин литовского штангиста Рамунаса Вишняускаса.
Иван Петрович Логвинович неутомим. О нем говорят, что он серьезно болен, а он рассказывает, как мальчишкой в 1943–м нес гранату, да, увидев немца, уронил ее себе под ноги. «Взрыв, меня подбросило на несколько метров, я был в эпицентре, но со мной ничего не случилось». Иван Петрович показывает свои старые фотокарточки, на которых видно, как он поднимает штангу на лугу. Глядя на них, мы легко представляем, как молодой штангист Логвинович однажды выиграл спор у колхозного председателя, засомневавшегося в его способности поднять коня. Поднял — получил бутыль самогона...
Завидев фотокора, Петрович берет в руки свой уникальный прибор, который изобрел 35 лет назад. Казалось бы, простейшая вещь, а никто не придумал ничего лучшего для контроля за поднятием штанги. Логвинович утверждает, что видит вещие сны. Он рассказывает, что совсем недавно на чемпионате страны дал свой прибор для разминки одного из членов нашей сборной и сейчас может почти наверняка сказать, что тот победит в Пекине. Он говорит еще и еще, он называет имя будущего чемпиона, но в этот момент мы уже стучим по дереву...
Кстати
Наиболее древним способом доказательства силы является борцовский поединок. Со временем, однако, разобрались, что в таком поединке, кроме силы, решающую роль могут иметь и другие качества: хитрость, ловкость, выносливость, гибкость, быстрота. Поэтому для доказательства чистой силы стали использовать подъем тяжелых предметов: камни, мельничные жернова, кузнечные наковальни, тяжелые бревна, да мало ли еще что. В Древней Греции появились и специальные спортивные снаряды — гантели. Позднее уже использовались гири, и наконец мысль дошла до изобретения штанги как наиболее удобного снаряда, сначала шаровой, с невращающимся грифом, а затем современной — с дисками. Тяжести не только поднимали, но и бросали на дальность (естественно, более легкие). Классическими снарядами, вошедшими в арсенал «тяжелой» легкой атлетики, стали семикилограммовое ядро и двухкилограммовый диск (вместо пятикилограммового древнего). Иногда использовались и более тяжелые снаряды: так, известный борец Никандр Вахшуров сумел в начале XX века перебросить двухпудовую гирю через крышу железнодорожного вагона.
