Известный на весь Советский Союз актер Регимантас Адомайтис живет едва ли не в самом спокойном районе на окраине Вильнюса. Ездит на старой машине, выгуливает собаку, принимает гостей в комнате с шикарной мебелью конца 80-х годов. И тем удивительнее, что Адомайтис не живет прошлым: он заметно волнуется, когда говорит о новых ролях, и без сожаления вспоминает о своей былой всесоюзной славе. Особое место в творчестве прославленного литовского артиста образы людей искусства, которым и посвящается наша беседа.
- Господин Регимантас, есть ли какой-нибудь исполнительский принцип, который вы полагаете общим для всех сыгранных вами персонажей, входящих, условно говоря, в экранно-сценическую коллегию художников?
- Само понятие "искусства в искусстве" является неким общим знаменателем для такого рода персонажей, мне же всегда хотелось выявить и отобразить именно индивидуальность каждого из них, то есть найти в каждом характере что-то неповторимое, найти всякий раз новый угол зрения, под которым рассматривается судьба человека, посвятившего себя искусству. Словом, я прилагал все силы к тому, чтобы сыгранные мною в кино и театре художники были бы непохожи друг на друга.
- Их действительно ни с кем не спутаешь: печальный скульптор Повилас, интеллигент-"семидесятник" в фильме "Садуто-туто" и слегка пародийный нравный величественный Гендель в пьесе Пауля Барца "Встреча", раздавленный бесконечной чередой унижений желчный интеллектуал в "Эмигрантах" Мрожека и веселый экспериментатор Генри Хиггинс из "Пигмалиона" Бернарда Шоу... Что для вас означает такая форма творчества, как актерский дуэт?
- Когда в пьесе много или несколько персонажей, надо актерски приспособиться к каждому из них, а вдвоем играть, с одной стороны, легче, но с другой стороны - труднее, так как ты с единственным партнером все время находишься на сцене, да и общая нагрузка в дуэте побольше. Однако дуэтное общение с партнером отличается большей эмоциональной насыщенностью.
- Ваш герой в фильме "Садуто-туто" - признанный и вполне благоустроенный скульптор Повилас, казалось бы, отнюдь не обделен судьбою: у него есть талант, есть красивая, любящая, интеллигентная жена Мария, есть верный друг и коллега - одинокий неустроенный Пятрас. Отчего же он, ваш Повилас, так трагически несчастлив? Что его гнетет и какого рода тоска его снедает?
- Художника, наверное, всегда что-то мучит, терзает; он часто бывает недоволен собою и своим творчеством - это его естественное и перманентное душевное состояние. Если творческий человек доволен всем, то он как художник идет к концу и перестает быть таковым, ибо у него больше нет повода заниматься искусством как сферой вымысла. Эти постулаты воплощены в образах друзей-скульпторов.
Автор сценария картины "Садуто-туто" Витаутас Жалакявичюс стремился конкретизировать и запечатлеть моменты тогдашней жизни людей искусства как в духовных аспектах, так и в материальных вещах, приобретавших в фильме метафорический смысл. Такова, скажем, композиция "Человек в сетях", замысел которой возникает у Пятраса и Повиласа. Вообще, кино - удивительная вещь, и как там рождается искусство, для меня загадка...
- В отличие от ставшего зарубкой на памяти фильма "Чувства", повествующего о первых годах послевоенной жизни, "Садуто-туто" - это кино о настоящем времени. Как временнoй коэффициент сказался - и сказался ли? - на исполнительской манере вашего с Будрайтисом артистического дуэта? Как вообще нынче помнится та пора - середина 70-х годов?
- Семидесятые годы прошлого века были временем напряженной работы: мы, литовские актеры и режиссеры, трудились не покладая рук, изо дня в день - работали и работали, делали свое дело, несмотря на все тогдашние идеологические ограничения и цензурные препоны. Таков был весь склад художественной жизни той поры. Мы имели возможность творить и этим занимались. Не только театр и кино существовали в те времена в Литве и по мере сил искали путей обновления, но и живопись, и музыка - все было!
- Давайте вернемся к сюжету ленты Жалакявичюса и Грикявичюса, кульминацией которой стала сцена сжигания Повиласом своих картин. В романе Мопассана "Сильна как смерть" художник-портретист Оливье Бертен однажды "почувствовал в себе такую свободу, такую проницательность ума, что все его творчество показалось ему пошлым, и он начал постигать новый способ изображения жизни, более верный и более оригинальный". Можно ли утверждать, что нечто подобное испытывает и ваш Повилас в "Садуто-туто"?
- В жизни каждого художника, в какую бы эпоху он ни жил, каким бы видом искусства ни занимался, и если он как художник еще не умер, наступает особый период творческой неудовлетворенности, которая буквально обуревает этого человека с неистовой силой. Начать все сначала - по сути, невозможно, так как уже и сделано немало, и прожито немало. Однако художнику всегда хочется обновить палитру: создать что-то в ином ключе, испробовать свои силы в иной эстетике. Таково извечное и непреложное стремление всякого человека, посвятившего себя творческой деятельности.
- Что стало исполнительской доминантой той, придуманной Паулем Барцем "Встречи", на протяжении которой Банионис представал Иоганном Себастьяном Бахом, а вы - Георгом Фридрихом Генделем?
- Наверное, самым интересным и важным было то, что талант Баха и талант Генделя - равновелики, а жили они - два немца, два гения и к тому же ровесники - совершенно по-разному. Для Баха важнее всего была его музыка и только музыка, а для Генделя, помимо его музыки, большое значение имели такие вещи, как деньги, власть, королевское покровительство. Во "Встрече" показаны в чистом виде два типа художника: здесь они олицетворяют два противоположных полюса творческого бытия и сознания. В реальной же действительности каждый (или почти каждый) из людей, занимающихся искусством, совмещает в себе те или иные черты, присущие как бескорыстному идеалисту Баху, так и честолюбивому реалисту Генделю, который и уехал-то из Германии в Англию потому, как говорится в пьесе Барца, что дома, в Германии, "везде был (то есть звучал) Бах, Бах и один только Бах".
- Обратим взор на Англию, где полвека прожил гениальный немец Гендель, готовый стоять на коленях перед королем, - во имя искусства. Там же в 1942 году, под бомбежкой, выступал в роли шекспировского короля Лира и сыгранный вами главный герой пьесы английского писателя Рональда Харвуда "Костюмер" - пожилой актер - с титулом Сэр. Чем он вам дорог?
- Я любил спектакль "Костюмер", поставленный режиссером и актером Альгирдасом Латенасом. Любил прежде всего потому, что речь там идет о немолодом, многое пережившем драматическом артисте, у которого расшатаны нервы и который... больше не хочет играть.
А должен в 227-й раз выйти на сцену и сыграть короля Лира.
Играть дуэтом с Арунасом Сакалаускасом, артистом очень талантливым, было интересно.
Главной же, по-моему, в нашем с Арунасом Сакалаускасом дуэте была тема прекрасной и верной мужской дружбы.
- И этой темой, ее дуэтным воплощением сценический "Костюмер" был адекватен экранному "Садуто-туто". У вашего Сэра из "Костюмера" немало общего с героем ленты видного польского режиссера Кшиштофа Занусси "Прикосновение руки" - уединенно живущим выдающимся композитором, в роли которого знаменитый шведский артист Макс фон Сюдов отстаивает исключительное право художника не только на самосознание, но и на артистическое самобытие.
- Исключительность героев, подобных Сэру из "Костюмера" и сыгранному Максом фон Сюдовом в упомянутом польском фильме композитору, задана уже в сюжетах этих произведений. Влюбиться в творческого человека такого калибра, как данные персонажи, наверное, возможно для женщин в любом возрасте.
Любопытно, что в этом "самобытии" бесконечно талантливый, но высокомерный, неуживчивый, подчас жестокий человек даже на склоне лет пользуется огромной, поистине верноподданнической любовью всех его окружающих. В пожилого героя, сыгранного Максом фон Сюдовом, безоглядно влюбляется молодая героиня "Прикосновения руки" и становится счастливой матерью его ребенка...
- Раз уж мы задержались с "Костюмером" на английской художественной территории, не вспомнить ли нам вашего темпераментного и неуемного Генри Хиггинса из бессмертной комедии Бернарда Шоу "Пигмалион" в постановке режиссера Ирены Бучене? В чем, по-вашему, особенность классической коллизии Хиггинс - Элиза Дулитл, роль которой исполняла Виргиния Кяльмялите?
- Мне кажется, что Хиггинс вышел у меня несколько инфантильным. Сама же тема создания нового человека, по-моему, целиком придумана драматургом, верившим в возможность такого превращения - из нищей девочки, говорящей на "кокни", в великосветскую даму. На мой взгляд, менять человека подобным способом - и незачем, и ни к чему. Человека, таким, как он есть, либо любишь, либо нет.
- Есть ли у вас личное определение театра?
- Теоретического определения такого рода я не знаю, как не знаю, почему одни люди приходят в театр и почему другие люди выбирают эту профессию.
Театр - одно из самых архаических проявлений человека как живого существа. Могу только сказать о театре те же самые два слова, какими хотел Сэр из "Костюмера" назвать свою ненаписанную книгу: "Моя жизнь".
Татьяна БАЛТУШНИКОВА.
Минск - Вильнюс.
Советская Белоруссия №100 (24483). Пятница, 30 мая 2014 года.
